Только арсии были спокойны и бесстрастны. Для них, потомственных воинов, война была просто работой, пусть опасной, но - работой. Ничего другого они делать не умели и будут сражаться, как разъяренные быки.
Иосиф подумал, что не следует бросать их в сечу: в случае чего, они прикроют бегство царя. Подумал - и ужаснулся. Неужели это предчувствие поражения?
А пешие руссы медленно приближались, вытягиваясь клином. На острие клина шли богатырского роста воины в железных панцирях и шлемах, глубоко надвинутых на брови: живот, бедра и даже голени воинов были обтянуты мелкой кольчужной сеткой, непроницаемой для стрел. Руки в железных рукавицах сжимали устрашающе большие секиры. Вправо и влево от дружины богатырей-секироносцев - сплошные линии длинных красных щитов, прикрывавших пеших руссов почти целиком. Над щитами поблескивали острия копий.
На крыльях русского войска неторопливо двигалась конница: справа - светлая, переливающаяся железом дружинных доспехов; слева, ближе к Волге, - черная, зловещая. Царь Иосиф догадался, что это печенеги. Там слабое место всего строя. С печенегами хазары умели воевать и знали, что они быстры, но нестойки в рукопашном бою. Но пока рано думать о печенегах. Главное - пешая рать руссов. Если сокрушить пешую рать, печенеги сами разлетятся, как брызги от брошенного в лужу камня…
Царь Иосиф поднял вверх обе руки.
Арсии вскинули копья и разом испустили грозный боевой клич, от которого качнулся золотой круг над головой царя. Заревели медные трубы, возвещая о начале битвы.
Завизжали, завыли кара-хазары, подобно гончим псам рванулись на русский строй, натянули луки. Непрерывным весенним ливнем полились оперенные железом стрелы.
Руссы продолжали идти мерным тяжелым шагом, от которого вздрагивала земля. В строю не было заметно павших, только щиты обрастали щетиной вонзившихся стрел. "Утро псового лая" минуло бесполезно.
Снова затрубили хазарские медные трубы. Повинуясь их зову, мимо расступившихся конных лучников промчались белые хазары, все сокрушающий "день помощи". Звеня доспехами, тяжелая конница докатилась до красных русских щитов и остановилась, словно натолкнувшись на крепостную стену. Задние всадники напирали на передних, а те пятились от колючей изгороди копий.
Все смешалось. Белые хазары кружились на месте, не в силах прорвать строй руссов и уже не в состоянии вырваться из схватки. Медленно поднимались и опускались огромные секиры руссов. Хазарские шлемы раскалывались, не выдерживая сокрушительных ударов. Кучки всадников вырывались из сечи, скакали, нахлестывая коней, подальше от страшного русского клина. "День помощи" рассыпался на глазах. Царь Иосиф с ужасом понял, что первых двух линий у него уже нет, что рассеянную конницу больше не собрать и не бросить вперед, ей едва под силу сдерживать печенегов и конных дружинников князя Святослава, если они попытаются окружить царское войско.
Иосиф думал только о том, как бы продержаться до темноты и укрыть остатки войска за городскими стенами. Пехотинцы "вечера потрясений" должны остановить руссов, остановить во что бы то ни стало!
Вадим Каргалов - Черные стрелы вятича
Но клин русского войска вонзился в толпу хазарских пехотинцев неожиданно легко, как топор в вязкую глину. Началась сеча грудь в грудь, в которой побеждает тот, кто сильнее духом. В тесноте воины отбрасывали бесполезные копья и сражались мечами, топорами, кинжалами. Перешагивая через чужих и своих павших, поскальзываясь на мокрой от крови траве, выкрикивая хриплыми голосами боевые призывы, руссы напирали, и царь Иосиф почувствовал, что "вечер потрясений" долго не выстоит.
Тогда Иосиф решился на последнее, отчаянное средство - послал гонца за Каганом, чтобы равный богам лично воодушевил воинов и устрашил врагов.
Каган выехал из ворот Итиля на белом коне. Чаушиар и кендер-каган держали над ним большой шелковый зонт, чтобы ни один луч солнца не упал на божественное лицо. Многокрасочная, как весенний луг, следовала за своим повелителем свита. Шествие замыкали двадцать пять жен Кагана, каждая на отдельном, богато украшенном верблюде.
В свите Кагана было так много нарядных всадников, драгоценности вельмож и оружие телохранителей так ослепительно блестели на солнце, что князю Святославу показалось: на помощь хазарам спешит из города новая отборная рать.
Святослав поманил пальцем Алка и приказал:
- Скачи к печенежскому князю Идару! Пусть воины Идара преградят дорогу тем хазарам и прогонят их обратно в город!
Алк, гордый ответственным поручением, помчался к реке, где в зарослях была спрятана засадная печенежская рать. Ей не велено было выходить без особого приказа.
Князь Идар был нисколько не огорчен этим. Он спокойно возлежал на ковре в окружении своих старейшин. Рабы разливали из бурдюка кобылье молоко и с поклонами подносили деревянные чашки. Идар прихлебывал холодное молоко лениво и безмятежно, как будто рядом кипела не жестокая битва, а мирно паслись стада. О чем ему тревожиться? Добычу приносит не битва, а преследование разбитого врага. В преследовании свежие кони и не утомившиеся в сече воины князя Идара будут первыми…
Когда Алк, нетерпеливый, запыхавшийся, еще не опомнившийся от бешеной скачки, спрыгнул с коня у края ковра, Идар встретил его без особой радости. Заставил выпить чашку молока и только потом выслушал приказ князя Святослава. Лениво поднялся, подбежавшие рабы помогли своему князю усесться в седло.
- Храбрые воины! Бой ждет вас! - повелительно прокричал Идар.
Затрещали ветки. Печенежские всадники высыпали из зарослей и с воинственными криками устремились следом за князем Идаром и русским дружинником Алком.
Огибая сражавшихся, Алк направлял коня к равнине между хазарским войском и городом, по которой медленно шествовал Каган.
Бег печенежской конницы казался неудержимым, вот-вот она захлестнет свиту Кагана. Но случилось неожиданное…
Каган остановился. Остановилась и его свита, спокойно разглядывая приближавшихся печенегов, как будто Каган был щитом, прикрывшим от опасности всех сопровождавших его людей.
- Каган! Это Каган! - вдруг испуганно завопил князь Идар.
Он натянул уздечку, и послушный конь встал как вкопанный. Идар скатился с седла и упал ничком в траву. На глазах изумленного Алка печенежские всадники, мгновение назад свирепые и неудержимые, последовали примеру своего князя. Они бросали оружие и ложились, уткнувшись лбами в землю. Слепая вера в божественную силу Кагана, о которой они столько слышали, лишила печенегов воли. Преклонение перед Каганом оказалось сильнее страха смерти, и печенеги безропотно ложились под копыта хазарских коней.
Так вот на что надеялся царь Иосиф, призывая Кагана на поле битвы!
А Каган продолжал свое неторопливое шествие, он был уже совсем недалеко от Алка. Из всего конного отряда, скакавшего наперерез Кагану, Алк один остался в седле, в окружении печенежских коней, которые беспокойно ржали, переступали с ноги на ногу возле своих распростертых на земле хозяев.
Ободренные хазарские воины радостно кричали:
- Каган! Каган! С нами божественный Каган!
Сразу что-то изменилось на поле битвы. Пешие хазарские воины яростнее взмахивали мечами и топорами, теснее смыкали ряды. Конница белых хазар собиралась вместе, готовясь к новой атаке.
"Что делать? - лихорадочно думал Алк. - Как задержать помощь из города? Князь Святослав понадеялся на меня, а я обманываю его доверие!"
Юноша будто наяву представил, как ободренные хазары бросаются на его товарищей, как пятятся под напором воины в родных остроконечных шлемах, как князь Святослав спрашивает воевод, почему отрок Алк не привел печенегов… Представил и даже застонал от горя и бессилия…
Вадим Каргалов - Черные стрелы вятича
Алк не испытывал, подобно печенегам, суеверного страха перед Каганом. Для вятичей боги были понятными и доступными, как люди. Богов можно было просить о помощи, принося им жертвы. Но деревянных идолов можно было и наказать, отхлестав прутьями или выкинув из избы на мороз, если они плохо помогали людям!
И Алк сделал то, на что никогда не осмелился бы ни один человек в здешних степях: в руках у него оказался лук, на тетиву привычно легла черная боевая стрела и, зазвенев, полетела прямо в лицо Кагана.
Взмахнув длинными рукавами, Каган вывалился из седла. Чаушиар и кендер-каган склонились над своим поверженным живым богом. Каган лежал на спине, черная стрела вонзилась между бровей, и капельки крови скатывались по переносице в остекленевшие глаза.
Божественный Каган был мертв!
Приближенные, в отчаянии раздирая ногтями щеки, завыли:
- Горе! Горе! Каган ушел от нас! Закатилось солнце Хазарии!
Рассыпались и обратились в беспорядочное бегство телохранители и слуги.
Высоко вскидывая голенастые ноги, затрусили к городским воротам верблюды с женами Кагана.
Горестная весть дошла до хазарского воинства. Воины пешей рати дрогнули, опустили оружие, покорно склонили головы под мечи и топоры набегавших руссов. Каган убит, божественная сила отступилась от Хазарии, стоило ли продлевать агонию бесполезным сопротивлением?
Войска больше не было - была толпа растерявшихся, упавших духом людей, которых теснили и избивали руссы.
Летучие отряды печенегов окружили поле битвы. Но хазары не помышляли о бегстве. Что значила их смерть по сравнению со смертью Кагана?!
Только царь Иосиф с конными арсиями ринулся на прорыв и, потеряв множество воинов, ускакал-таки в степь. Печенеги долго преследовали их, осыпая стрелами. Тела арсиев усеяли дорогу бегства, но сам Иосиф с остатками своей гвардии скрылся. Ночь, покровительница беглецов, спасла его от смерти.
Русское войско осталось ночевать на поле битвы. Запылали огромные костры, в которые воины Святослава подбрасывали колья, будто специально для этого принесенные на поле хазарскими пехотинцами; потом в костры полетели и древки хазарских копий.
Звенели, разбрызгивая рубиновое аланское вино, серебряные кубки. Бурдюки с вином тоже принесли на поле сами хазары, чтобы взбодриться перед битвой, но вино стало добычей победителей.
Гремели над полем победные песни, и даже раненые подтягивали слабыми, прерывистыми голосами. Сладок пир на костях поверженного врага! Нет лучше тризны павшим товарищам! [Тризна - поминальный пир.]
Слава храбрым, отличившимся в бою!
Слава князю-воителю Святославу!..
Немало дружинников и русских пешцев из судовой рати получило в ту ночь почетные серебряные гривны из рук князя. Святослав был весел и щедр, смех его разносился далеко вокруг, и воины тоже смеялись и пели, и поднимали чаши, и дарили друг другу взятое в бою оружие, хазарских коней, дорогие одежды.
Слава! Слава! Слава!
Алк тоже принял из рук князя почетную серебряную гривну, а вместе с ней - новое поручение. Князь Святослав сказал своему удачливому ближнему дружиннику:
- Царь Иосиф убежал и скрылся, как волк в ночи. Догони и возьми его. С тобой поедут дружинники на самых резвых конях и печенеги князя Идара. Сотник Вест будет слушаться тебя…
- Десятник… - робко поправил князя Алк.
- Сотник Вест! - повторил Святослав. - Был десятником, а после сегодняшнего боя - сотник. Как ты - был княжим отроком, а отныне можешь величаться княжим мужем! Дождись рассвета - и в добрый путь!
ГЛАВА 12. ПОГОНЯ
В степи вокруг Итиля было очень много следов.
Здесь прошли, собираясь под золотым кругом Кагана, воины из хазарских кочевий. Потом здесь же прокатилась лавина печенежских всадников, союзников князя Святослава, оставив за собой широкие полосы вытоптанной копытами травы.
Однако следы царя Иосифа и его спутников преследователи нашли без труда. Степняки не подковывают своих коней, а породистые аргамаки царской свиты несли на всех четырех копытах железные подковы; глубокие вмятины от шипов отмечали их путь. [Аргамак - старинное название породистых верховых лошадей, которых разводили в Средней Азии и на Кавказе.]
Потом начали попадаться и другие следы поспешного бегства: брошенное в траву дорогое оружие, издохшие кони под нарядными седлами, распростертые на земле раненые и убитые арсии в золоченых кольчугах.
Печенеги князя Идара, присоединившиеся к погоне, коршунами бросались на них, добивали раненых, сдирали с убитых доспехи, рубахи из цветного шелка, сафьяновые сапожки с острыми каблуками.
Русские дружинники смотрели на этот разбой насмешливо и презрительно. Не к лицу витязю обирать павших, даже врагов, его дело сражаться в честном бою!
А над степью висело безмятежное, прозрачно-голубое небо, еще не замутненное летним пыльным маревом. Ветер пробегал по траве, и степь колыхалась, будто море, бесконечно длинными волнами. В такую весеннюю благодать хотелось наслаждаться созерцанием красоты природы, а не нестись сломя голову за чужими всадниками, которых никто из преследователей не знал и не имел причины лично ненавидеть, но которых непременно нужно догнать и убить. Такова уж судьба воина…
Алк глубоко вздохнул.
Ехавший рядом князь Идар, неправильно истолковавший вздох юноши, только что отмеченного великим подвигом и княжеской милостью, поспешил успокоить его:
- Не горюй, догоним царя. Царь и слуги его на аргамаках, быстрых, но не таких выносливых, как наши кони…
- Не о том я… - тихо сказал Алк. - Глянь вокруг, красота-то какая…
Князь Идар недоуменно оглянулся.
Степь как степь. Травы много. Высокая трава, сочная. От такой травы скот округляется, жирком заплывает. Хорошо! Воды еще много, в каждой лощинке стоит вода, колодцев искать не надо. Тоже хорошо! Солнце не палит зноем, лишь теплом ласкает. Под весенним солнцем ехать по степи хорошо! Но красота-то при чем? Да и зачем воину красота? Что он, женщина?
Совсем непонятно было князю Идару, чем восхищается молодой русский храбрец, осмелившийся поднять руку на самого Кагана и поразивший его стрелой, как дичь. Не зная, что ответить своему спутнику, но не желая и обижать его молчанием, князь Идар кряхтел неопределенно:
- Красота… Да, красота… - И тут же переводил разговор на другое, достойное внимания предводителя княжеской дружины: - К полудню аргамаки царя задохнутся от долгой скачки. Им понадобится отдых, и неоднократный. Думаю, к вечеру царь Иосиф будет в наших руках…
Прозоров Александр
Никитин Юрий
Никитин Юрий
Курылев Олег
Эриксон Стивен