Алексей Пехов

Дождь

— Сара Тисдейл. Ваше любимое, если не ошибаюсь…

Будет ласковый дождь, будет запах земли,

Щебет юрких стрижей от зари до зари,

И ночные рулады лягушек в прудах.

И цветение слив в белопенных садах;

Огнегрудый комочек слетит на забор,

И малиновки трель выткет звонкий узор,

И никто, и никто не вспомянет войну:

Пережито-забыто, ворошить ни к чему.

И ни птица, ни ива слезы не прольет,

Если сгинет с Земли человеческий род.

И весна… и Весна встретит новый рассвет,

Не заметив, что нас уже нет.

(Сара Тисдейл «Сонет 40»)

По безмолвной мертвой пустоши медленно шел человек. Из-под его старых саперных довоенных ботинок, подошва которых была оббита тонкими металлическими пластинками,сизыми облачками поднималась пыль. Мелкая пустынная пыль, мельче чем лучшая мука, которую можно купить за деньги в Нью-Хоуп или Осколке, обволакивала обувь, оседала на ней ровным желтым слоем, как будто мстя человеку, за то, что он ее потревожил. Но путник не обращал внимания ни на пыль, ни на ослепительно белый пульсирующий шар полуденного солнца, висящий в бездонном, ярко-лазурном небе, на котором не было видно ни облачка, лишь далеко на западе, там, где располагался Тихий океан, небо наливалось темно-лиловом цветом. Тоненькая полоска грозовых туч на самой границе горизонта — скоро там начнется буря. Буря и дождь. Здесь, в пустошах, дождя не было лет, наверное, двадцать. Грозовой фронт еще не разу не доходил в Скорбные места, хотя до океана не более восьмидесяти миль, и ожидаемый людьми дождь мог сжалиться и освежить растрескавшуюся от жары землю. Но нет. Такого не случится. Благодатный ливень снова пройдет стороной, ведь Бог уже давно отвернул взгляд от этих мест и человечества, которое все-таки смогло сделать, то, что не смог сотворить вечный соперник Бога — Дьявол. Люди почти погубили себя и Землю, превратив некогда цветущий мир, мир, куда на заре времен пришли изгнанные из рая Адам и Ева, в мертвую пустыню смерти и вечной жестокости, где каждый готов перегрызть сопернику горло за оставшиеся со старых времен вещи, деньги или шлюху.

Добро пожаловать в ад! Ни один, даже самый сумасшедший бес, которому не сидится в чистилище, не сунется на нынешнюю Землю. Потому что ад беса по сравнению с адом, воцарившимся на Земле, покажется черту раем. Если бы черти существовали и по глупости своей сунулись куда-нибудь под Нью-Хоуп, то любой уважающий себя представитель рода человеческого содрал бы с него шкуру и рога в два счета. Просто так. На всякий случай, или для того чтобы загнать сомнительный трофей и купить на вырученные средства порцию Дрога или виски, это, смотря у кого какие потребности.

Человек смотрел только вперед, на темный горизонт, автоматически перебирая ногами по выжженной солнцем земле. Высокий худой и сутулый старик с нелепо длинными руками и ногами, с осунувшимся, пепельно-серым и одновременно каким-то прозрачно-восковым лицом. Дубленая всеми ветрами пустошей кожа казалось вот-вот лопнет на выпирающих скулах. Нос у старика оказался сломан в нескольких местах, седая, неровно обрезанная борода неопрятными клочьями торчала во все стороны. Из-под дырявой широкополой соломенной шляпы виднелись седые волосы, собранные в хвост. Сквозь всклоченную бороду проглядывала тонкая линия обкусанных, потрескавшихся от полуденного зноя и недостатка влаги губ. Под высоким морщинистым лбом старика лихорадочно блестели, как слюда, которую находят в горах, к северу отсюда, бледно-голубые, с красными прожилками полопавшихся сосудов, больные глаза. Грязный, поистершийся на коленях и локтях серо-голубой комбинезон и пустой вещмешок с одной оборванной лямкой, который болтался за спиной старика, не оставлял никаких сомнений, что это бродяга, один из многих перекати-поле пустошей. Такие ребята странствовали по всей Калифорнии. За спиной, рядом с вещмешком, у старика висело старое однозарядное охотничье ружье двадцатого столетия. Даже нищие бродяги не осмеливались путешествовать по Скорбным землям без оружия, пускай оно и было самым паршивым из всего, что можно найти в этом мире. На правой руке, нежно обвивая запястье, золотым блеском сиял тонкий браслет в виде змейки, кусающей собственный хвост. Змейки с изумрудными глазами. Просто удивительно, как какой-то бродяга смог сохранить такую реликвию, такой дорогой и красивый образчик старых времен, не пропив и не проиграв его.

Старик умирал. Нет, он не был ранен, и его не кусали скорпионы, которые во множестве водились в этой местности, он просто умирал, потому что пришло его время. Однажды,поняв, что миг, когда он покинет этот мир, уже близко, что это время не за горами, бродяга закинул себе на плечо свой видавший лучшие дни вещмешок и просто пошел…Пошел без всякой цели. Не важно, куда ты идешь, смерть все равно рано или поздно встретит тебя на перекрестке жизни. Старик, словно слон — древнее и вымершее животное, шел умирать подальше от людских глаз в пустошь. О подступающей смерти человека говорили и шаркающая шатающаяся походка, и больные поблекшие тускло-голубые глаза, безразлично разглядывающие грозовой, кажущийся таким далеким, горизонт. И тяжелое дыхание, со свистом вырывающееся из легких, как будто это были кузнечные меха, что качает уставший после целого рабочего дня кузнец. Но на сотни миль в округе не было никого кроме пустошных крыс, тоскливо выводящие писклявые трели среди желтой травы. Никто из людей не мог видеть умирающего старика. Просто в такую глушь редко кто отваживался забираться.

Ноги человека в саперных ботинках методично поднимали пыль с мертвой, спекшейся от солнечного жара, местами потрескавшейся от ужасающих ран прошлого земли, на которой еще кое-где росли чахлые полузасохшие деревца и серая трава, вцепившаяся мертвой хваткой в почву. Растения в безуспешной попытке пытались выжать из многострадальной земли хоть немного влаги. По правую руку от человека, яростно сверкая металлическим блеском на солнце и слепя его глаза, с запада на восток, протянулись железнодорожные рельсы еще того, довоенного мира. Железные рельсы кое-где оказались покрыты пылью, шпалы почти полностью занесены песком и местами рассохлись от нескончаемого бега времени, но это был кусочек, того, недостижимого, а поэтому щемяще-горького и прекрасного времени, когда дожди шли ежегодно, а мертвой земли, изъеденной язвами радиации и людским безумием атомной бомбы, еще не было и в помине. Рельсы, словно пара блестящих железных костей, которые вырвались из тела умирающей земли, насмешливо и молча наблюдали за идущим человеком.

Силы наконец оставили старика, он споткнулся и упал в пыль, больно ударившись правой рукой о твердую металлическую поверхность железнодорожного полотна. Ружье нелепой палкой осталось лежать в пыли рядом с ним. Старик обессилено повернулся на спину и стал наблюдать за грозовым, таким далеким горизонтом. Темно-лиловая, кое-гдеиссиня-черная полоса, разрослась по всей линии горизонта, набухла как переполненный бурдюк с водой и кажется, немного приблизилась.

Старик наблюдал за надвигающимися на него тучами. Гроза. Гроза и дождь. Как обидно, что дождь не приходит на эту сухую землю, тучи как будто заговоренные останавливаются на границе пустошей, и проливают драгоценную влагу в соленую гладь могучего океана.

Дождь. В груди старика защемило от необъяснимой тоски. Боль, которая казалось, навсегда спряталась у него глубоко под сердцем, боль, которая поднималась иногда наружу из глубины его Я, мучая лишь темными звездными ночами, когда у него не хватало денег чтобы напиться, снова вернулась, расцвела тускло-серым цветком и, достигнув своего апогея, разбудила в старике то, чего он так сильно страшился этими безмолвными ночами одиночества. Боль разбудила память. Сквозь сухие ветры времени, ветры, дующие над мертвыми пустошами, кое-где еще сияющими призрачным светом облученных развалин мертвых городов, немилосердно просыпалась память….

Дождь. Сколько лет он не видел этого чуда? Много очень много…

Маленький поселок к востоку от Сломанного Утеса. Он, десятилетний мальчишка вместе с такой же ватагой полуголодных немытых детей, играющих в «Крыс и охотников» на старом аэродроме между ржавых остовов военных самолетов, так и не успевших подняться в небо, когда началось последняя война, которая тяжеленным ядерным молотом отбросила человечество в выгребную яму безумия. Именно тогда, десятилетним мальчонкой он впервые увидел дождь. Быстрее…

Р.Брэдбери. «Марсианские хроники. Будет ласковый дождь.»

…. Дэйл! — крик Келли заставил вскочить его из старой, неведомо кем выкопанной ямы с оплывшими от времени краями и, топая босыми ногами по полуденной раскаленной земле, устремиться за бегущей впереди девчонкой. Келли неслась во всю быстроту своих дочерна загорелых, исцарапанных ног, ее грязный балахон заменявший ей повседневную одежду, развевался на горячем ветру. Боковым зрением Дэйл видел, как справа и слева от него мелькают огромные ржавые скелеты мертвых бомбардировщиков, грозно нависших над бегущими по пыльной тропинке детьми. Спина Келли все время мелькала впереди Дэйла. Девчонка была проворна, и ему приходилось прилагать множество усилий, чтобы не отстать от напарницы. Тропинка резко вильнула влево, уводя детей к далеким, уже давно осыпавшимся от времени останкам ангаров аэродрома. Келли проигнорировала поворот тропинки и ворвалась в высокую темно-желтую засохшую траву, разгоняя весело стрекотавших кузнечиков, которые испуганным водопадом устремились от пробегающих детей во все стороны. Легкие болели, голубые глаза заливал едкий пот, но Дейл не обращал на него никакого внимания, он все бежал и бежал за ведущей его к укрытию девочкой. Так уж случилось, что им сегодня предстояло быть Крысами, а Джеймсу с его компанией лоботрясов повезло стать Охотниками, и теперь эта ватага устроила на них с Келли настоящую охоту на кладбище мертвых самолетов.

Девочка резко остановилась и упала на землю, подмяв под себя сухую траву. Дэйл шлепнулся рядом, даже не посмотрел перед этим, нет ли рядом скорпиона, случайно заползшего в горькую полынь.

— Ч-щ-щ-щ, — прошипела Келли, прикладывая свой грязный палец к губам. Ее карие глаза настороженно сверкнули. — Они рядом.

Дэйл вслушался в трескотню несмолкающих ни на миг кузнечиков. В результате мутаций произошедших после Войны, кузнечики давно перестали напоминать тех довоенных насекомых, которых так привыкли видеть предки Келли и Дэйла. Ну, разве может обычный кузнечик выжить в сухой траве почти без капли влаги? Да, с утра на железных боках мертвых самолетов появлялись скудные капельки росы, но ее было так мало! Поэтому источником воды являлись колодцы, вокруг которых и основывались поселения в Скорбных пустошах.

Сквозь веселые трели и коленца кузнечиков стали слышны голоса преследователей. Дэйл инстинктивно вжался в землю, с Джеймсом и его дружками встречаться как-то не хотелось, особенно после того, как они с Келли, единственные из Крыс, ускользнули из ловушки расставленной Крысами. Джеймс, наверное, в лютой ярости и под кулак двенадцатилетнего хулигана лучше не попадаться.

— Ищите их, ребята. Они где-то здесь, — голос Джеймса, казалось, раздался над головами затаившихся детей. От испуга Келли чуть было не подпрыгнула.

— Слушай, Джеймс. Давай уйдем отсюда. Если взрослые нас тут заметят, то такого перца вставят, — это вякнул Мэтью.

Голос Мэта раздался из-за корпуса старого «Б — 59», находившегося справа от спрятавшихся детей.

— Заткнись Мэт! — рявкнул Джеймс. — И делай, что я тебе сказал!

Раздалось недовольное бурчание Мэта, но перечить Джеймсу в открытую он не решился. Откуда-то спереди послышалось мерзкое хихиканье толстого Сопли. Тот как всегда радовался, что Мэта прижали к ногтю.

— Сопля с ними! Этого только не хватало, — прошептала почти не разжимая губ Келли.

У Сопли с девчушкой были свои счеты, она однажды засунула толстяку за шиворот дохлую крысу. Естественно воняло от крысы за целую милю, и Сопля визжал от ужаса и отвращения, пытаясь вытащить ее из-под грязной майки. Теперь он жаждал крови и попадись Келли в его потные, вечно грязные руки, ей бы было худо.

— Ш-ш-ш, — теперь уже зашипел Дэйл. — Мы, кажется, влипли. Они скоро на нас просто наступят.

Келли отчаянно закрутила головой, в надежде найти укрытие, времени оставалось все меньше и меньше.

— Давай к тому ангару.

— Ты с ума сошла? — прошептал Дэйл округлив глаза. — Это же запретная территория!

Далеко-далеко, на самой кромке аэродрома находился бетонный не то ангар, не то бункер. Трава там достигала воистину гигантских размеров, впрочем, как и насекомые. В ангаре жила Смерть. По крайней мере, так говорили в деревне, хотя туда не ходили вот уже пол века. Кому охота умирать? Одним словом, Запретная территория. Около пятидесяти лет назад, на ангар набрели четверо из поселка, раньше никому до него не было дела. Кроме детей игравших здесь, на аэродром мало кто заходил из взрослых, да и дети никогда не забегали глубоко в сердце кладбища техники. Всегда существовал шанс нарваться на гигантского скорпиона или кого похуже. Те, кто сунулся в ангар, долго не прожили. Как потом говорили в поселке, их убила радиация.

— Не, — Дэйл отчаянно затряс головой, и Келли показалось, что она у него вот-вот свалится с плеч и весело покатится прямо в засохшую траву.

— Дурак! — зло прошипела Келли, сверкая на мальчика глазами.

— Сама дура! — не остался в долгу Дэйл. Вот только ответ его прозвучал намного громче, чем он хотел. Казалось, что слова оглушительными призраками пронеслись по кладбищу мертвых самолетов, эхом отдаваясь в ржавых дырявых корпусах погибших железных птиц.

— Вон они! — крикнул Мэт, выскакивая из-за старой прогнившей бочки и указывая на затаившихся детей пальцем. — Я их нашел!

Но Крысы уже не слушали, они испуганными зверьками выскочили из травы, и устремились в открывшуюся брешь преследователей. Казалось еще совсем чуть-чуть, и они вырвутся из окружения, но на их пути выросла туша Сопли, и ребятам пришлось отскочить к старенькому «Фантому», чтобы Джеймс и Мэт, подбежавшие сзади, не смогли ударить имв спину. Троица Охотников с наглыми улыбками на грязных физиономиях медленно приближалась. Дэйл вжался в борт «Фантома», но тут же с шипением отскочил, солнце нагрело металл до раскаленной сковородки, плечо обожгла боль.

— Ну что Крысеныши, попались? — произнес Джеймс растягивая слова. — Думали от нас так просто уйти? Вы проиграли.

— Ну ладно, — Дэйл как можно небрежнее пожал плечами. — На этот раз мы проиграли, в следующий раз нам больше повезет. Идем Келли.

— Не так быстро, — ухмыльнулся Сопля. — Ты можешь идти, а вот твоя подружка останется здесь для разговора, у меня к ней должок.

Дэйл молча отступил назад, к самолету, оставлять Келли одну было все равно, что расписаться в собственном бессилии, а он на такое никогда не пойдет.

— А-а-а, — заржал Мэт, выглядывая из-за спины Джеймса и морща прыщавый нос в радостном возбуждении. — Дэйл решил поиграть в благородных рыцарей!

— Ну что, лысая, поговорим? — спросил подошедший к беглецам Сопля, и протянул к Келли толстую руку.

— Я не лысая, — зло оскалилась Келли. Она действительно не была лысой, по крайней мере, сейчас. Ее волосы, цвета засохшей от солнца травы, уже немного отросли, и теперь голова Келли казалась, похожа на ежика-мутанта.

— Конечно, нет, — улыбка подошедшего к девочке толстяка была какой-то сальной. — Но скоро будешь.

Дэйл, было, рванулся к Келли на помощь, но она и сама не растерялась, и ловко пнула Соплю между ног.

— Ой! — тоненько пискнул он, схватившись обеими руками за то место, куда бить уж никак не полагается. Лицо Сопли стало бордовым, глаза закатились, он все также не отнимая рук, шлепнулся на колени, а затем растянулся на пыльной земле тихонько завывая тоненьким писклявым голосом.

Джеймс от удивления замер на месте и Дэйл решил воспользоваться его секундным замешательством, рванул с поднятыми кулаками на опешившего противника. Как назло на пути Дэйла застыл перепуганный Мэт. Лицо Мэта промелькнуло белым пятном перед глазами Дэйла, он отмахнулся от него кулаком, и Мэт заорал больше от испуга, чем от боли: кулак Дэйла всего лишь скользнул Мэту по уху.

Перед лицом Дэйла мелькнул кулак Джеймса, а затем в носу тысячью иголок взорвалась боль. В глазах потемнело, Дэйл обеими руками схватился за сломанный нос, между пальцев теплым ручейком потекла кровь. Тяжелые капли на миг зависали на подбородке, а затем падали на одежду, расплываясь грязными темными пятнами. На глаза Дэйла навернулись слезы, он почти перестал различать окружающих, лишь какие-то смутные тени, пробивались в его скрученные от боли рецепторы.

— Ну что?! Получил?! Получил сосунок? — голос Джеймса раздался прямо над ним. — Ты с кем связался Крыса?! Ты на кого с кулаками полез?!

Дэйла кто-то больно пнул ногой по спине. Не переставая вопил, где-то на самой границе оглушенного болью мозга, Сопля. С начала драки прошло всего несколько секунд. Чья-то безжалостная рука схватила Дэйла за волосы и потянула вверх. Дэйл раскрыл глаза, мир снова обретал краски, он видел перекошенное, злое лицо Джеймса тянувшего его за волосы, видел как сидит, схватившись за ухо Мэт, видел как стонет, валяясь на земле Сопля, видел как к нему бежит Келли, что-то крича и размахивая палкой, зажатой в руке….

С безоблачного неба на лоб Дэйла упала тяжелая капля воды, следующая угодила Джеймсу по облупленному солнцем носу, взорвалась тысячью мелких сияющих камешков-брызг. За первыми каплями упали другие. Джеймс от удивления разжал руку, и боль в волосах Дэйла отступила. Капли сотнями падали с бездонного голубого неба, на котором небыло ни облачка, барабаня по лицам детей живительной влагой, питая высохшую землю, даря жизнь и восторг.

— Дэйл, что это? — изумленно пробормотал Джеймс, совершенно забыв о драке.

Тяжелые дождевые капли долбили ему по плечам, по голове, намочив волосы, стекали на лицо.

— Дождь, это кажется, называется дождь, — произнесла Келли, подходя к ребятам.

Она уже отбросила палку в сторону и с удивлением взирала на падающее с небес чудо. Впервые за десять лет короткой жизни она видела дождь.

— Это просто волшебство! — закричал Дэйл и засмеялся, не обращая внимания на текущую из носа кровь, он подставил загорелое лицо под дождевые капли.

Засмеялась Келли, засмеялся Джеймс, засмеялся подошедший к ним Мэт, даже Сопля перевернулся на спину и, ловя открытым ртом дождевые капли весело хохотал. Дождь. Обыкновенная вода с неба, маленькое чудо в вечно засушливых пустошах, где поселки возникали возле колодцев, смыла враждебность, разбила войну и распри детей на тысячу мелких осколков, которые уже никогда нельзя будет собрать вместе. Пятеро чумазых детей весело радовались маленькому чуду посреди мертвого мира радиоактивной пыли.Дождь навсегда помирил их. Наверное, это был самый прекрасный день…
***

… померк. Темные тучи надвинулись, заслонив собой жаркое светило. Поднявшийся яростный и свежий морской ветер, бросал гроздья песка в глаза старику, и тому пришлось прикрыть их рукой. Ветер трепал седые волосы, завывал в ушах. Тучи, словно стадо взбесившихся овец надвигались на человека угрюмой стеной. Непрекращающиеся алмазные гирлянды молний, сливающиеся в зарницы, то и дело сверкали по всему горизонту, освещая потемневшую, а от того еще более мрачную пустошь. Ветер, словно сошедший с ума пастух, гнал беременные дождем тучи на мертвые пустоши и города, так давно не чувствовавшие на своем теле дождевых капель. Дождь еще не начался, но скоро, очень скоро, за грохотаньем грома и сверканьем молний, тугие струи дождя устремятся к замершей в нетерпеливом ожидании земле. Сверкнуло и ветер донес до старика отдаленное,пока еще тихое рокотание грома, как будто суровый морской прибой шумел в отдалении, пытаясь уничтожить своим нескончаемым упорством прибрежные скалы в вечной и бессмысленной борьбе тысячелетий, которая продолжится даже тогда, когда исчезнет с Земли последний человек. Земля просто не заметит его исчезновения, а если и заметит, то, наверное, вздохнет с облегчением, как будто старик, который наконец-то избавился от страшной и неизлечимой болезни.

Ветер стихал, он уже не завывал яростно, не пытался засорить глаза лежащему и смотрящему на приближающиеся валы туч умирающему, ветер был точно таким, как тогда. В далекие годы, когда весь мир искрился надеждой, когда жизнь в деревне, наконец, наладилась, исчез голод, появились деньги и, казалось, что ничто, и никто на этом свете не способен изменить его счастья. Ему исполнилось тридцать, и жена с еще не родившимся ребенком ждали его возвращения. Ветер ворвался в его голову, поднял со дна памяти то страшное, что он скрывал ото всех, даже от себя. Ветер…
***

…гулял в каньоне меж низких красных скал, что безмолвными обветренными карликами глядели в черное свинцовое небо. Мертвая территория пустошей, расстилающаяся на сотни квадратных миль и переходящая в радиоактивную пустыню, где не могло выжить ни одно существо, где земля ночами переливалась призрачным неоновым светом, а в мертвых радиоактивных развалинах городов бродили призраки погибших в гекатомбе катастрофы людей. Вот по таким пустошам и двигалась сейчас пара медленно идущих и мычащих волов, тащивших тяжело нагруженный фургон. Старый фургон общины деревеньки, с истлевшим брезентом на крыше и растрескавшимися досками бортов, тоскливо скрипел рассохшимися колесами, подскакивая на отдельных булыжниках валявшихся тут и там на едва различимой грунтовой дороге. На козлах фургона, постоянно оглядываясь на низко висящие тучи, сидели два человека. Один, худощавый, с непокрытой головой и растрепанными черными волосами. На локтевом изгибе погонщик держал старое армейское ружье двенадцатого калибра. Голубые глаза безразлично смотрели на расстилающуюся красноватую дорогу, покрытую мелкими камнями и песком.

Второй, большой и толстый, с обвисшими щеками и маленькими карими глазками, держал в руках вожжи. Оба одеты в добротную, крепкую пускай ничем и не примечательную одежду. Такую можно встретить у всех погонщиков караванов. Единственная примечательная черта — обувь худощавого. Человек был обут в новенькие саперные ботинки, найденные в одном из заброшенных после нападения Охотников поселков.

— Кажется, будет дождь, а Сопля? — спросил худощавый.

— Ага. Сколько лет прошло Дэйл, когда мы в первый раз увидели дождь? Пятнадцать?

— Двадцать, — негромко произнес Дэйл. — Мне как раз исполнилось десять лет.

— Помню-помню, мне тогда твоя разлюбезная женушка еще хорошо вдарила коленкой, — беззлобно произнес толстяк, и чмокнул губами, подгоняя волов.

— Ха-аро-ошая у тебя все-таки память, — протянул Дэйл и криво усмехнулся. Он тоже помнил тот день, когда Келли заехала Сопле по крайне болезненному месту. — Но согласись, заслуженно?

— Ага! — Сопля кивнул. — Мы тогда дураками были….Да и сейчас не лучше. Слышал, что Мэт сотворил?

— Нет. Я тогда караван в Город перегонял, — протянул Дэйл, все так же, не отрывая взора от дороги.

В последнее время на караваны часто нападали и хотя вряд ли кого заинтересует пустая повозка, лучше не зевать, иначе навечно останешься лежать в придорожной канаве.

— Ну, так после своей свадьбы, дружище Мэт, который абсолютно не знает меры в спиртном, захотел отлить и самым удобным местом для этого он посчитал башмак бедняги-Джеймса. Видел бы ты лицо Джеймса, когда он сунул ногу в обувку!

Дэйл откинул голову назад и весело захохотал. Ни за какие деньги он не согласился бы поменяться с Мэтом местами.

— И что? И что? — задыхаясь от хохота, спросил Дэйл у Сопли, хватаясь за бока.

— А то, что он два дня от Джеймса на чердаке скрывался и, в конце концов, ему попало от его любезной женушки, за неисполнение мужских обязанностей на брачном ложе! — Сопля сам смеялся как угорелый, представляя разъяренную жену Мэта.

Очередной порыв ветра, взметнул волосы на голове Джеймса и он даже пригнулся от неожиданности.

— А ветерок-то крепчает, как бы в бурю не попасть, — Дэйл оглянулся на догоняющие их низкие тучи.

— Старики говорили, что давным-давно, еще до войны, в этих местах про бури вообще ничего не слыхали, и земля была всегда зеленой, а дожди шли круглый год.

— Брехня, — протянул Дэйл, встревожено крутя головой. — Стариковские сказки. Кто это видел?

— Да мы с тобой и видели! — горячо заспорил Сопля. — Тот дождь никто из нас не забудет.

— Дождь, — Дэйл сморщился, как будто проглотил мерзкое насекомое. — Я уже начинаю сомневаться, видели ли мы этот дождь, или нам просто пригрезилось. Не знаю, как выживает эта трава и звери в пустошах… Неужели тоже роют колодцы?

— А дьявол их разберет, — Сопля отстегнул флягу с водой от пояса и, сделав большой глоток, освежил пересохшее горло. — Надо сниматься с места и всей деревней передвигаться на север. Говорят, там местность не так пострадала от войны.

— Переезжать?! Деревней?! — Дэйл презрительно фыркнул, показывая, как он относится к этой наиглупейшей, по его мнению, затеи. — Скажи это нашим старейшинам. Они только спят и видят, как бы им переехать! Разве расшевелишь это болото?

— Зона, — резко выдохнул Сопля.

Оба погонщика проглотили по розовой капсуле антирадиационного препарата, и натянули самодельные респираторы. Откуда-то из-за спины Сопля вытащил длинный и гибкийкнут, щелкнул им в воздухе, а затем и по спинам волов. — Быстрее! Коровьи дети!

Волы замычали и ускорили ход. Все та же унылая красная земля, все те же молчаливые скалы, все тот же ветер, яростными порывами гнавший низкие тучи. Вот только трава здесь гораздо выше, чем везде, да далеко-далеко на востоке, когда светит солнце (сейчас его, разумеется, нет), земля сверкает ослепительными бликами, потому что песок там сплавился в одно большое и неразрушимое зеркало, сияющее по ночам и отражающее звезды. По счастью, опасная зона тянулась всего лишь на пару сотен метров. Эдакий символический язык, что смерть выложила на дорогу, пытаясь захватить зазевавшегося путника, даже не подозревающего о затаившейся опасности. Мертвая земля осталась за спиной, и счетчик Гейгера валяющийся где-то в фургоне перестал безумно щелкать.

— Фу… — Сопля исходил потом. — Каждый раз, когда здесь проезжаю, оторопь берет.

— Не тебя одного, — вяло произнес Дэйл, отстегивая респиратор и бросая его за спину. — Теперь можем смело никуда не ездить в течение полугода. Свою норму лучей мы сегодня получили.

— Нет, положительно, надо сваливать из этих мест и если проклятых старых хрычей не колышет ни отсутствие воды, ни нормальной здоровой почвы, то может, хоть люди из города заставят их пошевелиться.

— Какие люди, какого города? — удивленно вскинулся Дэйл и посмотрел на следящего за дорогой Соплю.

— Чаще надо дома бывать, а не гонять караваны почем зря. Что бы ты делал, если бы я за тобой не приехал? — Сопля задал риторический вопрос и Дэйл даже не потрудился на него ответить.

— Приезжали тут, — неохотно начал рассказ Сопля. — Ты тогда перегонял караван в Город, а я как раз уезжал из деревушки. Пришло человек двадцать головорезов, все откормленные. Все при оружии. И не то, что у нас дробовики. Автоматы, и еще непонятно какие хрени. Сразу видать, городские. Одеты, хоть щас на свадьбу, мать их так.

Сопля забормотал себе под нос, что он думает о разряженных хлыщах и куда он советует им пойти на досуге.

— А дальше?

— Дальше? А дальше они сказали, что прибыли из одного города на севере. Ближний свет как будто! До ближайшего города в четыреста миль на северо-запад! И что с этого месяца деревня должна платить…

— За что?

— За охрану, — Сопля сказал, как плюнул. — Какую на хрен охрану?! От кого?! Здесь же никого не было, нет и не будет! Старики отказались.

— А они? — у Дэйла в груди поселилась необъяснимая тревога.

— А они рассмеялись и сказали, чтоб мы подумали и ушли.

— Давно это было? — Дэйл заволновался и сам не понимал почему.

— Да с месяца два, наверное. Я как раз за тобой собирался.

— Ладно. Мне на них плевать. Как приеду, беру Келли и сваливаю из этой дыры, — Дэйл перегнулся с козел, и сплюнул на красную пыльную землю. Яростный порыв ветра, сдул его плевок, и тот попал прямо под колеса фургона.

— Может ты и прав. — Вздохнул Сопля. — Вот только нас там не больно то и ждут…

— А нас нигде не ждут. Только вот сидеть просто так, на мертвой земле это не по мне. Хватит! Итак, тридцать лет просидел в этой дыре.

Небо на короткий миг вспыхнуло и извилистая, нестерпимо сияющая нитка молнии ударила в соседнюю скалу. А затем, как бы настигая свою товарку, за спинами людей загрохотал гром.

— Ого! — Сопля даже привстал от неожиданности. — Ты видел?!! Ба-Бах!

— Скоро такое начнется… лишь бы ноги унести…

— Унесем. — Сопля щелкнул вожжами, погоняя медленно бредущих животных. — Вон, справа аэродром показался, до деревни недалеко.

Действительно, поле желтой травы врезалось в тот самый аэродром, ставший кладбищем для военных самолетов. За прошедшие двадцать лет, останки некогда гордых машин превратились в обычные груды металла, лишь в некоторых можно было узнать резкие профили боевых самолетов. Скалы слева нырнули куда-то за спину и перед ними распростерлась равнинная пустошь, что тянулась от сюда через весь штат, вплоть до Тихого океана. Всегда жаркая, всегда мертвая. Только теперь она выглядела еще мертвее и мрачнее из-за приближающейся бури. Сухой пустынный ветер завывал в ржавых грудах железа, срываясь на визг взбесившейся флейты. Ветер гнал готовую вот-вот разразиться бурю на деревню и Сопля уже без остановки щелкал кнутом.

— Смотри! — Дэйл вдруг резко вытянул руку в сторону низкого и пологого холма, за которым и находилась деревня. — Дым.

— Действительно…— Сопля сощурился. — Неужели кто-то дом поджег с перепоя?

Дэйл не ответил, а только прикрикнул на волов. Над холмом поднимался густой темный дым. Может это жители деревни жгут какой-нибудь мусор? Либо случился пожар и горит один из многочисленных деревянно-пластиковых домов, материалы на которые собирали жители деревни по всей округе.

— Ничего, ничего. — Дэйл успокаивал сам себя, хотя нехорошее предчувствие забралось ему куда-то под рубашку. — Сейчас пойдет дождик, и потушит огонь.

— А то! — Сопля хохотнул, но как-то тихо, волнение Дэйла передалось и ему. Холм был уже перед ними и до деревни оставался лишь один поворот. — Думаю, что дождь скрасит все неприятности от пожара. То-то обрадуются детишки.

— Я тоже так думаю. Очень хочу так думать, — прошептал Дэйл, крепко сжимая в руке ружье побелевшими пальцами…

Деревенька встретила их тишиной. Ни криков людей, пытающихся потушить шесть полыхающих домиков, ни лая собак. Один лишь бродяга-ветер завывал на обезлюдевшей улице. Дома уже догорали, но никто, ни один человек даже не сделал попытки потушить огонь. И главное, дома горели в разных концах деревни, как будто какой-то ошалевший безумец носился по деревни с факелом, втыкая его в деревянные стены.

— Где все? Что случилось? — Сопля от удивления натянул вожжи, и волы послушно остановились, все также безучастно пережевывая жвачку состоявшую из трав пустоши и наблюдая бархатными глазами за колеблющимися языками пламени на догоравших остовах домов.

— Что случилось, не знаю, но что-то серьезное это точно, — Дэйл нахмурился и снял ружье с предохранителя. — Пошли. Будь настороже.

Сопля понимающе кивнул и вытянул из-за пояса пистолет.

— Хорошо Дэйл. Давай найдем наших.

Две фигуры крадучись пошли по улочке, вслушиваясь в звуки ветра раздувающего пламя пожара…

Они нашли их прямо в центре деревни, на площади, где находилась старая и покосившаяся от времени, еще довоенная церковь, что уткнулась острой вершиной в угрюмое предгрозовое небо. Восемьдесят душ. Восемьдесят человек, которых Дэйл и Сопля знали с детства. Восемьдесят членов маленькой общины, затерявшейся где-то между мертвых пустошей Калифорнии.

Мертвые лежали по всей площади, в самых разнообразных позах. На восковых лицах застыли страх, гнев, боль, ужас. Весь калейдоскоп чувств, кроме радости. Среди мертвыхжителей деревушки попадались тела неизвестных людей. Деревня пыталась обороняться и несколько врагов, так и остались лежать на площади. Сытые, откормленные головорезы в хорошей одежде. Но трупов чужаков было до ужаса, до боли мало по сравнению с телами жителей деревни. Тела, тела, тела. Мужчины, женщины, старики, дети. Дэйл зажмурился. Это побоище теперь будет сниться ему всю оставшуюся жизнь. Сопля схватился за живот, его вывернуло наизнанку.

— Келли? — выкрикнул Дэйл, ища и боясь найти среди тел знакомую фигурку с яркими соломенными волосами.

— Дэйл, не кричи. — Сопля вытирал тыльной стороной ладони свой рот и произнес то, во что сам уже не верил. — Может, она спаслась.

— Келли?! Где ты?!! — Дэйл шатающейся походкой ходил между трупов, ружье волочилось по песку. — Келли! Я вернулся, Келли!

Но кроме ветра никто не отвечал Дэйлу. Вот старый Джонсон, хозяин местной пекарни уставился погасшими глазами в клубящееся небесное море туч. Вот Джеймс, пули разорвали ему грудь. Рядом вся его семья. Лица, лица друзей, знакомых с детства, мертвые лица тех, с кем он прожил тридцать лет.

Она лежала возле входа в церковь. Маленькое красное пятнышко засохшей крови под левой ключицей. Ее всегда сияющие под жарким солнцем и такие поблекшие сейчас соломенные волосы трепетал ветер.

— Нет, — прошептал Дэйл медленно, как во сне, опускаясь перед ней на колени. — Нет.

Сопля молча стоял за его спиной. Дэйл молча качал головой, боясь поверить в то, что предстало перед его глазами. Дэйл боялся сойти с ума. Он сидел вот так уже минуты две, и потом его прорвало. Ярость и боль вырвались из него оглушительным криком, потоком ненависти, что готова была раздавить любого, вставшего у него на пути.