Юлия Шилова

Чувство вины, или Без тебя холодно

ТЕБЕ ПОСВЯЩАЕТСЯ…

Пролог

Сегодня как-то особенно тепло не только на улице, но и у меня на душе. Еще совсем недавно мне было неуютно от того, что тебя больше нет в моей жизни, и меня терзали ночные кошмары, было даже трудно дышать, а сегодня я пришла к мысли, что так будет лучше для нас обоих. Мы все равно бы расстались. Какая разница – сейчас или позже? Во время нашего расставания каждый из нас понимал, что внутри умерло что-то большое и светлое. Но я знала точно, что так будет лучше. Ведь мы не шли к одиночеству. Каждый изнас возвратился к своему привычному образу жизни. Я всегда хотела уйти от тебя красиво… Не получилось… Ты так и не смог постигнуть простую истину, что расставаться нужно цивилизованно. Не нужно было обидных слов, скандалов, ссор. Нужно уметь признавать ошибки, и стоит выяснить, почему другой человек решил, что вам больше не по пути. Не каждый способен начать с себя, с анализа своих действий и поступков.

Я знаю, что ты меня ЛЮБИШЬ и НЕНАВИДИШЬ одновременно…

Ты НЕНАВИДИШЬ меня за то, что я не умею согревать, что я умею идти к своей цели, минуя все препятствия, и устранять все, что мешает мне на пути. За мою силу воли, целеустремленность, финансовую независимость, высокие амбиции, внутренний стержень, гордость, упорство, честность, смелость. За то, что я не умею довольствоваться малым, как другие, и за то, что я цинично делаю из мужчин не любовников, а дураков. За то, что я всегда найду выход, несмотря на бури и грозы, проносящиеся у меня над головой. За то, что я все умею, все преодолею и не могу долго притворяться слабой и глупой. Ты НЕНАВИДИШЬ меня за то, что я никогда не унижусь до слез и всегда готова к схватке с жизнью. За то, что меня боятся мужчины и не любят другие женщины. За то, что я умею блистать и производить фурор. Завидев меня, мужчины сворачивают шеи, а их спутницы пожирают меня ненавидящим взглядом.

Ты НЕНАВИДИШЬ меня, потому что я умна, высокомерна, заносчива, расчетлива, хочу жить по максимуму, хорошо знаю мужскую психологию, беспощадна и никогда не теряю чувство собственного достоинства и живу ради себя. Как бы ни испытывала меня жизнь и ни сбрасывала с жизненной карусели, я умею вставать, отряхиваться и идти дальше. Я не люблю играть по чужим правилам, не умею ломать себя, попадать в зависимость к другим людям. Я кожей чувствую, где могу допустить промашку, и смотрю на мужчин свысока.

Ты НЕНАВИДИШЬ меня за то, что я смогла завязать с тобой отношения и подобраться к твоему сердцу, которое ты уже давно никому не открывал, очень хитрым способом: я притворилась наивной дурой. Видеть глупых женщин доставляло тебе удовольствие. Ты повелся и потерял бдительность. Я знала, что мужчин подавляет женский интеллект, и некоторое время побыла в чужой шкуре.

Ты НЕНАВИДИШЬ меня за то, что вопреки твоим принципам я стала для тебя авторитетом и на меня не подействовали твои способы защиты. За то, что ты постоянно был под моим контролем: твои дела, мысли, поступки, работа. Ведь я умею видеть мужчин насквозь и увеличивать дистанцию тогда, когда мне этого захочется.

Ты НЕНАВИДИШЬ меня за то, что ты не мог со мной не советоваться. За то, что я сумела сорвать с тебя маску и увидела совершенно беззащитного человека, напичканного всевозможными комплексами. За то, что я не умею бросаться в омут с головой и любить кого-то больше, чем любят меня. Хотя ты часто говорил мне о том, что я вообще не умею любить. Ты НЕНАВИДИШЬ меня за мое лидерство и инициативу в постели, так как командиры в постели тебе не нужны. За то, что я отучила тебя от примитивного секса и тебе самому стало нравиться экспериментировать. За то, что я люблю играть с мужчинами и ходить по острию ножа. За ту фразу, которая прозвучала для тебя как пощечина, когда я сказала тебе о том, что я не могу полюбить тебя больше себя по той причине, что ты никогда не сможешь стать лучше, чем я. И это после того, как ты стремился соответствовать моему идеалу, пытался влюбить, привязать и даже поставить на колени… Но у меня хватало силы воли жить по-своему и не принимать те правила, которые ты мне навязывал. Тебя бесила моя независимость и то, что я могла манипулировать и бить по твоему мужскому самолюбию, сводя на нет все твои потуги сделаться хозяином положения, а точнее – наших с тобой отношений.

Ты НЕНАВИДИШЬ меня за то, что позволял мне те вещи, за которые другую женщину ты бы уже давно пристрелил. За то, что мне удалось вытащить все твои слабости наружу и оставить тебя с ними наедине. За то, что ты знал, что если когда-нибудь меня потеряешь, то не сможешь себе этого простить. За то, что ты не смог меня удержать, за свою беспомощность, злость и неумение меня просто понять. Ты сотни раз хотел со мной расстаться, но не мог. Я была для тебя слишком привлекательной и интригующей. Мне все сходило с рук. Ты закрывал глаза на все мои безумства. Но я никогда ничего не делала умышленно. Я просто не отдавала себе отчета в своих действиях. Прости, но меня испортили другие мужчины. Ты НЕНАВИДИШЬ меня за мою силу и за то, что я являюсь твоей слабостью…

Ты ЛЮБИШЬ меня за то, что у меня не сахарная судьба и я совсем не избалована. За мою чувственность, женственность и бесстыдство. За то, что рядом со мной ты забывал все свои проблемы и я научила тебя делать то, что до знакомства со мной для тебя считалось запретным. Я смогла убедить тебя в том, что ты сам навязал себе эти ограничения и запреты. Тебе нравится, что я умела заставлять тебя забывать об эмоциональной нагрузке, справляться с частыми депрессиями и возрастными кризисами.

Ты ЛЮБИШЬ меня за мою распущенность и за то, что я по-настоящему люблю секс. Ты ЛЮБИШЬ меня за то, что я умею удивлять и еще не разучилась удивляться. Ты ЛЮБИШЬ меня за мой авантюризм, ощущение полета в душе, за то, что внутри меня сидит шаловливый ребенок, за бегающие в моих глазах озорные чертики.

Ты называл меня меховой перчаткой на стальном стержне. Иногда ты называл меня стервой. Я умилялась. Если я стерва, значит, я кого-то в чем-то переплюнула.

Ты ЛЮБИШЬ меня за то, что я только с виду «железная леди» и что на самом деле мне нужна помощь и поддержка. У нас принято считать, что если ты сильная, то у тебя не должно быть проблем, но ведь именно сильные люди имеют серьезные психологические проблемы от того, что в жизни берут на себя слишком много.

Ты ЛЮБИШЬ меня за то, что я, сильная женщина, с тобой всегда позволяла себе отдохнуть от собственной силы. Уж ты-то знал, какая я на самом деле хрупкая и ранимая, и любил меня за это еще больше. Ты ЛЮБИШЬ меня за то, что на меня все всегда смотрят, что я не умею таскать тяжелые сумки и не испытываю неловкость, когда за меня расплачивается мужчина. Тебе по душе, что я воспринимаю все в порядке вещей и напрочь лишена комплексов. Тебе никогда не была нужна равная тебе. Тебе нужна была не такая, как ты:особенная, непредсказуемая, незаурядная, непостоянная.

Тебе нравится, что в твоем присутствии я не кричала: Я САМА. Я знала, что в отношениях между мужчиной и женщиной эта позиция рождает борьбу. И все же борьба между нами была часто. Временами открытая, а иногда скрытая.

Ты ЛЮБИШЬ меня за то, что я живу так, как чувствую, а чувствую так, как живу. За то, что я не манерна. Тебя всегда раздражали манерные женщины. Ты ЛЮБИШЬ меня за то, что я всегда естественна как с тобой, так и с другими людьми. За то, что в то время, когда мы были вместе, я всегда проявляла в себе ЖЕНЩИНУ, а ты – МУЖЧИНУ. За то, что в моем сердце всегда живет опьяняющая весна, за то, что я счастливая. Ты ЛЮБИШЬ меня за мои платья, за туфли на шпильках и за то, что я слушаю джаз. Ты ЛЮБИШЬ меня за то, что Я ЕСТЬ, хотя очень часто думаешь о том, что лучше бы МЕНЯ НЕ БЫЛО…

Когда-то у меня не было ничего, кроме гордости… Было время, когда я успела разочароваться в любви. Я потеряла веру в любовь еще до того, как смогла испытать это чувство. В любых отношениях кто-то дичь, а кто-то охотник. Было время, когда я пустилась в разгул. Зато после я очень сильно полюбила одиночество. Ты любил повторять, что со мной слишком сложно и хлопотно, что иногда создается впечатление, будто я держу тебя на незримом поводке, и таких отношений у тебя ни с кем никогда не было. Конечно,я тут же старалась усмирить твое самолюбие и говорила тебе, что поводок ты сам себе придумал. Благо, ты всегда мне верил.

Милый, спасибо тебе за все, что у нас было. А было здорово, правда? Случались моменты, когда все было очень красиво. Помнишь наше небо над твоим любимым Парижем? Оно было таким величественным и недосягаемым. А небо над Амстердамом? Такое озорное, сумасшедшее и бесстыдное. А небо Востока было такое низкое, что мы оба пытались потрогать его рукой. А наш рассвет над безмятежно-спокойным морем? Мокрый песок, утренний ветер и один теплый и мягкий свитер на двоих. Твоя любовь была такой разной: внезапной, сумасбродной, едва уловимой, а порой – откровенно холодной. Она не поддается описанию, потому что рушит все представления о любви и ломает представления о жизни. Для тебя эта связь была слишком болезненной и неестественной, выходящей за пределы твоей системы ценностей. Она напрочь была лишена логики и привычной для тебястрогости. Подобную связь ты раньше не мог себе даже представить.

Ты часто задавал мне один и тот же вопрос: «Что ты готова сделать ради любви?» Отвечаю: «Я готова от нее отказаться. Я не хочу видеть, как гаснет любовь и как время стирает остроту эмоций. Мне больше по душе сохранить в памяти любовь на взлете, когда чувства и мир сплетены воедино». Жизнь приняла решение поставить точку. Нет, не точку. Лучше всего – многоточие. Обожаю недосказанность. Помни о нашей страсти, и пусть наш роман оказался намного короче, чем мы ожидали, но ведь сотни людей расстаются любя. Мы тоже принадлежим к их числу.

И все же мы что-то упустили. Мне кажется, что мы упустили что-то очень важное. Ты тоже так считаешь? Кто-то говорил, что когда люди расстаются любя, они целенаправленно отказываются от счастья. Не верю! Мы и сейчас оба счастливы. Наше счастье не зависит от того, есть ли мы друг у друга или нет. Если мы расстаемся любя, значит, мы сможем полюбить снова. Я хочу вновь испытать сума–сшедшее опьянение от встречи. Холод, волнение, дрожь… Хочу просыпаться в обнимку от первых солнечных лучей, рассказывать свои сны или просто обсуждать разные глупости, а может, искренно, наивно и беспечно мечтать.

Надеюсь, что у тебя все хорошо и ты счастлив. Я – это прошлое. Прости за то, что ты меня потерял. Я не самонадеянна. Я бы с удовольствием сожгла все мосты, которые нас когда-то соединили. Но нет смысла жечь мосты, которые разведены.

Всю свою жизнь я бегу от чувств, привязанности и ответственности. Моя жизнь похожа на вечный марафон, на протяжении которого я пытаюсь убежать от себя самой. Вот и вэтот раз все повторилось. Я снова смогла убежать от тебя. Мне всегда неуютно, когда я натыкаюсь на стену и понимаю, что дальше пути уже нет. Увы, но ни я и ни ты не умеем делить что-то на двоих, тем более судьбу или жизнь. Мы оба не способны на то, на что умеют идти другие. Может быть, мы еще научимся. Может быть…

Не попадай больше в подобную ловушку судьбы и обходи стороной таких женщин, как я. Ты не раз меня сравнивал с бомбой с часовым механизмом, которая срабатывает именно в тот момент, когда ты меньше всего этого ждешь. Поэтому поосторожнее, милый. Не закрывай глаза на сигналы опасности. Если женщина кажется тебе слишком хорошей, этоне должно не настораживать. Бойся тех женщин, с которыми ты не можешь расслабиться. Рано или поздно произойдет взрыв. Даже если ты уверен, что в отношениях полный штиль, очередной взрыв – это всего лишь дело времени. Прощай. Еще немного люблю, но уже больше ненавижу…

Глава 1

Я никогда не забуду кошмарное утро, когда тебя арестовали. Было очень рано. В дверь позвонили. Мы ждали этого звонка, не спали всю ночь и уснули только под утро. Когда ты пошел открывать, я тут же схватила одежду и принялась одеваться. Я знала, что это милиция. Я до последнего не верила, что с милицией поедешь ты, а не я. Мне казалось, что ты раздумаешь и арестуют меня, но ты оказался человеком слова. Взял мою вину на себя. Ты быстро собрался и, перед тем как уйти, торопливо сказал:

– Делай все, как мы с тобой договорились. Не скучай. Я скоро вернусь.

Ты ушел. Я еще плохо осознавала происходящее и бросилась к окну. Я видела, как ты садился в машину. Ты поднял голову, посмотрел на окно, и наши взгляды пересеклись. Достав платок, я вытерла слезы и заскулила, как брошенная собачонка. Мне было страшно представить, что на твоем месте могла оказаться я.

Я была выбита из колеи, плохо соображала и с ужасом смотрела на отъезжающий автомобиль.

В любом случае нельзя сидеть сложа руки. Необходимо действовать, ведь именно от меня зависит твое благополучие в данный момент.

Дрожащими руками я достала из барного шкафа бутылку коньяку и налила полную рюмку. Я попыталась представить себе камеру, в которой будет сидеть мой муж, и от этих мыслей тело покрылось мурашками. Потребуются ли там мыло, полотенце и зубная щетка? Я слышала, что нужно собрать белье и туалетные принадлежности, положить побольше чая и сигарет. Не помешает также сало, лук и чеснок. Одна моя знакомая рассказывала о нелегких временах, когда ее любимый сидел в СИЗО. Она приходила к девяти утра, писала заявление на имя начальника учреждения, вставала в очередь, чтобы передать посылку. Это было так унизительно… На это могли уйти почти сутки.

Просидев так около часа, я услышала, что в дверь вновь позвонили, и, быстро ее открыв, увидела Пашкиного брата Макара.

– Заходи, – сказала я едва слышно.

– А где Павел?

– Павла уже забрали.

– Что, уже?

– Сегодня утром. Еще семи не было.

– Да уж…

Макар увидел начатую бутылку коньяку и, не говоря ни слова, достал из серванта вторую рюмку. Налив нам по рюмке, он предложил выпить без всяких тостов и сунул в рот тоненькую дольку лимона.

– Ну а как он вообще?

– Макар, ты какие-то странные вопросы задаешь, – нервно заметила я. – Ну как может себя чувствовать человек, которого забрали ни свет ни заря в СИЗО? Пашка уходил очень бледный. Просто он виду не показывал. Я очень за него переживаю.

– Ладно, прорвемся. Нужно срочно его оттуда вытаскивать.

Пока Макар курил на балконе, я закрыла глаза и вспомнила тот страшный вечер…

Мы возвращались с дачи. Шел сильный дождь. Ехать было очень сложно. За рулем сидела я, так как тем вечером муж смотрел футбол, немного расслабился и выпил пива. Дождьлил словно из ведра. Мы возвращались в город, потому что утром нужно было на работу. Уж лучше бы мы поехали на работу с дачи! Просто встали бы пораньше, и все. В машинеиграла легкая музыка. Муж меня о чем-то спросил, я отвлеклась от дороги, повернулась в его сторону и сама не заметила, как сбила перебегающего дорогу человека. Скриптормозов, мой отчаянный крик и Пашкины глаза, полные ужаса… Когда мы вышли из машины, то увидели лежащего под колесами окровавленного мужчину. То, что он мертв, не вызывало никаких сомнений. Сев на корточки, я обхватила голову руками и, глотая слезы вместе с проливным дождем, прокричала:

– Паша, меня же посадят!!! Я не хочу в тюрьму! Не хочу!

– А может, он сам бросился под колеса машины, – неуверенно проговорил Павел и растерянно покачал головой: – Как же так получилось?

Увидев остановившийся неподалеку автомобиль, муж быстро схватил меня за руку и повел к машине.

– Поехали.

– Как же так? А милицию вызывать не будем?

– Ты что, с ума сошла? В тюрьму хочешь?

– Не хочу я ни в какую тюрьму!

Сев за руль, Паша дождался, пока я закрою за собой дверцу, и рванул с места преступления.

– Паша, нас же видели, – в отчаянии произнесла я.

– Пусть докажут, – увеличил скорость Паша.

– Там неподалеку кто-то стоял у дороги. Да и машина за нами остановилась.

– Света, я не могу понять, в чем дело?! – разо–злился Павел. – Если ты хочешь в тюрьму, то так и скажи. Пойми, тому, кого ты сбила, уже ничем не поможешь. Он мертв. Ему уже ничего не надо. А ты живая, и тебе еще можно помочь. Если хочешь, я сейчас вернусь, вызовем милицию и ты во всем признаешься. Ну скажи, хочешь???

– Нет, – судорожно замотала я головой.

– Ну а в чем тогда дело? Что ты мне под руку причитаешь? Может, и пронесет. Не мы первые, не мы последние. Попасть в тюрьму всегда успеешь.

Я горестно покачала головой, вытерла слезы и, немного заикаясь, произнесла:

– Может, и пронесет.

А потом была бессонная ночь. Я плакала, а Пашка гладил меня по волосам и успокаивал. На следующий день нам позвонил охранник стоянки, на которой находилась наша машина, и рассказал, что приезжала милиция и осматривала наш автомобиль. Мы понимали, что скоро придут и к нам. Я ревела так, что содрогались стены.

– Светлана, успокойся. Я тебя вытащу, – заверил меня супруг. – Мы дадим денег, наймем лучших адвокатов. Тебе дадут условно…

Я подняла на мужа заплаканные глаза и глухо произнесла:

– Паша, но ты хоть сам пронимаешь, что говоришь? Пока ты будешь меня вытаскивать, я сойду там с ума. Паша, ты что, не понимаешь, что я умру?! Лучше убей меня, Паша. Лучше сразу убей!

– Не говори ерунды!

– Паша, я же у тебя как тепличное растение. Мне нельзя в другие условия. Ты же сам знаешь, что я не смогу приспособиться. Я вообще не умею приспосабливаться. Я слышала, что там творится. В тюрьме ужасные условия, чесотка, сексуальные домогательства, болезни, драки, переполненные камеры, злобные надзиратели.

– Света, ты пробудешь там совсем недолго. Тебе необходимо капельку потерпеть. Я все улажу.

– Я не смогу пробыть там и дня. Я лучше сразу руки на себя наложу.

– Света, ну что ты такое говоришь? А хочешь, я возьму вину на себя?

– Как это? – опешила я.

– Если нас все же припрут к стене, скажу, что за рулем нашего автомобиля был я.

– А если кто-то видел…

– Если и есть свидетели происшествия, то они могли видеть, как наш автомобиль сбил этого несчастного, но кто именно сидел за рулем – вряд ли. Тем более я чистосердечно во всем признаюсь. Им-то по большому счету какая разница, кого наказывать – тебя или меня?

– И ты за меня сядешь?

– Совсем на чуть-чуть. Ты же меня вытащишь. Сразу позвони Жоржу, сними деньги с нашего счета и профинансируй его деятельность. Посижу немного, и все. Конечно, было бынеплохо, если бы мы «подлечили» деньгами того, от кого зависит дело, и меня выпустили на свободу без всяких судов и разбирательств. Отпустили за недостаточностью улик. Ты же понимаешь, что все это стоит денег. На крайний случай дадут условно.

– Паша, и ты готов ради меня пойти на подобное? Ты меня так любишь?

– Конечно, люблю. А ты разве во мне когда-нибудь сомневалась?

– Никогда.

Эту ночь мы почти не спали, а около семи за мной пришли, но вместо меня отвечать по закону отправился Павел.

Я вновь прокрутила в памяти эти события и, дотянувшись до коньяка, налила себе по полной.

– А тебе что, компания не нужна?

Макар вернулся с балкона и плеснул коньяку себе в рюмку.

– Что глушишь-то в одиночку? Давай вместе страдать. В конце концов, арестовали не только твоего мужа, но и моего брата. Ничего мне не понятно, – пробурчал он и потянулся за долькой лимона.

– Ты о чем?

– О том, что Пашка умеет водить машину даже с закрытыми глазами. Как он мог мужика сбить? У брата ни разу даже намека на аварию не было. Пашка – профессионал.

– Шел сильный ливень, – отвела я глаза в сторону и слегка покраснела. – Тяжело было машину вести в такую непогоду.

– Когда вчера вечером он мне позвонил и сказал, что сбил насмерть человека, я своим ушам не поверил. Павел ведь так мастерски водит тачку.

– Я же тебе говорю, что непогода была. Подобное может случиться с каждым. Нас еще в школе учили, что от тюрьмы зарекаться нельзя. – Я старалась говорить как можно более убедительно.

– В какой странной школе ты училась, – заметил Макар. – Нас подобному не учили. С нами как-то предпочитали говорить на другие темы, совершенно не связанные с тюрьмой.

Он смотрел на меня таким испытующим взглядом, словно о чем-то догадывался и боялся произнести свои подозрения вслух.

– Пашка сказал, что после того как его арестуют, нужно сразу позвонить Жоржу.

– Да, конечно.

Я потянулась за трубкой и набрала номер телефона нашего семейного адвоката. Рассказав ему обо всем, что произошло, я предупредила, что буду на связи, и положила трубку.

– Жорж очень толковый адвокат. Он поможет. – Поправив упавшую на лоб прядь волос, я украдкой посмотрела на брата своего мужа и устало добавила: – Хочу ему передачусобрать. Что туда передают, ты не знаешь?

– Сигарет и чая побольше, – заверил меня Макар. – Там это на вес золота. В тюрьме это ценится больше всего. Чай там вместо водки. Это средство общения. В передаче обязательно должно быть то, что содержит витамины. Условия просто жуткие. Поэтому лук, чеснок, лимон жизненно необходимы. Только для начала надо узнать, положена ли ему передача. Ведь передачи могут лишить даже за незначительное нарушение режима. Пашка – парень горячий. Может бросить скверное словцо какому-нибудь менту, и все. Пиши пропало. Павел не привык к ограничениям и плохому обращению, а в заключении обращение не просто плохое. Оно скотское. Да и передачу нужно собирать с умом. Главное, учитывай, что все, что ты ему соберешь, Пашка будет есть не один. Он должен с кем-то делиться.

– И как он со своей язвой там будет? Дома я хоть за его желудком следила.

– Будем надеяться, что он там ненадолго. Ты когда передачу соберешь, готовься в очереди сидеть. Некоторые в СИЗО торчат со своими сумками по полдня. Света, теперь оттвоего спокойствия и умения владеть собой зависит слишком многое. Главное, не паникуй.

– Я стараюсь.

– На алкоголь тоже сильно не подсаживайся. В первое время почувствуешь облегчение, а потом нер–вы окончательно сдадут и разовьется депрессия.

– Я даже не знаю, куда его увезли. Жорж обещал все выяснить. Он обещал перезвонить через пару часов.

– Это не сложно. Нужно просто позвонить в дежурную часть или обратиться к участковому. В СИЗО тоже есть что-то наподобие справочного бюро, тебе могут сказать, у них Пашка или нет. Там также могут ответить на вопрос, что ему положено, а что нет. Я думаю, что пусть лучше этим займется адвокат. Уже сегодня он даст тебе исчерпывающую информацию. Кто бы мог подумать, что Пашка вляпается в подобное. Ладно, Паша такой мужик, что его никто и ничто не испортит. Он справится. Главное, чтобы Жорж вытащил его оттуда как можно быстрее. Мой сосед по лестничной клетке недавно освободился. Правда, он отсидел всего год. Я вчера у него в гостях был.

– Ну и как, он сильно изменился?

– Да он вообще не изменился. Стал ни лучше, ни хуже. Просто у него появилось какое-то чувство благодарности. С жены глаз не сводит. Они до того, как его посадили, как-то не очень дружно жили. Сосед понял, как зависит от своих близких. Остался такой же рассудительный. Правда, мне уже один на один признался, что ему сложно привыкать к вольной жизни. Только вот похудел он – просто кошмар. Я его не сразу-то и узнал. Не то что дистрофик, а настоящий скелет, обтянутый кожей.

Я закусила нижнюю губу, тяжело задышала и, сжав кулаки, прошептала голосом, полным боли:

– У меня почему-то в ушах звенят слова: «Лицом к стене! Руки за спину!» Макар, а его там не бьют?

– Если будет себя спокойно вести, то никто его не тронет, а вот если начнет выпендриваться и качать права, то может и получить. Я ему еще вчера, когда он мне позвонил,сказал, чтобы он вел себя спокойно. Конечно, в идеале лучше было бы самому явиться с повинной, но мне кажется, что Пашка до последнего верил в то, что его не найдут.

– Он мобильный дома оставил. – Я кивнула на лежащий на тумбочке телефон.

– Правильно. У него бы его сразу отобрали. Там шмонают все карманы, даже вытягивают все шнурки и веревочки.

– Он сейчас в камере? Скажи, что с ним? Где он?

– Для начала его разденут, осмотрят тело, потом сделают флюорографию, а затем отведут в камеру, или в «подследственную хату», как ее называет мой сосед. Он говорил, что в первый день ареста его били дубинкой тогда, когда после команды «Лицом к стене!» и «Руки за спину» он пытался оглянуться. Ментам же нужно показать свою власть – их хлебом не корми, а дай поиздеваться над тем, кто в данный момент беззащитен. Многие только за этим в милицию и идут, потому что без ментовской формы ничего собой не представляют и их все чмырят. Надел форму – сразу царь и бог. Прикрываясь формой и законом, можно творить беспредел и упиваться собственной властью. Мой сосед рассказал, как там эти гады отрываются и издеваются, не расставаясь со своими дубинками. Двигаться по тюремным коридорам можно только бегом, а если останавливаешься, нужно смотреть в стену. В такие моменты менты ой как любят подгонять дубинками, нанося удары по самым болезненным местам. Еще Пашку должны отвести в фотолабораторию, сфотографировать и снять отпечатки пальцев. Затем ведут в баню, ополаскивают теплой водой – и в холодный «отстойник».

– А что такое «отстойник»?

– Это место, где проходят карантин перед тем, как попасть в общую камеру. Скорее всего Пашка сейчас там. Такое небольшое помещение с нарами.

Я представила Пашку, лежащего на нарах, и ощутила невыносимую боль в сердце. Господи, а ведь на этих нарах должен лежать не Павел, а я.

– В «отстойнике» человек проводит дня два или три, а потом его уже перекидывают в камеру. Перед тем как отправить заключенного в камеру, тюремные врачи должны взять все анализы и дождаться результатов. Мой сосед рассказал, что когда его вывели из «отстойника», ему выдали какой-то грязный матрас, подушку, набитую прелым тряпьем, алюминиевую кружку и ложку. В камере нужно быть готовым к провокациям как со стороны тюремной администрации, так и со стороны своих сокамерников.

– Я не хочу это слышать!!! Заткнись! – закричала я что было сил и, схватив бутылку коньяку, замахнулась на побледневшего Макара.

– Света, ты что?!

– Уходи прочь! Я не могу это слышать! Что ты мне соль на рану сыплешь?!

– Но ты же сама просила меня рассказать о том, где сейчас Паша.

– Уходи, а то я запущу в тебя бутылкой! Считаю… Раз, два, три…

– Ухожу. Успокоишься – позвонишь, скажешь, что говорит адвокат. Держи меня в курсе дела, – пробубнил Пашкин брат и, ощутив решительность моих намерений, ретировался из квартиры.

Глава 2

Оставшись одна, я испытала огромное чувство вины перед Пашкой и ощутила, как же мне без него холодно. Мы никогда не были идеальной семьей, и у нас были разногласия, но мы были вместе по той причине, что любили друг друга. Я подумала, что каждый день, прожитый без мужа, будет похож на зиму, холодную и пасмурную. И даже если изредка выглянет солнышко, то от этого не станет мне теплее.

Через несколько часов позвонил Жорж и сказал мне, что он узнал, куда увезли Пашку, и уже успел у него побывать. Жорж уверил меня в том, что он сделает все возможное, узнает, кого можно подкупить, и постарается сделать так, чтобы Пашку отпустили под подписку о невыезде.

– Я видел его сегодня, – успокоил меня Жорж.

– И как он? – задала я вопрос и вновь ощутила, как кольнуло в моем сердце. – Как он выглядит? Как себя чувствует?

– Павел был немного бледный, но он держится молодцом. Увидев меня, сразу успокоился, и в его взгляде появилась надежда. Я успел его приободрить, сказал, чтобы он не падал духом. Я сообщил ему о том, что буду настаивать на его немедленном освобождении.

– Жорж, ты только скажи, сколько денег нужно.

– Я назову сумму в самое ближайшее время и сделаю все возможное, – заверил меня Жорж и тут же добавил: – Уже установлена личность сбитого пешехода.

– Кто он?

– Мужчина. Сорока лет. Житель ближнего Подмосковья. Уже сообщили о произошедшей трагедии его родственникам. Я завтра же постараюсь с ними встретиться и попытаюсь хоть немного их расположить в сторону наших денег. Деликатно поговорю и посмотрю, можно ли с ними договориться.

– Я всегда на связи.

Я не знаю, как я провела эту ночь, но, наверно, уснула только потому, что выпила коньяку. Этой ночью мне снился Пашка, сидящий в душной и мрачной камере, снизу до верхунапичканной другими заключенными. Он держался за сердце, смотрел на потолок и говорил, что ему трудно дышать. Он так хочет домой…

С утра я не долго раздумывая собрала сумку для мужа и поехала в СИЗО, здание, которое напоминало кирпичную крепость. Отстояв сумасшедшую очередь, я все же попала в комнату, где принимали передачи, и поразилась хамству тех женщин, которые проверяли наши сумки. Вокруг все было какое-то мрачное и удручающее. На большом столе возле окошка я разложила все свои продукты. Как ни просила я взять хоть что-нибудь сверх положенного веса – бесполезно. В тот момент, когда меня заставили вытащить содержимое из каждой пачки сигарет, я не выдержала и расплакалась. Мне пришлось выкладывать сигареты в отдельный мешочек. Зубную пасту и шампунь из тюбиков пришлось выдавливать в пакеты. Таковы требования тюремной администрации. Когда я передала свой сверток, мне показалось, что женщина, принимающая передачу, откровенно надо мной издевается.

– А бульонные кубики?

– Что бульонные кубики? – дрожащим голосом спросила я. – Их же можно передавать. На них нет никакого запрета.

Я подумала о том, что Пашке будет намного приятнее пить горячий бульон вместо вонючей и противной тюремной баланды.

– Бульонные кубики нужно тоже развернуть, – язвительно заметила женщина.

– Но ведь они же раскрошатся!

– Я повторять два раза не буду. Карамельки тоже разворачивай, – злобно заметила женщина, и я, смахивая слезы, принялась разворачивать буль–онные кубики.

Люди, стоящие за мной в очереди, принялись раздражительно выражать свое недовольство.

– Ты что очередь задерживаешь? Тебя не учили посылки передавать? Копаешься, как курица. Давай нитками шевели. Тебя что, не учили – все нужно передавать в целлофановых пакетах, а сигареты – без пачек?! Что можно, а что нельзя, почитай на стенде. Мы здесь уже устали стоять. Из-за своей тупости всю очередь задерживаешь, – возмущались другие женщины.

Стоявшая за мной старушка пришла мне на помощь и стала тоже разворачивать бульонные кубики и карамельки.

– Я смотрю, у тебя в пакете все сигареты поломались, – заметила она.

– Так они же в пачках не разрешают…

– Ты, прежде чем посылку собирать, в следующий раз прямо дома достань сигареты из пачек и перевяжи нитками или резинками, чтобы они не ломались. Я так всегда делаю, – посоветовала мне она.

– Я в первый раз.

– Теперь будешь знать. Мы все через это проходим. Я, когда в первый раз приехала, тоже в неловкое положение попала. Привезла сыну его зубную щетку, а ее не приняли.