Чтение 2–й страницы книги ~Последний из бледнолицих~

– Какого чёрта… – прохрипел Нат, натолкнувшись на острые груди дочери. – Ты что, не могла себе найти белого парня? Что у этих браун-скинов, мёдом между ног намазано?! «Боже, что я несу…».

– А среди белых нет нормальных парней! – отрезала Кэрри с неожиданной злостью. «Как она похожа на Джейн – вот тебе и папина дочка…». – Они больше присматриваются к попкам друг друга! У нас в классе половина белых парней – завсегдатаи гей-клуба! А один даже хвастался, что живёт с каким-то старым педиком, и что тот ему ни в чём не отказывает, и что даже машину ему купил. – Кэрри почти тараторила, словно боясь, что отец её перебьёт, не дав договорить до конца. – И что остаётся делать нам, девушкам? Тоже лизать друг друга?Нет уж, извини! Мне такая любовь не по нутру!

«Вот тебе и маленькая Кэрри, которую я совсем недавно носил на руках… – смятенно подумал Натаниэль. – Семнадцатилетняя девчонка – и столько цинизма! Хотя нет, это уже не цинизм – это нормальные рассуждения взрослой женщины… Как же быстро ты выросла, моя девочка…». Но вслух он не сказал ничего – резко развернулся и вышел из комнаты, так хлопнув дверью, что жалобно звякнули оконные стёкла…* * *

После этого случая отец и дочь начали потихоньку отдаляться друг от друга. Нет, теплота осталась, но что-то было утрачено – безвозвратно. Кэролайн пошла своенравностью в мать – она не терпела, когда хоть что-нибудь шло вразрез с её мнением и желаниями. Нат, смирившись, – что ж теперь поделаешь! – предложил дочери: пусть её возлюбленный живёт у них. Этим давно уже никого не удивишь – молодые парни и девчонки уже лет пятьдесят приводят домой своих избранниц или избранников и начинают жить сними псевдосемейной жизнью на глазах у родителей. Он уже знал, что этот англоиндус – студент университета, хотя где и как они с Кэролайн познакомились, так и осталось для него тайной – дочь упорно отмалчивалась, когда отец пытался осторожно коснуться этой темы. Однако студент – это всё-таки не бездельник из предместья, и если Кэрри его выбрала, значит, он того заслужил. Кэролайн приняла отцовскую логику, но от предложения жить со своим boy-friend’ом под отцовской крышей отказалась. Они продолжали встречаться, и девушка даже приводила своего приятеля к себе, но только тогда, когда была полностью уверена в том, что отца нет дома, и что он не появится в самый неподходящий момент.

Окончив школу, Кэрри поступила в университет – естественно, в тот же, где учился её Редди. Вступительные экзамены она сдала без труда – её не зря считали в школе одной из лучших учениц. Но в отличие от матери, заканчивавшей обучение, когда Нат уже работал в «High Tech Corporation», Кэролайн так и не окончила университет. Через два года она вышла замуж за своего Редди, получившего к этому времени диплом, бросила учёбу и уехала вместе с мужем в Индию – как оказалось, Редъярд Шриванса был сыном крупногопромышленного магната и собирался, получив образование в Соединённых Штатах, продолжить отцовское дело у себя на родине.

Свадьбу справляли дома, расставив столы прямо под открытым небом. Приготовлением блюд занималась сама невеста – к удивлению Ната, Кэрри уже очень неплохо разбиралась в индийской национальной кухне и загрузила в кухонный компьютер целый пакет новых и необычных программ. Гостей было несколько десятков человек: приятельницы Кэролайн по школе и университету и сокурсники Редьярда – индийцы. Белых парней было всего двое, и тем не менее праздник, на котором звучала не только протяжная индийская музыка, удался. Было много цветов и улыбок, и возникали стремительные романы – вряд ли кто-нибудь из гостей провёл последовавшую за этим вечером ночь в гордом одиночестве.

Натаниэль искренне пожелал молодым счастья (Кэрри даже всплакнула на плече отца), но после отъезда дочери за два океана он потерял самое дорогое из того, что у него осталось. Они общались, конечно, по видеофону и по электронной почте, но это было уже не то. Через год Кэрри родила сына, затем дочь и ещё одного сына, и регулярно присылала отцу по Сети фотографии и видеофильмы, чтобы стареющий Нат мог видеть, как растут его внуки. И Нат заботливо развешивал по стенам своего кабинета цветные объёмные картины, на которых на фоне пальм и дома из белого камня сидел на зелёной траве сначала один малыш, потом двое, потом трое. А больше всего нравился Натаниэлю снимок, где все трое ребятишек облепили большого чёрного кане корсо, удивительно похожего на Бобби, – как видно, Кэролайн не забыла преданного пса, верного друга её безмятежного детства.

«Интересно, – думал Нат, в который раз разглядывая эту свою любимую фотографию, – а души собак тоже возвращаются? Что там говорит об этом индийская религия? Они тоже реинкарнируют, как люди? Тогда очень может быть, что этот пёс – наш старый Бобби, снова нашедший свою маленькую хозяйку…». Собака на фото молчала, но в глазах её было такое выражение, как будто она слышит мысли Натаниэля и более того, соглашается с ними. А дети – дети на снимке были смуглыми и темноволосыми…

Кэролайн неоднократно звала отца к себе в гости, но он так и не поехал, сославшись на деловую занятость. На самом деле причина была в другом – в памяти Ната гвоздём засела фраза Ричарда Мэрфи «женщины охотно ложатся в постели биологических победителей», и Натаниэль не смог себя пересилить, хотя ему очень хотелось увидеть своими глазами и дочь, и внуков. И главное – он не мог забыть смерти Джейн. Почему Кэролайн была так уверена в том, что соотечественники её избранника непричастны к трагедии? Ведь виновных так и не нашли! Да и не была Кэрри уверена в своей правоте – ей просто хотелось найти себе оправдание. Джейн всегда поступала именно так: если очень хочется сделать что-то, что окружающие не слишком одобряют, значит, надо найти вескую причину, оправдывающую этот поступок.

Да, его дочь выросла очень похожей на свою мать – и внешне, и по характеру. На ту самую Джейн, которая за четверть века совместной жизни уступила своему мужу всего лишь три раза. Ах, Кэролайн, Кэролайн…* * *

Флаер не вернулся – вместо него на озере появился экраноплан. Натаниэль узнал о его приближении задолго до того, как серебристая машина выскочила из редеющего тумана, – «глаза» работали исправно, – но всё равно экраноплан возник неожиданно: его хищный силуэт словно соткался из белой дымки. «Понятно, – мысленно усмехнулся Нат, – „ищейка“ нашла на месте моего дома только дымящуюся чёрную яму да клочья металла, вот они и хотят разобраться, что же там произошло. С воздуха несподручно – надо посмотреть с воды. А потом, когда они не заметят ничего подозрительного, – а они не заметят! – экраноплан выберет местечко, где можно пристать к берегу – не будет же он высаживать стражей в воду, они ведь ножки промочат!».

Нат не ошибся – через десять минут острый нос экраноплана нацелился туда, где на стыке мыса с общей береговой линией был крохотный заливчик, окаймлённый полоской песка. Отрезали отступление – но разве ему, Натти Бампо, есть куда отступать? Натаниэль сжал ствол винтовки, не отрывая глаз от дисплея. «Сколько вас там? – думал он,следя за сигналами „шпиона“. – Двое? Нет, трое. Четверо! Ну что ж, давайте, парни, идите… Вы, конечно, в бронекомбинезонах, но это ничего. „Шариата“ у меня нет, зато бронебойными пулями с сердечниками из обеднённого урана я всё-таки сумел разжиться. Патронов с такими пулями у меня немного, но вам – вам хватит. И вашу броню они прошивают превосходно – это уже проверено…».* * *

«Мама Роза» ошиблась – стрелять на улицах не начали, хотя белые американцы, напуганные беспорядками двадцать четвёртого года, активно запасались огнестрельным оружием. Покупали пистолеты, помповые ружья и даже куда более серьёзные игрушки – вплоть до гранатомётов и тяжёлых многоствольных пулемётов. Владельцы оружейных лавок потирали руки, подсчитывая бешеные барыши, а домохозяйки занимались в стрелковых клубах, старательно решетя молчаливые мишени. Но до настоящей стрельбы дело так и не дошло – события развивались совсем по-другому.

«Новые варвары» не штурмовали твердыни белой цивилизации, не взламывали таранами неприступные стены, не забрасывали на зубцы башен крючья верёвочных лестниц. Их пригласили внутрь этих крепостей сами их обитатели – пригласили для того, чтобы варвары подметали двор, чистили котлы на кухне, ухаживали за скотом и прислуживали господам. А потом – потом случилось неизбежное: многочисленные пришельцы заявили о своих претензиях на место под солнцем.

Коренное белое население Америки и всех развитых стран Европы старело. Стариков становилось всё больше и больше, молодых – всё меньше и меньше. По закону всего живого и дышащего старики уходили, уходили рано или поздно, несмотря на все достижения медицины и на увеличение продолжительности срока жизни, и некому было их сменить– у господ было мало детей и ещё меньше внуков, не говоря уже о правнуках.

А рядом бушевал и кипел жизненной энергией совсем другой мир, отличный от сытого и упорядоченного мира белых. Этот мир молодел, ему было уже тесно в своих естественных границах, и молодые, полные сил выходцы из этого мира искали применение своим силам. И находили – в стареющем и дряхлеющем мире белых.

К середине тридцатых политическая карта планеты начала изменяться. Рождался Новый Халифат – арабские страны объединялись. Процессу объединения способствовала экономическая интеграция – единая арабская валюта оказалась ниткой, сшившей отдельные лоскуты веры, обычаев и традиций в общий ковёр сверхдержавы.

Новый Халифат стремительно расширял свои границы. Африканские страны одна за другой входили в его состав – волна катилась с востока на запад и с севера на юг, от Египта до Мавритании и Марокко и от Ливии до Мадагаскара и Южно-Африканской республики. Движение шло и на север – бывшие среднеазиатские республики исчезнувшего Советского Союза становились владениями Нового Халифата. Россия съёживалась до границ XVI века, оскаливаясь клыками ядерных боеголовок в ответ на попытки «новых бедуинов» проверить прочность её рубежей. Однако страсти кипели и внутри России – мусульманские республики – Татарстан, Башкирия, Калмыкия – требовали выхода из состава федерации с тем, чтобы воссоединиться с единоверцами и стать частью Халифата.

Турция легко рассталась с европейскими ценностями, быстро возвращаясь во времена Сулеймана Великолепного и Оттоманской империи, и на Балканах – в который уже разза долгую историю этим мест – всё туже затягивался узел противоречий. «Возьмут ли новые варвары Рим?» – вопрошали итальянские газеты, а в Испании всерьёз поговаривали о новой Реконкисте, если мавры вновь захватят Кастилию и Арагон. Франция, формально оставаясь президентской республикой, всё больше напоминала восточный эмират, а потомки викингов, силясь оградить свой дом от наплыва пришельцев с востока, ужесточали иммиграционные законы. Праправнуки сипаев появились в британском парламенте, и Шотландия с Ирландией заявили о своём выходе из Соединённого королевства.

А на Дальнем Востоке и в Тихоокеанском регионе во весь голос заявила о себе другая сила. Япония, Китай и Корея образовали Азиатский Союз «жёлтых драконов» – технические достижения Страны Восходящего солнца соединились с неисчерпаемыми человеческими ресурсами Поднебесной империи. Новорождённый Союз, запустив щупальца в Сибирь и вобрав в себя Малайзию с Индокитаем и множество мелких островных государств Тихого океана, энергично проникал в страны Центральной и Южной Америки, используязастарелую неприязнь латиноамериканцев к бледнолицым гринго и прибирая к рукам нефтяные поля Венесуэлы. Индия, Индонезия и Филиппины оказались на границе сфер влияния арабского мира и «жёлтых драконов», и мусульманские сепаратисты играли в этих странах роль мины замедленного действия. И чесали головы меланхоличные австралийцы, размышляя, удастся ли остановить новый самурайский натиск, куда более масштабный, нежели тот, который был отбит в прошлом веке. И что лучше – женщины в парандже на улицах Мельбурна или девушки в кимоно на пляжах Сиднея?

Глобальный процесс набирал силу и в Соединённых Штатах Америки – смуглокожие американцы карабкались вверх по ступеням общественной пирамиды. Им было труднее, нежели их белым собратьям, они встречали сопротивление – когда скрытое, а когда и явное, – однако браун-скины брали упорством и главное – числом. Белой молодёжи было слишком мало, чтобы полностью заменить тех, чьё время истекало; белые старики вынужденно уступали свои места людям с другим цветом кожи, и они становились мэрами городов, конгрессменами и губернаторами штатов. Работал естественный отбор и закон чисел: если из тысячи человек найдётся сотня энергичных личностей, рвущихся к власти, то среди десяти тысяч таковых наберётся минимум пятьсот, а при прочих равных условиях, обеспечиваемых демократией, – и вся тысяча. А если ещё к тому же на выборах их поддерживают многочисленные единоплеменники… И набирали силу восточные религиозные конфессии, опирающиеся на миллионы и миллионы верующих.

Проникновению выходцев с востока в большой бизнес способствовали арабские нефтяные капиталы – золотой динар уверенно теснил доллар. К тому же кое-кто из старой финансовой элиты, почуявшей, откуда дует ветер, без колебаний переходил на сторону победителей. Динар или доллар – какая, в конце концов, разница? Деньги – они ведь не имеют цвета кожи. А менеджеры среднего звена давно уже «посмуглели» – бизнесмены тоже люди, и они тоже стареют, и они тоже смертны.

Дольше всех удерживали свои позиции военные. Генералы и адмиралы оказывали всемерную поддержку любому мало-мальски перспективному белому, пробивающемуся к заветным большим звёздам на погонах и притормаживали его конкурентов. Но беда в том, что любой генерал когда-то был лейтенантом, а среди выпускников военных училищ всё больше появлялось смуглокожих лейтенантов. И браун-скины становились командирами атомных подводных лодок и авианосцев, ракетных баз и крупных войсковых соединений. А белые ветераны, помнившие «Бурю в пустыне», уходили в отставку, с тоской вспоминая «старые добрые времена».

Мир менялся – изнутри.* * *

Да, до уличных боёв дело не дошло, но кровь – кровь всё-таки пролилась. По-другому, наверно, и быть не могло.

Их называли эйпиррами[13].Движение это родилось стихийно, хотя почти наверняка за ним стояли кое-кто из сильных мира сего – из числа тех, для кого перемены означали утрату богатства, власти и влияния. А ряды боевиков пополняли простые обыватели, ошалевшие, напуганные и не понимающие, что происходит – привычная и размеренная жизнь рушилась на глазах, словно подмытый бурным течением обрывистый берег. Страх трансформировался в злобу, в неистовое желание найти того, кто во всём этом виноват, и спросить с него по полной. Люди меньше всего склонны винить в своих бедах и несчастьях самих себя – возложить вину на других всегда легче и удобнее.

Никакой политической – или иной – программы у эйпирров не было. Они следовали примитивному девизу: «Бей цветных, пока они не съели белых!», следовали тупо и яростно. Движение было подавлено в течение нескольких лет, хотя отдельные вспышки расовой ненависти продолжались гораздо дольше. Преступления такого рода против гражданстраны в новой Америке рассматривались как преступления против государства, и реакция властей была жёсткой. Главари эйпирров попали на электрический стул (а кое-кому из них, следуя новым веяниям, отрубили головы), уцелевшие рядовые исполнители рассеялись и затаились. Движение эйпирров было обречено изначально, но оно запомнилось целым рядом кровавых побоищ – жестоких и бессмысленных.

– Сограждане! – голос миловидной дикторши-мулатки дрожал от волнения, а в глазах явственно просматривалась тень испуга. – Сегодня, в семь часов утра, мы стали свидетелями нового преступления эйпирров. В одном из пригородов Чикаго…

«Идиоты, – подумал Натаниэль. – Неужели они не понимают, что таким способом ничего не исправишь? Браун-скинов слишком много, и они не замедлят принять ответные меры…»

Он сел перед экраном, отставив в сторону чашку с недопитым кофе. Приходя домой, Нат сразу же включал медиа-центр, чтобы быть в курсе новостей – на работе ему было не до этого. Он обычно ужинал, слушая новости, но эта новость заставила его забыть о еде.

На экране стлался чёрный дым, прошитый острыми языками пламени, а голос за кадром комментировал события.

– Группа эйпирров – по предварительным данным, их было около двадцати человек, – ворвалась в этот район на автомашинах. Люди мирно спали в своих жилищах, а нападавшие открыли огонь из гранатомётов. Точное число погибших…

«Этот коттедж сложился от попадания, как карточный домик, – вряд ли хоть кому-то удалось выбраться из-под развалин. И этот тоже, и тот – да, эти парни не жалели зарядов…».

– Но самое страшное произошло потом…

Нат увидел искорёженный остов жёлтого школьного автобуса, завалившийся набок.

– Эйпирры подожгли этот автобус – подожгли вместе с детьми. Никто из детей не спасся – уцелевших добивали автоматными очередями…

Дети лежали неподалёку от автобуса, и никто из них не подавал признаков жизни. А затем стали видны согнутые фигуры людей в тёмных комбинезонах, с оружием в руках. Они торопливо залезали в машины, которые, надсадно взревев моторами, исчезали в клубах дыма и пыли.

– Смотрите, вот их лица! Обязанность каждого законопослушного гражданина страны известить власти, если кто-то из этих людей появится…

«Положим, лиц не разобрать, – подумал Нат, когда на экране появилось укрупнённое изображение, – они в масках. Но всё равно – не завидую я этим парням. Теперь их будут травить, как бешеных волков, травить, пока не затравят. Эти снимки сделаны через систему континентального слежения – вряд ли в это время и в этом месте мог оказаться дотошный корреспондент с видеокамерой. После соответствующей компьютерной обработки на основе этих фотографий можно получить портреты нападавших – пусть даже примерные. И тогда… Помнится мне, у нас в „High Tech“ работали на этой задачей ещё лет пятнадцать назад. А эту запись, наверно, гоняют целый день – ведь сейчас уже…».

Он посмотрел на большие настенные часы – их когда-то купила Джейн, – и тут запищал сигнал: кто-то стоял у ограды его дома, и этот кто-то явно хотел войти.

Бампо бросил взгляд на миниатюрный монитор камеры внешнего обзора. Да, так и есть – у ворот переминался с ноги на ногу человек, одетый в короткую коричневую кожаную куртку поверх тёмного комбинезона.

Сигнал повторился. Нат выдвинул ящик стола, достал оттуда автоматический пистолет, сунул его за пояс и вышел на улицу. Он шёл по дорожке, ведущей от двери дома к воротам, не спеша – он уже знал, кто там стоит, и ему хотелось подумать, как поступить.

– Брат! – выдохнул человек у ограды, когда Натаниэль подошёл к воротам и включил «привратника» – дисплей, позволяющий гостю и хозяину видеть друг друга и говорить. – Белый брат! Мне нужно пересидеть до утра, пока эти собаки не успокоятся. А утром…

Нат молчал, глядя в глаза эйпирра – в безумные глаза, где были перемешаны злоба и страх, – и видел перед собой сначала восковое лицо Джейн в морге, потом смеющуюся Кэролайн в белом платье, с фатой на голове; и снова Джейн, и снова Кэролайн, но уже с детьми, которых он так и не видел никогда в реале. А потом он увидел горящие дома, остов сожжённого школьного автобуса и разбросанные в беспорядке детские тела, разорванные пулями со смещённым центром тяжести, нелепые в уродливых позах смерти, словно сломанные игрушки… Нат молчал бесконечно долго – наверно, целую минуту, – а потом сурово произнёс каким-то чужим голосом, как будто говорил не он, Натаниэль Бампо, руководитель департамента новых разработок «High Tech Corporation», а человек из другого времени или даже из другого мира.

– Я тебе не брат. Уходи. Я не буду прятать в своём доме убийцу детей. Если ты ступил на тропу войны, воюй с мужчинами, а не расстреливай из автомата ребятишек. Я всё сказал.

Парень судорожно сглотнул – кадык на его горле дёрнулся вверх-вниз, – повернулся и побежал вдоль ограды, затравленно озираясь по сторонам. Нат долго смотрел ему вслед, пока фигура в мешковатом комбинезоне не растаяла в сгустившейся темноте.

Но в полицию он звонить не стал.* * *

«High Tech Corporation» процветала по-прежнему, несмотря на то, что в её штате всё больше было смуглокожих сотрудников, причём отнюдь не только на должностях курьеров или секретарш. Ведь мозги у всех людей устроены одинаково, всё зависит лишь от уровня общего и специального образования, а университеты год за годом выпускали тысячи и тысячи «небелых» выпускников. И они оказывались ничуть не худшими специалистами, чем их белые предшественники, и приносили компании солидную прибыль, зачастую поражая даже ветеранов «High Tech» своими нестандартными техническими решениями. «Ладошки» и «супераккумуляторы» давно появились на рынке, и уже пошли в серийное производство первые пригодные для массового потребителя образцы пищевых синтезаторов.

В тридцать девятом Натаниэль получил новый, сокрушительный удар – совершенно неожиданный и оттого особенно болезненный. В коридорах многоэтажного головного офиса «High Tech Corporation» давно уже циркулировали неясные слухи о каких-то грядущих уже в скором будущем серьёзных переменах, но всё случилось как-то слишком быстро. Сначалапочти полностью сменился совет директоров, а однажды утром в кабинете Ната замурлыкал коммуникатор, и вкрадчивый голосок секретарши проворковал:

– Мистер Бампо, вас хочет видеть директор по персоналу господин Аль-Мансур!

«Аль-Мансур? Это что ещё за хрень? А куда девался старина Бойл? – недоумевал Нат, поднимаясь на скоростном лифте на административный этаж. – И что ему от меня надо?».

Аль-Мансур оказался стройным, безукоризненно одетым моложавым арабом. Вежливо предложив Бампо сесть, он без промедления перешёл к делу, явно демонстрируя неплохое знакомство со старой истиной «время – деньги».

– Мистер Бампо, – английский у Аль-Мансура был превосходным, с едва уловимым акцентом, – компания высоко ценит ваш огромный опыт и ваши заслуги. К сожалению, обстоятельства против нас – вы прекрасно знаете, что такое конкурентная борьба. Нас теснят, и мы вынуждены защищаться. В сложившейся ситуации у нас нет другого выхода –нам придётся уменьшить заработную плату большинству служащих «High Tech». Конечно, мы не можем платить вам, – директор по персоналу выдержал короткую паузу, – в вашем прежнем статусе главы департамента новых разработок меньше, чем платили раньше. Это было бы несправедливо, – ещё одна пауза, – …и мы предлагаем вам стать инструктором по подготовке молодых специалистов. Зарплата у вас будет меньше, но и работы тоже будет меньше – гораздо меньше. Да и ответственности тоже будет куда меньше.

– А кто придёт на моё место? – спросил Нат, сохраняя спокойствие. Сотрясать воздух патетическими высказываниями вроде «Я никогда не боялся ответственности!» или задавать идиотский вопрос «Но почему?» было бессмысленно – ясно ведь, что всё уже решено.

– На ваше место, – глаза Аль-Мансура похолодели, – придёт новый перспективный работник. Из Саудовской Аравии – такова политика нового руководства компании. Вам хватит трёх дней на передачу дел?

– Я… могу подумать? – ошеломлённо выдавил Нат.

– Думайте. До завтра, но не больше, – жёстко произнёс Аль-Мансур. – Вам до пенсии ещё несколько лет – вряд ли стоит отказываться от выгодного предложения. Особенно принимая во внимание, – добавил он, глядя в глаза Натаниэлю, – настоящие и будущие перемены. Вы меня понимаете? – закончил директор по персоналу, вставая и давая понять, что аудиенция окончена.

Вернувшись к себе в офис, Бампо отключил внешнюю связь и вышел через свой личный терминал в базу данных своего департамента. Ещё пару лет назад с помощью Мэрфи он создал на одном из жёстких дисков укромный уголок – настолько укромный, что его объём даже не отображался на диаграмме заполненности диска, а открыть его можно было только еженедельно менявшимся кодом, известным лишь самому Нату. В этот скрытый сектор он записывал свои последние идеи и разработки, касавшиеся маскировочного поля – «шапки-невидимки», как его называли. Введя код доступа, Натаниэль подождал, пока на экране появится запрос на подтверждение, и снова набрал код, изменив в нём всего один из пятнадцати символов. «Неверно! – тут же появилось на экране. – Внимание! Повторная ошибка приведёт к уничтожению массива!». Нат усмехнулся и повторил неверный код. Дело сделано – программа-убийца запущена, и всё то, что Натаниэль сюда записывал, стёрто без возможности восстановления.

Нат отнюдь не обольщался – над «шапкой-невидимкой» работало множество людей, и рано или поздно кто-нибудь из них додумается до того, что уже пришло в голову ему, Нату. Один человек не остановит технический прогресс – наивно на это надеяться. Но как бы то ни было, он, Натаниэль Бампо, не будет помогать новым хозяевам его страны.

А что именно случилось с «High Tech Corporation», Нату этим же вечером разъяснил Колдуэлл – разъяснил предельно доходчиво, несмотря на то, что они на пару осушили целую бутылку виски.

– Нас купили с потрохами, старина, – сказал Джон угрюмо. – Арабский мир сколотил огромные деньги на продаже нефти – настолько большие, что Восток уже не в силах их переварить! Арабы уже давно – где-то с конца прошлого века – активно инвестируют эти деньги в западную экономику, получая на этом бешеные дивиденды. Потом началось долевое участие, а затем и скупка контрольных пакетов акций. Потомки бедуинов наловчились владеть ultimate weapon[14]современности – деньгами – не хуже, чем их предки владели кривыми саблями… Ты не найдёшь сейчас на всём нашем континенте ни одной мало-мальски значащей фирмы, гдене был бы задействован арабский капитал! Эр-Рияд заинтересовался нашими разработками, – кстати, и разработками твоего отдела по синтезу пищевой органики, – и решил прибрать всю корпорацию к рукам. Ты представляешь, какие им светят прибыли, если удастся наладить серийный выпуск синтезаторов в промышленных масштабах? А мы с тобой, – Джон горько покачал головой и со щелчком распечатал банку пива, – отработанный материал. Тот, кто тебя сменит, – он ведь выходец из саудовской элиты, так что брыкаться бестолку. Тем более что ты – белый.

– Я не буду учить браун-скинов тому, что знаю и умею сам, – глухо сказал Нат. – Они убили Джейн.

На следующий день Натаниэль подал заявление об увольнении. Его не удерживали, хотя выразили вежливое сожаление. Причитающие ему деньги он получил полностью, до последнего цента, – никто не собирался обманывать его по мелочам и добивать упавшего.* * *

Целый год Нат ничего не делал, благо за без малого сорок лет работы в «High Tech» его текущий счёт изрядно вырос. Он не знал, куда себя деть, и зачастую просто сидел на кухне, тупо наблюдая, как по оконному стеклу стекают дождевые капли. И одна и та же мысль назойливо стучала в его голове – раз за разом: «Мы проиграли демографическую войну – остаётся только подписать безоговорочную капитуляцию…». «Мы растаяли, как кусочек холодного белого сахара в чашке горячего чёрного кофе…» – думал Натаниэль, размешивая сахар и глядя над поднимающийся над фарфоровой чашкой лёгкий дымок.

Он почти никуда не выходил, покидая свое одинокое жилище только в случае крайней необходимости, а Дик Мэрфи и Джон Колдуэлл навещали его нечасто – у них хватало своих проблем. «Каждый выживает в одиночку» – похоже, это циничное выражение становилось будничным.

Иногда Нат по многолетней привычке возвращался мыслями к работе, размышлял о векторе напряжённости маскировочного поля, о его конфигурации, об эмиттерах и о расходе энергии, но он тут же гнал эти мысли прочь. Всё, с прошлым покончено, и возврата нет.

Однако были и другие мысли, которые Натаниэль анализировал, стараясь довести до логического завершения. Белые проиграли – это факт, но это всего лишь констатация факта. Остаётся ещё вопрос: почему это произошло? Почему энергичная раса, преобразившая мир и достигшая невиданных доселе высот, тянущаяся к звёздам и к тайнам материи, вдруг начала угасать, совершая то, что можно было с полным правом назвать расовым самоубийством?

Нат думал. Времени у него было предостаточно, а привычка думать над той или иной проблемой вошла в плоть и кровь. Освободившись от жесткого ритма, навязываемого всем образом жизни и работой в корпорации, он вдруг получил возможность поразмыслить над темами, которые раньше полагал отвлечёнными, бесполезными, поскольку от них вряд ли можно было ожидать реальной экономической выгоды, исчисленной в денежных единицах.

«Мы жили хорошо, даже очень хорошо – у нас было всё. Мы поднялись на вершину, огляделись и… поняли, что дальше идти некуда, да и незачем. И нам стало тепло и уютно, и мы перестали понимать тех сумасбродов, которые когда-то плыли через бушующие моря, ломились сквозь непролазные джунгли и карабкались по скалам. Хотя нет, мы их понимали – если в конце пути героев ждали груды золота или алмазные россыпи. Тогда да, тогда стоит сворачивать шеи на преградах и в кровь обдирать руки. Но для нас всё это было уже позади – мы шагали по протоптанным дорогам, точнее, мчались по ним на своих роскошных машинах. Нам не надо было ломать голову над тем, как нам жить – рецепт уже приготовлен. Добейся успеха и наслаждайся жизнью – регламентированной и до последней клеточки расчерченной жизнью, где каждому отведено соответствующее место. Нам объясняли, что хорошо и что плохо, что надо кушать и как нужно одеваться, какую машину купить и какую передачу смотреть, какой пастой чистить зубы и за какого кандидата голосовать на выборах. И мы слушались, и следовали предписаниям, и радовались тому, как хорошо всё у нас устроено – мы ведь искренне в это верили. И когда нам говорили, что дети нам не нужны, потому что они сводят с ума своих родителей и мешают им жить, мы тоже этому верили. И мы забыли о том, что любой народ живёт только до тех пор, пока продолжает себя в детях.

Нас приучили к тому, что нам некуда больше стремиться – мы уже всего достигли. А раз так, то зачем заботиться о тех, кто придёт тебе на смену? И мы расслабились… Мы жили для себя – только для себя. Мы начали воспринимать необходимость заботиться о ком-то другом как досадную помеху нашему безмятежному существованию. Мы перестали думать о будущем – зачем, когда есть прекрасное настоящее? Только вот сами ли мы додумались до этого мудрого откровения, или же нам его ненавязчиво подсказали?»* * *

В сороковом году президентом США стал негр. Это событие никого особо не удивило – в Европе подобное наблюдалось сплошь и рядом. Президентом Франции был араб, премьер-министром Великобритании – индус, канцлером Германии – турок, а на последних президентских выборах в России победил чеченец.

Однако Натаниэля это событие, как ни странно, встряхнуло – он вышел из состояния душевного оцепенения. Просматривая объявления в Сети, Нат обнаружил вакансию, которая пришлась ему по душе – прежде всего потому, что эта работа предполагала минимум общения с людьми. Так Натаниэль Бампо стал рейнджером заповедника Великих Озёр.

Новые обязанности оказались несложными – с ними физически сильный и энергичный мужчина справлялся без всякого труда. Зато теперь он мог часами бродить по лесу и дышать его древними запахами – Нат словно остановился на бегу и с изумлением увидел, что рядом есть другой мир, которого он прежде не замечал в сумятице дел; мир, с которого и началась та Америка, где он родился и вырос. Рейнджерам по штату и по традиции полагалось носить оружие, и Нат быстро выучился метко стрелять, влёт прошибая из винтовки подброшенную высоко вверх пустую жестянку из-под пива или кока-колы. А ещё он пристрастился к чтению – и новейших AV-книг[15],и особенно старинных бумажных. Нат и не предполагал, что это занятие может оказаться настолько увлекательным. Долгими вечерами, сидя в своём лесном доме у горящегокамина, он перелистывал таинственно шуршащие белые страницы, наполненные мыслями и переживаниями людей, живших до него на маленькой планете по имени Земля. Так он узнал, к своему удивлению, что триста лет назад по этим самым местам бродил его тёзка – охотился на оленей, сражался с кровожадными ирокезами и спасал попавших в беду бледнолицых девиц. «Вот ведь как интересно, – подумал Нат, прочтя книгу, – всё кончается там, откуда начиналось. Как там звали этого последнего из могикан?».

…И оживал лес за стенами дома, и звучали таинственные голоса, и мелькали неясные тени. И холодил ладонь гранёный ствол карабина, и надо было пройти через враждебную тёмную чащу, полную недобрых и зорких глаз, чтобы известить коменданта форта о том, что гуроны вновь вступили на тропу войны, и что нужно быть начеку. И что надо укрыть от случайной стрелы женщин и детей – в первую очередь детей, потому что иначе…

А другая книга – сборник рассказов Джека Лондона, отчаянного парня, жившего сто пятьдесят лет назад, оставила горький осадок. Вернее, горечь вызвала не вся книга, аодин из рассказов, называвшийся «Лига стариков» – про старика-индейца, вступившего в неравную и заведомо безнадёжную борьбу с могучей расой белых пришельцев. А больше всего поразила Ната одна фраза, сказанная дюжему полисмену этим стариком, увидевшим хорошенькую белокурую девушку: «Как такие хрупкие скво могут рожать таких сильных мужчин, как ты?». «Знал бы ты, индеец, – с горечью подумал Натаниэль, – что придёт время, и эти скво перестанут рожать воинов… Тебе тогда, наверно, легче былобы умирать…».* * *

Покидать своё лесное жилище Натаниэль старался как можно реже – особенно после того, как вышел на пенсию. Он делал это только тогда, когда надо было посетить ближайший городок и сделать там необходимые закупки. Кончено, Нат мог бы оформить доставку всего нужного и на дом, но он не хотел, чтобы кто-то нарушал его уединение. Уж лучше самому выбраться на час-полтора в этот чужой мир – тогда, когда ты сам этого захочешь, – чем позволить этому миру стучаться в твою дверь, когда это будет удобнееему.

И только один раз Натаниэль ночевал в своём старом доме в городе – в последний раз.

…Агент по недвижимости – шустрый метис лет тридцати – не скрывал своей радости. Ещё бы – приобрести такой великолепный дом, в прекрасном районе по цене гораздо ниже той, которую он ожидал. Этот бледнолицый старик не стал торговаться, хотя легко мог бы получить процентов на сорок больше, и агент уже прикидывал в уме, сколько он заработает на продаже этого роскошного жилища.

– Вы хотите забрать что-нибудь ценное, сеньор Бампо? – спросил он хозяина – уже бывшего хозяина.

– Нет, сеньор Мендес, – ответил Нат, окинув взглядом холл. «Все действительно для меня ценное, – подумал он, – фотографии Кэрри и внуков, картины и статуэтки – память о моей Джейн, книги – я уже забрал. Это уже не дом – это пустая скорлупа»

– Вот и прекрасно. Распишитесь, – агент зашуршал бумагами, – вот здесь, здесь, и ещё вот тут. Вы как хотите получить деньги – динарами или долларами? Если вы собираетесь хранить их в банке, то особой разницы нет, а вот в магазинах сейчас куда охотнее принимают динары. Зачем терять процент при конвертации, верно?

– Всё равно, – равнодушно бросил Натаниэль – Хотя… Давайте динарами – вот на эту карту, – он протянул агенту пластиковый прямоугольник, – с доступом на всю сумму.

Сеньор Мендес вставил карту в портативный сканер и проворно набрал комбинацию цифр, усердно шевеля при этом своими аккуратными чёрными усиками.

– Готово, – сказал он, возвращая Нату кредитку. – Проверьте, всё ли правильно.

Бампо кивнул, активировал доступ и скользнул глазами по семизначному числу, высветившемуся в окошке банк-сканера.

– Всё верно, – подтвердил он. – Вы знаете свою работу, сеньор Мендес. Набор ключей – от дверей, от ворот, от гаража – возьмите. Если новый владелец захочет сменитькоды, то это несложно.

– Да, да, конечно. – Глаза агента поблёскивали – его распирало от удовольствия, и он не мог молчать. – А вы знаете, сеньор Бампо, на ваш дом уже есть покупатель. Бизнесмен-араб – у него три жены и тринадцать детей! Такая большая семья – им нужно много места. А в вашем доме… – но тут Мендес осёкся, заметив выражение глаз Ната. – Извините, сеньор Бампо, я не хотел… Извините…

– Не извиняйтесь, сеньор Мендес, – спокойно произнёс Натаниэль, – я всё понимаю. Могу ли я здесь переночевать? Уже поздно, а мне довольно далеко ехать. А утром я просто захлопну дверь – она запирается автоматически.

– Да, да, конечно, – закивал головой незадачливый агент, кляня себя за то, что коснулся столь щекотливой темы, и явно обрадованный тем, что собеседник не стал её развивать. – Я приеду завтра, часов в десять, не раньше, и вы…

– Я уеду в восемь, – перебил его Нат всё тем же ровным тоном. – Так что прощайте, сеньор Мендес. Вряд ли мы с вами снова увидимся – недвижимости у меня больше нет.

Ночью Натаниэль долго не мог уснуть, думая о том, что этот дом он так и не сумел наполнить детским смехом, и что за него это сделают другие. А дом молчал, и даже призраки прошлого – если они здесь были – безнадёжно вязли в толстом слое пыли, скопившемся за долгие годы необитаемости этого жилища.* * *

Продавец был подчёркнуто вежлив и предупредителен – ещё бы, не часто появляются покупатели, готовые сделать такую крупную покупку. А то, что это этот белый, – интересно, сколько ему лет? пятьдесят? шестьдесят? семьдесят? – действительно хочет купить пищевой синтезатор, а не просто разглядывает эту занимательную и очень дорогую игрушку, Хасан понял очень быстро. Понял он и то, что этот парень – спец, и что пытаться рассказывать ему сказки о невероятных возможностях синтезатора нет никакого резона.

– Разъём стандартный, а источник можете подключить любой – хоть водородный реактор, хоть аккумулятор. Можете даже подсоединиться к автомобильному генератору – только вот расход топлива… На полфунта еды вы затратите столько бензина, сколько вам хватит на двести миль езды. Куда экономичнее использовать систему «ладошек», тогда…

Нат слушал молча, не перебивая, лишь изредка кивая головой. «Да, они довели наших мастодонтов до кондиции, – думал он, рассматривая изящный блестящий корпус с откидной крышкой. – И вес – первые опытные образцы мы перетаскивали вчетвером, пыхтя от натуги, а этот я легко унесу один – на руках».

– Подробная инструкция, – продавец показал толстенную книжицу, похожую на иллюстрированный журнал, – и набор программ, – он извлёк пачку разноцветных компакт-дисков. – Диапазон исходного органического сырья, пригодного для переработки, не столь обширен, как хотелось бы, но в гарантийное обслуживание входит и модернизация агрегата в течение трёх лет – без дополнительной оплаты. Если, конечно, вы не будете оформлять долгосрочный кредит – в этом случае…

– Я заплачу всё сразу, – прервал его Нат, заметив, как при этих его словах округлились глаза продавца.

– Динарами? – осторожно поинтересовался Хасан. – Хотя, конечно, я приму и доллары, если вам так удобнее.

– Динарами, – усмехнулся Натаниэль. – Меня уже предупредили. Зачем терять процент при конвертации, верно?

От помощи – довольный Хасан вызвался лично донести синтезатор до машины – Нат отказался. Уже уходя, он встретился в дверях с женщиной в тёмном платье и в хиджабе.

– Здравствуй, почтенный Хасан, – певуче произнесла она, лишь мимоходом зацепив взглядом Натаниэля.

– Здравствуй, почтенная Мариам, – приветствовал её продавец, и его улыбка, в отличие от официально-вежливой, с которой он разговаривал с Бампо, была искренней. – Я слышал, твоя средняя дочь уже родила первенца! Это правда?

Что ответила Хасану женщина, Нат не услышал, но когда он уже выходил на улицу, до него донёслось негромкое:

– Эти бывшие ещё попадаются на наших улицах. А я думала, они уже все вымерли…

В глазах у Натаниэля потемнело, он скрипнул зубами, но сдержался. Уложив покупку в багажник, он захлопнул заднюю дверцу и тут заметил невдалеке двух смуглокожих детей лет четырёх-пяти – мальчика и девочку. Они с явным любопытством смотрели на… Нет, не на автомобиль – эта древняя колымага их ничуть не заинтересовала. Дети рассматривали блестящими глазёнками самого Ната – с таким видом, словно перед ними появилось вдруг сказочное существо, которое невозможно встретить в обычной жизни.* * *

За событиями в мире Натаниэль следил, и очень внимательно: в отличие от Ната Бампо XVIII века Нат Бампо века XXI располагал куда более совершенной техникой.

В пятьдесят четвёртом две новые сверхдержавы, оспаривавшие друг у друга власть над изменившимся миром, столкнулись – разразился тихоокеанский кризис. И Натаниэль поймал себя на том, что испытывает чувство, очень похожее на откровенное злорадство – пусть бьют друг друга! Но когда конфликт между Новым Халифатом и Азиатским Союзом вплотную подошёл к той грани, за которой начинается широкомасштабная война, ему стало не по себе. «Неужели всё это, – думал он, следя за скользящей над гладью озера белокрылой чайкой, – и этот лес, и эта птица в один миг может рассыпаться радиоактивным пеплом?». А потом Нат вспомнил о Кэролайн, и его обдало леденящим холодом – если над Индостаном встанут атомные грибы, то у его маленькой Кэрри с детьми (неважно, что они уже выросли) не будет ни единого шанса уцелеть.

Соединённые Штаты, формально оставаясь независимой страной, практически вошли в состав Нового Халифата. Однако активного участия в противостоянии они не принимали – хватало внутренних проблем. Всё тихоокеанское побережье – от Калифорнии до Аляски – было охвачено этническими беспорядками, в которых схлестнулись латиноамериканцы и китайцы из многочисленных диаспор с одной стороны и тёмнокожие мусульмане – с другой. О происходящем по официальным каналам сообщалось глухо и невнятно, хотя дело шло к самой настоящей гражданской войне. Число жертв с обеих сторон исчислялось десятками тысяч, и обоюдная жестокость далеко превзошла ту, с которой действовали двадцать лет назад приснопамятные эйпирры.

В полыхающие штаты восточного побережья Америки были введены отряды наскоро сформированного корпуса «сил поддержания общественного порядка» и правительственные войска. Они именовались миротворцами, хотя частенько превращались в обыкновенных карателей – информационные каналы Азиатского Союза захлёбывались сообщениями о расправах над проживающими на территории «полыхающих штатов» китайцами и японцами. Китайские подводные лодки прорывались к берегам Калифорнии и выплевывали из своих торпедных аппаратов прямо на песчаные пляжи самоходные капсулы-контейнеры с оружием для желтокожих «повстанцев», как их называли в Пекине и Токио, а через мексиканскую границу потоком шло японское военное снаряжение.

Тем временем флот Нового Халифата высадил десант в Индонезии, поддерживая мусульманских сепаратистов. Горели джунгли, и арабские винтокрылы расстреливали с воздуха джонки и сампаны, переполненные беженцами. Вдоль индо-пакистанской границы разгорелись ожесточённые встречные бои бронетанковых соединений, а сверхзвуковые «джинны» заливали напалмом и забрасывали термобарическими бомбами города Кашмира и Пенджаба. Кровавый «мятеж на Минданао», по терминологии «желтых драконов», – или восстание, выражаясь языком «новых бедуинов», – был беспощадно подавлен китайскими войсками, и Филиппины вошли в состав Азиатского Союза. Японо-индийская эскадра пресекла попытку высадки отборных частей африканской морской пехоты – «Зулусов Зимбабве» – на Цейлон. На дно пошли сотни кораблей, волны выбрасывали на берег обломки и трупы, акулы обжирались человеческим мясом, и тогда Новый Халифат потянулся к атомной бомбе. На улицах европейских столиц многотысячные толпы под зелёными знамёнами призывали покарать «неверных азиатов», а в России было введено военное положение. И люди, затаив дыхание, смотрели на стереоэкранах домашних медиа-центров переписанные на кристаллы старинные хроники времён Второй Мировой, где выли сирены, рушились дома и полосовали чёрное небо узкие белёсые клинки прожекторных лучей – неужели всё это повторится? К счастью, до обмена ядерными ударами дело всё-таки не дошло – враждующие стороны сумели придти к разумному компромиссу.

В результате долгих переговоров Индия сохранила свою независимость, а Индонезия была разделена на два государства. Было принято решение о массовой депортации «лиц азиатской национальности» с территории США – транспортные корабли Азиатского Союза перевозили вынужденных эмигрантов в Южную Америку в течение трёх лет. В качестве компенсации США передали Японии Гавайские острова – через сто с лишним лет после Пёрл-Харбора над Оаху и над Мидуэем поднялись флаги Страны Восходящего солнца.

Конфликт затих, оставив тлеющие искры, угрожавшие новой вспышкой. А рейнджер заповедника Великих озёр Натаниэль Бампо испытал новую утрату: в бою у берегов Шри-Ланки получил прямое ракетное попадание и затонул со всем экипажем фрегат индийских военно-морских сил «Бенгал», на котором служил сублейтенант Джонатан Шриванса – его старший внук.* * *

Кэролайн связалась с отцом по Сети. Это было не так просто – несмотря на мирный договор между Новым Халифатом и Азиатским Союзом и на прекращение военных действий в районе Тихого океана, Индия отныне считалась врагом Соединённых Штатов, и частные контакты граждан США с этим врагом пресекались. Кэрри плакала, и Нат заметил, какона сразу постарела – а ведь ей не было ещё и пятидесяти. Она сказала отцу, что двое других её детей, Лакшми и Радж, живы и здоровы, и что их дом не попал в зону бомбёжек. А ещё она сказал, что Лакшми уже замужем, и что скоро у Натаниэля будет правнук. И это немного утешило старого Бампо – жизнь продолжается. Но этот сетевой разговор отца с дочерью оказался последним – провайдеры блокировали связьс «враждебной державой».

Натаниэль остался совсем один.

А в шестьдесят седьмом году начались волнения на Аляске. Сеть переполнял поток противоречивых сообщений, разобраться в которых было не так просто. И только сравнивая новости из разных источников и отметая бред о «сумасшедшем бледнолицем генерале», якобы угрожавшем запуском ракет с кассетными водородными боеголовками из шахт на Аляске чуть ли не по всем крупным городам планеты, Натаниэль смог составить более-менее чёткую картину происходящего.

Этот конфликт назревал давно. Немногочисленное население Аляски сумело сохранить прежний этнический состав – суровые условия севера не слишком нравились выходцам из жарких стран. И спаянные теми же суровыми условиями белые жители этого края не забыли чувство локтя и простую истину «любой народ живёт до тех пор, пока продолжает себя». До поры до времени аляскинцы так и жили особняком, но когда дело дошло до принудительной исламизации, они воспротивились.

Командующий ракетными войсками на Аляске генерал Юджин Уайт поднял мятеж. Строго говоря, мятежом это выступление можно было назвать разве что с юридическо-казуистической точки зрения, поскольку генерала поддержало практически всё население штата. Жертв почти не было – двое оказавших сопротивление при аресте и застреленных на месте офицеров-браун-скинов не в счёт, – однако в Вашингтоне на эти события реагировали очень болезненно. Правительственные радикалы потребовали направить к берегам Аляски соединения боевых кораблей и немедленно подавить «мятеж сепаратистов» силой. Ситуация явно накалялась, но «сумасшедший бледнолицый генерал» оказался не так прост.

Аляска заявила о своём суверенитете, в считанные часы провела референдум, а затем и президентские выборы, на которых Юджин Уайт одержал безоговорочную победу, став, таким образом, легитимным президентом новорождённой республики. После этого он тут же обратился к лидерам Азиатского Союза с просьбой защитить его страну от агрессии в обмен на долгосрочные концессии по разработке аляскинских полезных ископаемых. «Жёлтые драконы» плотоядно облизнулись, оскалили зубы, и японские тяжёлые ракетные крейсера преградили дорогу торопившимся к Анкориджу и Кадьяку американским авианосцам и десантным судам. Ко всему прочему, независимая Республика Аляска располагала ядерным оружием – ракетные базы были созданы там ещё сто лет назад – и недвусмысленно дала понять, что применит его, если её не оставят в покое. Тем не менее, Аляска стала новым яблоком раздора, вокруг которого сошлись интересы самых могущественных сил планеты – к границе Канады с Аляской шли колонны американской бронетехники, над арктическими льдами сменяли друг друга самолёты, оснащённые крылатыми ракетами, а возле Алеутских островов скользили в тёмной глубине Тихого океана обтекаемые тела атомных субмарин.

Из всего этого Натаниэль сделал очевидный вывод – вся эта история непременно коснётся и его самого, отсидеться в сторонке, как в прошлый раз, не удастся. Конфликт имел ярко выраженный религиозно-расовый характер, причём между браун-скинами и белыми, а значит… Значит, новые хозяева новой Америки будут «зачищать тылы» – обязательно будут.

И Нат снова почувствовал неприятный холодок в спине – знакомое, хоть и забытое ощущение. Ну да, конечно, – он уже дважды чувствовал этот холодок: первый раз в Париже, в двухтысячном году, а второй раз – в две тысячи двадцать втором, возле школы, в которой училась Кэрри.

И он начал готовиться к неизбежному, несмотря на то, что здравый смысл подсказывал ему – любое сопротивление заведомо безнадёжно.* * *

Нат истратил все свои сбережения – зачем они ему теперь? – но не сумел бы сделать и десятой доли задуманного, если бы не помощь Мэрфи. Натаниэлю удалось разыскать его по Сети, и Ричард искренне обрадовался вызову старого друга. Они не виделись четверть века, с того времени, как Натаниэль подался в рейнджеры, но Дик не забыл Ната.

А вот с Колдуэллом связаться не удалось. На вызовы он не отвечал, и Натаниэль так и не узнал, что с ним сталось – уехал ли Джон куда-то очень далеко или, скорее всего, уже переселился в лучший мир.

Мэрфи прибыл на невзрачном старом грузовичке, доверху набитом разнокалиберными ящиками и коробками – Нат в общих чертах рассказал ему, что от него требуется. Ричард стал совершенно седым и как-то усох, сделавшись похожим на старого воробья. Но этот воробей всё ещё хорохорился – его движения не утратили знакомой Нату порывистости, и глаза Дика Мэрфи всё так же вызывающе-колюче смотрели на мир из-под поредевших седых бровей.

Заметив удивление во взгляде Натаниэля, когда тот увидел допотопное транспортное средство, Мэрфи только усмехнулся.

– Так надёжней, Натти, и безопаснее, – объяснил он, – меньше привлекает внимание. Было бы как-то не с руки, если бы стражи вдруг заинтересовались моей машиной да хорошенько порылись в содержимом её кузова. Хоть браун-скинов и не очень волнует моя скромная персона, но всё-таки… А так – старый чудаковатый бледнолицый отправился в гости к приятелю на древнем драндулете, на котором они когда-то вместе возили девчонок на пикники, – ну и пусть себе прослезятся, вспоминая былое!

– Так ведь и рыться-то не обязательно, – возразил ему Нат, – можно и через систему континентального слежения посмотреть. Она сейчас, я так думаю, куда совершеннее, чем тридцать лет назад.

– А вот на этот случай, – снова ухмыльнулся Дик, – у меня кое-что имеется. – Он извлёк из нагрудного кармана куртки небольшой цилиндрик, подбросил его и ловко поймал. – Кнопка от складного «зонтика» – блок управления портативным генератором локального маскировочного поля. «Глаз Бога» узрел бы только коробки с пивом да пакеты с едой, что стоят сверху. Ну, об этом мы с тобой ещё поговорим – тебе ведь, как я понял, это и нужно. Соберём тебе такую же «шапку-невидимку», соберём – только помощнее. Пойдём-ка в дом, старина, опрокинем по стаканчику да побеседуем.

Насчёт «скромной персоны» Ричард явно преувеличивал – это Нат быстро уяснил. Мэрфи сумел устроиться – и неплохо – при «новом порядке» благодаря своему таланту хакера высочайшего класса. Конечно, специалистов обучают, и незаменимых людей нет, но истинные таланты – в любых областях – попадаются крайне редко, и их ценят. И Дика ценили – он даже получил статус «гражданина вне подозрений», и это несмотря на белый цвет кожи. А когда приятели разгрузили машину, Натаниэль понял, что две трети того, что находилось в кузове, он сам не купил бы нигде и ни за какие деньги – связям Мэрфи можно было только позавидовать. Нат рассчитался с другом, перебросив черезбанк-сканер деньги со своего счёта на его счёт, и Ричард не отказывался.

– Деньги как были деньгами, так ими и остались, – сказал он, пряча пластиковую карту, – в этой стране они по-прежнему решают всё. Но вот это, – и он протянул Натаниэлю увесистый металлический ящичек, – подарок. Бронебойные патроны к «М-16» – сто штук. Из экспериментальной серии. Пришлось потревожить коллекционеров и музейных крыс – они тоже любят деньги. Правда, «шариат» я тебе так и не достал – уж не взыщи.

…Они работали неделю, работали как одержимые, прерываясь только для того, чтобы наскоро перекусить и поспать часов пять-шесть. Маленький Дик оказался двужильным – не обиженный здоровьем Нат не переставал удивляться кипучей энергии своего друга.

Они собрали из привезённых Мэрфи комплектующих дополнительную энергосистему миниатюрных солнечных батарей – «ладошек Мэгги» девятого поколения, – смонтировали эмиттер маскирующего поля и всю периферию следящего устройства – «шпиона». А потом Ричард долго возился с программным обеспечением, изредка бормоча под нос замысловатые ругательства, вышедшие из обихода лет двадцать тому назад.

Закончив, друзья уселись за стол и потихоньку осушили бутылку «Red Label» – совсем как в старые добрые времена, – закусывая ломтиками искусственного бекона, вышедшими из утробы синтезатора. Правда, пили осторожно, не мешая виски с пивом, – всё-таки им обоим было уже очень хорошо за восемьдесят, а не пятьдесят, как когда-то. И выпив, Ричард не повеселел, а сник, и в глазах его появилось грустное выражение.

– Наша жизнь кончилась, Натти, – негромко произнёс он, глядя в огонь камина, – и наша, и нашего народа. Здесь теперь совсем другая страна – не та, которую мы с тобой так хорошо знали. И люди – люди тоже другие. Нет, они не гонят нас, как паршивых собак, – пока не гонят, – но мы здесь чужие. И мы, последние из бледнолицых, потихоньку уходим, уходим один за другим. И никто не замечает нашего ухода…

– Оставь, Дик, – попытался ободрить его Натаниэль, – ты же сам сказал – деньги по-прежнему решают всё в этой стране. Неужели у тебя не хватает долларов, то есть, тьфу, динаров, чтобы обеспечить себе пожизненные услуги опытной сиделки?

– А ты знаешь, как это выглядит, а, Нат? – Дик посмотрел на друга, и Бампо поразила тоска, до краёв затопившая взгляд бойкого «старого воробья». – Да, конечно, эта сиделка добросовестно выполняет свои обязанности – она меняет бельё, она моет тебя, и она будет сидеть рядом с тобой, пока твоё сердце не перестанет биться. И сиделкаотметит – отметит равнодушно и холодно, что лучик на дисплее медицинского компьютера больше не пляшет.

– А не всё ли тебе равно, что она подумает в этот миг? – спросил Натаниэль, положив свою тяжёлую ладонь на худое плечо друга. – Тебе-то – не всё ли равно?

– Нет, Натти, нет, – возразил бывший ведущий программист «High Tech Corporation» с неожиданной горячностью, – мне не всё равно. Провожать стариков без грусти – это как зачинать детей без любви. У браун-скинов мудро устроено – они уважают своих стариков, уважают – и дети, и внуки, и правнуки. И старики уходят легко, потому что знают – ихесть кому вспомнить. А мы – мы не бросили в землю семя, и теперь позади нас не поле с цветами, а голая пустыня, закиданная использованными презервативами. Так-то, Натти…* * *

Они расстались на следующий день – расстались навсегда, это чувствовали оба.

– Бросил бы ты эту свою затею, а? – сказал Ричард на прощанье. – Глупость всё это. Кому и что ты докажешь?

– А ты можешь помочь мне перебраться на Аляску? – спросил его Натаниэль вместо ответа. – Можешь или нет?

– Нет, старина, этого я не могу, – чуть виновато произнёс Мэрфи и развёл руками, – туда сейчас и скунс не проскользнёт. А идти официальным путём… – он безнадёжно покачал головой. – Это совсем глухо. А браун-скины совсем взбесились: их там вдоль границы – как муравьёв в муравейнике. Новый Халифат вот-вот объявит джихад Республике Аляска, и наши, конечно, тоже в стороне не останутся.

– У аляскинцев есть атомные бомбы, – медленно проговорил Нат. – И Азиатский Союз – они ведь тоже решительно настроены. Это всё может очень плохо кончится, Дик.

– Может, – согласился Дик. – Ещё как может, Натти. Но на Аляску тебе не попасть.

И Нат знал, что Мэрфи прав, и не переоценивал свои силы. Он, Натаниэль Бампо, далеко уже не юноша – ему не прорваться через канадские леса, кишащие солдатами, тем более что в приграничной полосе, насквозь просматриваемой самыми современными техническими средствами, он будет выглядеть «белой вороной» – в прямом смысле этого слова. «И почему я не спохватился раньше? – подумал Нат, когда раритетный грузовичок Мэрфи исчез за поворотом дороги. – Лень было оторвать задницу от уютного кресла. Ждал-ждал, и дождался! А теперь уже поздно сожалеть…»

И он не сожалел – он работал. На мысе Натаниэль вырыл себе убежище – с помощью парочки механических землероек-киберов, тоже доставленных Мэрфи, – на дом надежды не было. Землеройки оказались великолепными машинами – Нат загрузил в их управляющие микрокомпьютеры программы с объёмной моделью будущего подземелья, и киберы врылись в податливый мягкий грунт. Они работали безостановочно, расширяя и углубляя каверну, прокладывая подземные ходы и утрамбовывая стены и пол. Машины работали посменно – пока одна трудилась, другая подзаряжалась – сотни «ладошек» с лихвой обеспечивали землероек энергией. Нату оставалось только следить за подзарядкой да за маскировочным полем, которое он активировал сразу же, как только начал строить убежище. Попутно он разобрался с системой «шпиона» и проверил в работе «ведьмин пояс» – носимое, точнее, надеваемое устройство, стирающее следы. Примятая трава распрямлялась, и опечатки ног разглаживались – мощное узконаправленное поле «ведьминого пояса» восстанавливало структуру почвы. Правда, «пояс» был очень прожорлив, но энергии у Ната хватало. Да и не собирался он бегать кругами по лесу, сбивая со следа свору собак – ему надо будет пройти от дома к озеру всего один раз, не оставив при этом никаких следов.

Убежище было готово за шесть дней. «Я словно господь бог, – подумал Нат, оглядывая стены своего нового – и судя по всему, последнего – жилища, – который создал мирза шесть дней. Правда, мирок это несколько тесноват, но ничего – один я тут как-нибудь помещусь». Натаниэль перенёс в подземелье пищевой синтезатор (благо пригодной для переработки растительной органики тут имелось вдоволь), центральный энергоблок (сами «ладошки» солнечных батарей последних моделей были почти неотличимы от широких листьев) и вообще всё самое ценное, в том числе и книги. Убежище станет ему домом на весь остаток жизни – Натти Бампо надеялся встретить здесь свой девяностый день рождения, до которого осталось совсем немного.* * *

…Он чуть-чуть не успел всё закончить – оставалось лишь запустить таймер-детонатор и уйти, навсегда простившись с домом, в котором он прожил столько лет, – гости прибыли раньше.

Они приехали под вечер на слайдере-амфибии – территорию заповедника рассекало прекрасное шоссе, пригодное и для колесных автомашин, и для этих новомодных штучек. Приехали вдвоём на трёхместке – третье место, как потом понял Нат, предназначалось ему, Натаниэлю Бампо.

Он был в это время в доме, в последний раз оглядывая стены своего жилища, и не сразу понял, что означает басовитое урчание за дверью – не понял потому, наверно, что не хотел верить очевидному: за ним приехали. Секунду помедлив, он тяжело вздохнул, отложил в сторону пульт дистанционного управления таймером, открыл дверь и шагнул за порог. Со своей антикварной «М-16» Нат не расставался – он ведь всё ещё числился рейнджером, имел право носить это оружие, и винтовка всегда висела у него на плече.

Каплевидный слайдер убрал воздушную подушку и сел, примяв сочную зелёную траву. Обе его дверцы поднялись вверх, словно надкрылья гигантского жука, из машины вылезли двое в бронекомбинезонах – в боевой форме сил поддержания общественного порядка – и пошли к нему. Скорее всего, эти молодые парни, годящиеся Натаниэлю в праправнуки, не испытывали к нему лично никакой неприязни – они просто выполняли приказ. К тому же они не ждали никаких неожиданностей от этого замшелого осколка прошлого,и поэтому их короткоствольные «рашиды» не были взяты наизготовку, а тонированные забрала шлемов остались поднятыми.