Чтение 9–й страницы книги ~Хочу все сразу, или Без тормозов!~

— Ну понятное дело, что тебе.

— Боже, какие же они красивые.

— Пустишь?

— Конечно. Только я тебя умоляю. Недолго.

Руслан прошел на территорию дома и, притянув меня к себе, принялся жадно целовать мои губы. Такого напора я не ожидала. Мне хотелось освободиться от его объятий и закрыть за ним ворота, но Руслан держал меня мертвой хваткой, и я краем глаза видела, как на территорию дома заходят чужие люди.

Когда Руслан наконец меня отпустил, я отшатнулась от него, как от проказы, посмотрела на вошедших мужчин и не без страха в голосе спросила:

— Объясни, кто это???

Руслан тут же закрыл ворота и приложил палец к губам.

— Тише, дурочка, только не кричи. Это мои друзья. Они тоже архитекторы.

— Какие, к черту, архитекторы?!

Мужчин было четверо, и уж на кого-кого, но на архитекторов они точно не были похожи. Ну не тянули они на них. Руслан как ни в чем не бывало взял меня за руку и потащил вдом.

— Ну, показывай, где что находится!

— Руслан, да ты с ума сошел? Кто эти люди? Сейчас вернется охранник. Что вообще происходит?

Но вместо ответа я ощутила, как что-то ткнулось мне в спину и тут же поняла, что это не что иное, как ствол пистолета. И этот ствол ткнул мне в спину сам Руслан.

— Руслан, да как ты мог? Да я же тебе так верила!

Букет белых роз выпал из моих рук на землю и остался лежать рядом с крыльцом.

— Дура ты, Маринка. Ой дура! Такая большая девочка, а мужикам веришь!

Толкнув меня на диван, Руслан поднес палец к губам, спрятал пистолет и улыбнулся своей белоснежной улыбкой.

— Извини, малыш, но так надо.

ГЛАВА 16

Я сидела, привязанная к стулу, и со страхом в глазах смотрела на то, как Руслан и его сообщники вываливают содержимое шкафов на пол. Один из грабителей притащил сейфи попытался его открыть. Поняв, что у него вряд ли что-то получится, он ударил по нему кулаком и, достав носовой платок, вытер выступивший от перенапряжения пот на лбу.

— Придется с собой тащить. Хрен откроешь.

— Заберем с собой, а потом откроем. Не проблема. Если у сейфа такой сложный замок, значит, там есть что прятать.

— Марина, я вернулся, — послышался на веранде голос Бориса. — Я тебе хлебушка свежего купил. Горячий. Хочешь? Только из печи. Тут недалеко пекарня и такой вкусный хлеб пекут, что просто не передать словами. Ты только попробуй. Мариша, а что у нас на крыльце за букет валяется? Я его поднял. Белые розы…

Увидев, что один из мужчин достал пистолет, я хотела было закричать, но Руслан подскочил ко мне и зажал мой рот своей ладонью.

— Заткнись, дура, — услышала я его шепот.

Как только Борис вошел в гостиную с букетом цветов и батоном хлеба, один из отморозков направил пистолет на него и выстрелил ему прямо в голову. Борис падал на пол как-то слишком медленно. А может быть, мне это просто показалось…

Тот, кто выстрелил в охранника в первый раз, присел на корточки, направил дуло пистолета на его затылок и выстрелил еще и еще. А в комнате так вкусно пахло горячим хлебом…

Когда Руслан наконец убрал руку от моего рта, я затряслась, как в лихорадке, и судорожно заговорила:

— Да вы что натворили??? У него же жена на этой недели рожает. Да вы не люди, вы звери! Слышите, вы звери!!!

— Заткнись! — отморозок, только что застреливший Бориса, что было силы ударил меня по голове пистолетом, и я почувствовала, как перед глазами все поплыло.

Я с трудом сглотнула слюну, все еще не веря в то, что это происходит со мной, а не с кем-то другим, и глазами, полными ужаса, посмотрела на лежащего в луже крови Бориса.Я стала понимать, что следующей буду я. Если бы меня хотели оставить в живых, то оставили бы в живых и Бориса. Его можно было бы так же связать, сунуть ему кляп в рот и не убивать. В конце концов, я представляю намного большую опасность, чем охранник. Ведь я знаю, где живет Руслан, и даже если это не такая важная для милиции информация, потому что квартиру он снимает, то я довольно подробно смогу его описать.

Пускай было бы совершено только одно ограбление, разбойное нападение на дом, но не убийство. Но уж если эти отморозки взяли на себя смерть одного человека, то, конечно же, возьмут и второго. Им незачем оставлять меня в живых, потому что я являюсь более важным свидетелем, чем Борис.

Никогда не могла подумать о том, что я умру от пули, пущенной мне в голову. Мне кажется, что это больно. Очень больно… А со стороны это так быстро. Совсем недавно от пули умерла Лидка, прямо на моих глазах, в тот момент, когда я держала ее за руку. Она просто упала, перестала двигаться и дышать.

И где-то там, в моих грезах и мечтах, останется красивая жизнь, любовь и мои тайные желания, которые уже никогда не исполнятся. Кто знает, а может быть, в том мире намного лучше, чем в этом. Мы же там не были. Нам тяжело судить.

Видно, не суждено мне стать женщиной, которая умеет не только зацепить мужчину, но и контролировать каждый его шаг, каждое слово. Не судьба мне стать женщиной, которая умеет видеть мужчин насквозь, разгадывать все их помыслы. Сейчас я, как никогда, чувствовала, что расплачиваюсь за свою любовь и за то, что позволила собой пользоваться. Я оказалась слишком чиста, наивна и не сумела увидеть для себя выгоду. Для Руслана я всего лишь отработанный материал, в котором нет больше необходимости.

Увидев, как Руслан высыпает в черный пакет содержимое шкатулки с драгоценностями, я облизала пересохшие губы и хрипло спросила:

— Руслан, меня убьют?

Руслан поднял на меня глаза и, не выдержав моего взгляда, тут же отвел их в сторону:

— Малыш, извини, — коротко ответил он и принялся заматывать скотчем черный пакет.

— Значит, убьют, — с горечью в голосе произнесла я и почувствовала, как по щекам побежали слезы. — Руслан, попроси своих друзей оставить меня в живых. Я очень тебя прошу. Я никому и ничего не расскажу. Я скажу, что кто-то напал на дом. Я толком никого не видела и ничего не запомнила. Руслан, пожалуйста…

— Малыш, извини, — повторил Руслан и сунул мне в рот кляп. — Будет лучше, если ты помолчишь, а то ты на нервы действуешь.

Теперь я могла только наблюдать за происходящим и думать. Говорить и умолять у меня больше не было никакой возможности.

— Паха, загоняй на территорию дома нашу «Газель», а то что-то мы уже долго тут торчим. Пора валить, — сказал один из отморозков другому и тут же добавил:

— Руслан как в воду глядел, когда велел брать «Газель», потому что в доме много достойных вещей: одного антиквариата полдома. Хороший улов. Если еще и сейф будет полный, то это будет наше самое крупное дело.

— Да тут одних драгоценностей даже страшно представить на какую сумму. А шуб у хозяйки сколько! Целый зоопарк. Ну, Руслан, молодец, ну подгон сделал! Когда он позвонил и сказал, что есть тема, я и подумать не мог, что тема-то конкретная. Думаю, ну ладно, баба ресторан держит, ничего удивительного. Оказалось, она четыре ресторана держит. Бывший муж в Лондоне и, по всей вероятности, ей помогает. Так еще и любовник депутат, который, скорее всего, не только ее крышует, но и очень хорошо задаривает.

Один из отморозков взял фотографию Маргариты, стоявшую в рамочке на камине, и показал ее остальным.

— Баба как баба. Смазливая, да и сиськи вроде большие. А если так разобраться, ничего особенного. Ей не привыкать. Еще заработает. Пусть работает, а мы потом еще придем.

— Ты давай «Газель» загоняй на территорию, а то время идет, — Руслан забрал рамку и поставил ее на место. — Уже грузиться надо, а не сиськи разглядывать.

Я не сводила с Руслана глаз и то и дело вскидывала голову, чтобы хоть как-то смахнуть слезы, которые застилали мои глаза. Он боялся встретиться со мной взглядом и всем своим видом показывал, что меня в комнате просто нет.

Господи, как же быстро все разрушилось… Как же быстро. А ведь еще несколько часов назад я чувствовала себя королевой, которая богата не сундуками с золотом, а своейлюбовью. Я до последнего верила в придуманный миф о том, что наши души с Русланом не случайно обрели друг друга и что вся моя последующая биография будет связана только с ним одним. Мне казалось, что самое великое счастье — это отдать себя без остатка своему любимому, раствориться в его объятиях и положить свою жизнь ему на алтарь. Мне казалось, что миром правит любовь. Боже, какая же я дура и как же я ошибалась.

Когда отморозки перетаскали уже все пакеты с награбленным, один из них подошел ко мне совсем близко и наставил на меня пистолет.

— Ну что, девочка? Спектакль закончился. Спасибо тебе за приглашение в дом. Нам здесь очень понравилось. Уютненько, да и ты очень гостеприимная. Жаль, что времени нет. Торопимся, а то мы бы тебя трахнули напоследок.

— Эй, Паха, — Руслан пулей бросился к тому, кто держал пистолет, и встал рядом. — Мы же так не договаривались. Девчонку нужно оставить живой. Это было мое изначальное условие.

— Руслан, но как ее можно оставлять живой, если мы охранника грохнули?!

— А я не понимаю, какого черта нужно было убивать охранника? Ведь когда мы на дело собрались, то четко решили — никаких мокрых делишек. Мы же шли на ограбление, но не на убийство. Паша, тебе мало было одного срока?! Мало? Так ты еще нас всех подставить захотел! Могли бы охранника просто связать, кляп в рот сунуть — и дело с концом.

— В таком случае нужно маски надевать, а не работать с открытым лицом, — сквозь зубы процедил Паха. — Если бы мы были в масках и ты не был близко знаком с этой бабой, то не пришлось бы и никого убивать. А уж если свои лица засветили, то свидетелей убирать надо.

— В любом случае, охранника уже нет, — стоял на своем Руслан. — И пусть, Паха, это останется на твоей совести, но бабу я убивать не дам. Пусть живет. Она никому не мешает.

— Что значит не мешает? Она завтра нас всех заложит, а ты говоришь — не мешает. Руслан, не по понятиям это как то. Уж если дело сделали, то нужно довести задуманное до конца. Ты эту бабу в своей квартире ублажал. Она завтра же тебя сдаст и расскажет, кто ты такой. Уж сегодня она точно поняла, что ты никакой не архитектор.

— Да дело в том, что эта баба обо мне вообще ничего не знает. Только имя и то, где живу. Но ведь квартира съемная, а этот вопрос легко решаем. Сегодня одна квартира, а завтра другая. Не вижу никаких проблем. Паша, уже одна смерть есть. Вторую нужно не допустить.

Я почти не видела лиц спорящих между собой мужчин. Глаза застилали слезы. Я уже плохо соображала, что же происходит вокруг. Видимо, нервное напряжение и шок очень сильно ударили по моему разуму и я уже не знала, хочу ли я жить, либо хочу закрыть глаза и больше ни о чем не думать.

— Ребята, пора ехать! — сказал тот, кто все это время был на улице.

— Оставь девку в живых, — Руслан схватил Пашину руку с пистолетом и отвел от меня.

В тот момент, когда он попытался отобрать у своего напарника пистолет, между ними завязалась борьба, затем послышались громкие выстрелы и раздался крик Руслана. Через минуту Руслан уже катался по полу, скулил и выл от боли.

— Паха, сволочь, ты мне ноги прострелил!

— Руслан, да я здесь ни при чем, — принялся оправдываться перепуганный Павел. — Я что? Я ничего! Нечего на пистолет бросаться. Ты сам на мою руку навалился. Можно сказать, что ты сам на курок нажал и по своим же собственным ногам выстрелил. Из-за какой-то бабы готов все дело запороть. Братишка, ну потерпи. Сейчас мы тебя до машиныдонесем, а там до нашего врача быстро доедем, он тебе все в лучшем виде сделает.

Один из мужчин подошел к бару, достал из него бутылку водки и, присев на корточки, протянул бутылку Руслану.

— Руслан, выпей водки. Будет не так больно. Заглуши боль. Выпей обезболивающее. Тебе сразу легче будет. Вот увидишь.

Руслан все так же скулил от боли и не обращал на предложенную бутылку водки никакого внимания. Тогда мужчина сам открыл рот Руслана и принялся лить в него водку.

— Братишка, пей. Щас полегчает. Пей, брателло. Все из-за этой суки!

— Действительно, все из-за этой суки! — прокричал отморозок, которого звали Пахой, и навел на меня пистолет.

А дальше все было, как в кадрах замедленной киносъемки. Я почувствовала, что в комнате больше не пахло горячим хлебом. В ней пахло кровью. Я почувствовала, как в менявонзается первая пуля. Я вздрагиваю и чувствую боль в груди. Ощущение такое, словно меня очень сильно толкнули в грудь. Тело становится каким-то чужим, оно совершенно меня не слушается. Я ощущаю беспомощность и безнадежность.

Какое-то странное чувство и какая-то странная, непонятная боль. Сердце забилось медленно-медленно. Хочется вдохнуть больше воздуха, но не получается, что-то сдавливает грудь и не дает этого сделать. Если бы в моем рту не было кляпа, я бы обязательно улыбнулась. Ведь не каждый может улыбнуться собственной смерти. Я уверена, что у меня обязательно получилось бы. Уж если и суждено мне умереть так рано, то я должна встретить свою смерть с улыбкой.

Почему-то перед глазами возник образ маленькой девочки. Боже, да ведь это же я! Маленькая, тощая, неряшливая и очень застенчивая. А теперь я увидела маму, еще молодую. Она тянет ко мне свои руки, улыбается и хочет поцеловать. Хоть этого никогда не было в жизни, я благодарна за то, что я увидела это сейчас. Мне даже кажется, что она меня любит… А вот моя бабушка. Ее лицо изрезано глубокими морщинами, но ведь оно такое доброе и такое родное. А вот Витька, будь он неладен. Не давал мне спокойно жить в этой жизни. Неужели теперь будет доставать в той? А вот и Руслан… Горячий блондин с голубыми глазами и таким холодным сердцем… Вот и все…

А потом опять боль. Еще и еще. Где-то чернеет небо. Где-то слышны разговоры о том, что нужно сдаться, дом окружен. Милиция… Какие-то непонятные голоса, словно они в другом измерении, а быть может, даже уже в другом мире.

Но все это уже где-то совсем далеко, и мне нет до этого особого дела. Голоса удалялись все больше и больше, а затем пропали совсем.

Вокруг слишком темно, и чувствую, что я совсем одна. Совершенно одна. Мне было страшно одной. Очень страшно. Но меня кто-то позвал и указал на яркий свет виднеющийся вдали. Я обрадовалась. Боже мой, как же сильно я обрадовалась! Я так не хотела оставаться одна. Я увидела свет и бросилась навстречу тому, кто стоял в самом конце туннеля и терпеливо ждал, что я наконец-то приду. Тоннель был слишком длинным и я побежала. Когда я остановилась, чтобы отдышаться, я наконец-то улыбнулась и, не раздумывая, сделала шаг вперед.

…Так я увидела смерть.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ КОДЕКС НАСТОЯЩЕЙ СТЕРВЫ. НЕОТРАЗИМОЕ ОРУЖИЕ В МИРЕ МУЖЧИН

ГЛАВА 1

Когда я открыла глаза, то почувствовала невыносимую боль, которая, как мне казалось, просто разрывала меня изнутри. Если мне больно, значит, я еще жива, но если я еще сейчас жива, то это не значит, что мне удастся выкарабкаться из того состояния, в котором я нахожусь, и жить дальше. Я еще не понимала, что лежу в реанимации и что меня совсем недавно прооперировали.

Ужасно болела грудь, так сильно, что хотелось кричать, но кричать я не могла, поэтому мне приходилось только терпеть. Временами мне казалось, что у меня нет сил терпеть эту боль, и я начинала стонать, удивляясь звуку собственного голоса.

— Опять стонет. Послушай, вколи ты ей еще что-нибудь, — где-то там, далеко, послышался обеспокоенный женский голос.

— Да я ей уже колола, — вторил второй.

— Нужно еще.

…Я не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я смогла вспомнить, что же именно со мной произошло. Руслан… Букет белых роз. Грабители. Застреленный Борис, который уже никогда не застанет рождение своего ребенка. Я, привязанная к стулу, с кляпом во рту. Валяющийся на полу Руслан с простреленными ногами. Все, дальше провал. Ничего не помню. Вообще ничего!

Когда я все же смогла прийти в себя, я увидела молоденькую медсестру, вновь поморщилась от боли и прошептала:

— Воды…

— Очухалась, — улыбнулась мне медсестра и протерла мои губы мокрым полотенцем.

— Значит, жить будешь. Если честно, то здесь до последнего никто не верил, что ты сможешь выкарабкаться. Видимо, ты сильно жить хочешь, так сильно, что организм начинает делать невозможное. Скажи честно, хочешь жить?

— Хочу.

— Значит, будешь.

А потом рядом со мной собралось много людей в халатах. Они что-то обсуждали, записывали в тетради, задавали мне какие-то вопросы, на которые у меня не было сил отвечать.

Когда я открывала глаза, я видела все словно через пелену. Да уж если быть откровенной, то мне совсем не хотелось открывать глаза и видеть входящие в мое тело многочисленные трубки. Боль в груди изматывала меня, доводя до полного отчаяния.

Я не знаю, сколько времени я пролежала, прежде чем меня привезли в палату, но мне казалось, что прошла целая вечность. Я еще не могла подниматься, зато уже могла самостоятельно дотягиваться до судна, класть его под себя и обратно ставить на пол. Рядом со мной лежала еще одна девушка, которая была в коме и не приходила в себя.

Однажды я поставила судно на пол и стала звать санитарку для того, чтобы она его вынесла. Вставать я еще по-прежнему не могла. Слишком была слаба.

— Что ты орешь как резаная? — недовольно спросила меня санитарка.

— Я не ору.

— А что же ты делаешь?

— Я вас просто зову. Мне бы хотелось попросить вас убрать судно.

— У меня знаешь сколько таких?

— Каких? — я вновь облизала пересохшие губы.

— Бесхозных, никому не нужных!

— Что значит бесхозных?

— Тех, которые никому не нужны, — пояснила мне злобная санитарка. — За нормальными пациентами родственники ухаживают или сиделок нанимают, а такие, как ты, никому не нужны. А я что, за всеми обязана судна, что ли, таскать? Тут таких знаешь сколько?! Вас много, а я одна. Я тут за копейки работаю. Можно сказать, горбачусь ни за что. Так что в следующий раз не ори. Лежи молча, нюхай, если не можешь заплатить за то, чтобы это судно вынесли. А я, как посчитаю нужным, так и приду. А не нравится — иди ложись в частную клинику. Плати там сумасшедшие деньги и командуй, что и когда тебе должны выносить! А то легла без денег и еще мне здесь свои условия ставит. Кто платит, тот и заказывает музыку. Понятно?!

Санитарка злобно схватила судно, вылила его содержимое в унитаз и, не посчитав даже нужным сполоснуть судно водой, швырнула его рядом с моей кроватью. Я закрыла глаза и подумала о том, что я еще слишком слаба, чтобы сказать ей что-то в ответ.

В тот момент, когда санитарка принялась мыть палату, я притворилась спящей. Вскоре я почувствовала, как мне становится дышать все тяжелее и тяжелее. Слишком резкий запах хлорки. У меня даже возникла мысль, что санитарка налила ее слишком много специально, чтобы хоть как-то отомстить мне за то, что я ничем не отблагодарила ее.

В комнату вошла медсестра, для того чтобы поменять мне капельницу, и, словно читая мои мысли, произнесла недовольным голосом:

— Степановна, ты зачем столько хлорки добавила? Девчонки же задохнутся.

— Не задохнутся, — раздраженно буркнула Степановна.

— Как же не задохнутся, если даже мне дышать тяжело.

— Обе безродные. Ни к одной, ни ко второй никто не приходит. Голытьба! таким нужно сразу в больничных койках отказывать, еще когда они в больницу поступают. Нет мест, и хоть сдохни. А то и так зарплата мизерная, так еще таких вот положат и ухаживай за ними забесплатно.

— Что значит бесплатно, Степановна? Ты же зарплату получаешь.

— Получаю. Только эту зарплату зарплатой-то трудно назвать. Кошачьи слезы. По другому я никак сказать не могу.

— Степановна, ну что ты злая такая? Одна девчонка в коме. Еще даже ни разу в сознание не приходила. У нее никаких документов при себе не было. Еще неизвестно, придет в себя или нет. Ее где-то в лесу нашли с пробитой головой, ветками засыпанную. Какие, к черту, деньги, если ее жизнь висит на волоске?! Девушка же чудом выжила. С того света вернулась. Хорошо, что в тот лес компания на шашлыки приехала. Стали костер разводить, пошли за ветками и нашли еще живую девушку. Вообще непонятно, как она выжила и как ее успели до больницы довезти. Степановна, ты посмотри на девчонку-то, она ведь так в себя и не пришла и, уж если быть откровенной, то какие она тебе деньги должна? Ты что, Степановна? Ну ты что говоришь? Что с нее взять? Дай бог, чтобы выжила. На счет ее прогноз ой какой неутешительный!

— Шляться меньше надо где попало, тогда никто голову не пробьет, — продолжала ворчать Степановна.

— Да сейчас время такое. На улицу выходить страшно. Шляйся не шляйся, а выродков знаешь сколько? Можно паинькой быть, все время дома сидеть, а на улицу выйти и с извергом встретиться. И что ты вообще сегодня взъелась? Степановна, давай хлорки лей поменьше, а то мне врача придется позвать.

— Зачем врача звать?

— На тебя пожаловаться.

— Зови своего врача! Только знай, если меня уволят, то вы грязью зарастете. Никто за такие смешные деньги сюда полы драить не пойдет и дерьмо за бесхозными лежачимивыносить. А то вы здесь все только указания давать умеете. Вон та, которая не в коме, в туалет сходила и стала меня звать, чтобы я судно вынесла.

— Так и правильно. Что ж ей, задыхаться, что ли?

— Еще ни одна не задохнулась!

— Но и дышать подобными испарениями тоже тяжело.

— А может, мне сдохнуть, бегая от одного судна к другому и из одной палаты к другой?! Эта ведь, вторая, тоже бесхозная.

— Бабушка у нее есть, — принялась объяснять медсестра. — Никакая она не бесхозная.

— Ну и где ее бабушка? На деревне у дедушки?!

— Дозвонились мы до бабушки. Милиция номер ее телефона в Маринином мобильном нашла. Мариной, между прочим, эту пациентку зовут.

— Да мне без разницы. Хоть Дуней.

— Это я тебе так сказала, чтобы ты пациентов хоть по именам знала. Или ты по именам знаешь только тех, за которых тебе отдельно приплачивают?

— И что ж эта бабушка к ней не едет? — Степановна проигнорировала последний вопрос медсестры.

— Старенькая она. Как узнала, что с ее внучкой произошло, так с сердечным приступом слегла. Ее где-то в Подмосковье в больницу положили. Оклемается — приедет. Вот так жизнь распорядилась. Бабушка в одной больнице, а внучка в другой. Бабушка сказала, что кроме нее никого у Марины нет.

— Еще одна голытьба с голой жопой, — с особым пренебрежением пробурчала Степановна, стуча шваброй по старому деревянному полу.

— Степановна, ну не у всех же деньги есть. А вот тебя, не дай бог, в больницу положат, тебе кто сиделку наймет?

— Типун тебе на язык.

— Ну а ты-то что сама говоришь? С каких пор ты все деньгами меришь? Чисто по-человечески жалко девчонку. Бедная девушка, работала в богатом доме домработницей и стала жертвой грабителей. Тоже чудом осталась жива. Три серьезнейших огнестрельных ранения. Клиническая смерть. Ведь шансов на то, что она выживет, не было вообще. А онавыкарабкалась. Все врачи до сих пор в шоке. В ней жизнь едва теплилась, а тут раз — и ожила. Ведь ее даже до операционного стола не надеялись довезти, а она еще и несколько операций перенесла. Ты хоть понимаешь, что девушка пережила клиническую смерть? Степановна, ты хоть знаешь, что это такое?

— Конечно, знаю.

— Ничего ты не знаешь!

— Знаю, — огрызнулась Степановна.

— Это, между прочим, состояние между жизнью и смертью. Оно начинается с момента прекращения деятельности центральной нервной системы, кровообращения и дыхания. Во время клинической смерти любые рефлексы отсутствуют. Клеточный обмен веществ продолжается анаэробным путем. Ведь никто не верил, что она выживет после первой операции. У нее была слишком большая потеря крови, проблемы с сердцем. После операции давление вновь упало до критического уровня. Ей было сделано переливание крови. Даже консилиум врачей пришел к выводу, что полученные ей огнестрельные ранения несовместимы с жизнью. Девчонка выкарабкалась и, дай бог, жить будет. Степановна, радоваться нужно, что смерть не забрала к себе такую молодую и красивую. Ведь врачи ее буквально с того света вытащили.

— Слухи по больнице ходят, что эта девушка сама грабителей в дом пустила, — не могла успокоиться Степановна.

— Откуда у тебя такие факты, Степановна? Это просто слухи.

— А на пустом месте слухи не бывают.

— Тогда, может, расскажешь, откуда тебе все это известно?

— А я слышала, как милиционеры между собой разговаривали. Двое мужчин пришли к лечащему врачу узнать, когда ее допросить можно, а потом в курилке разговаривали. Я недалеко полы мыла. Вот и все подслушала.

— Ах ты, старая бестия! Ну и что ж они там еще говорили?

— А то, что эта девица с одним из грабителей в одном подъезде жила и состояла в близких отношениях. Вот она в дом их и пустила. Можно сказать, что она с ними в сговоре.

— Ой, Степановна, слышишь звон, да не знаешь, где он. Не делай поспешных выводов. Еще толком ничего не известно.

— Я тебе пересказала то, что слышала.

— Если ж она с ними в сговоре была, то какого черта ее расстреляли?

— А пойми ты этих бандюков! Может, они там все между собой попереругались. Награбленное не смогли поделить. Мы же не знаем. Так что эта девица может потом очень сильно пожалеть о том, что жива осталась. Как влепят ей хороший срок по самое не хочу. Так, может, еще для нее лежать в земле было бы лучше, чем гнить в тюрьме.