Чтение 6–й страницы книги ~Глаза Гейзенберга~

Наконец, Нурс сказал:

– Иногда, Шруилл, твой цинизм переходит все границы дозволенного, – Он повернулся, изучая все приборы, сенсоры, глазки и дисплеи, расположенные напротив Калапины на внутренней стороне шара, – Сегодня все довольно тихо. Мы можем оставить контроль Шруиллу, Кал, и сходить поплавать и принять сеанс фармакологии.

– Тонус тела, тонус тела, – пожаловался Шруилл, – Вы когда-нибудь думали о том, чтобы проплыть бассейн двадцать пять раз, вместо двадцати?

– С недавних пор ты говоришь удивительные вещи, – сказала Калапина, – Ты хочешь, чтобы Нурс нарушил ферментный баланс? Все мои попытки понять тебя потерпели крах.

– Неудачные попытки, – сказал Шруилл.

– Мы чем-нибудь можем помочь тебе? – спросила она.

– Мой цикл погрузил меня в странную монотонность, – сказал Шруилл, – Есть ли какое-либо средство против нее?

Нурс посмотрел на Шруилла через призматический рефлектор. В последнее время его голос с нотками нытья стал все более раздражающим. Нурс начинал сожалеть о том, чтообщество требований к вкусам и физическим кондициям объединила их в одну группу с ним. Вероятно, когда закончится срок Туеров… – Монотонность, – сказала Калапина. Она пожала плечами.

– В хорошей рассчитанной монотонности есть определенный триумф, – сказал Нурс, – Я думаю, это сказал Вольтер.

– Это прозвучало, как чистейшей воды изречение Нурса, – сказал Шруилл.

– Иногда я считаю полезным, – сказала Калапина, – призывать благословенную заботу о народе.

– Даже среди нас? – спросил Шруилл.

– Только подумайте о судьбе несчастной компьютерной сестры, – сказала она, – Естественно, абстрактно. Вы чувствуете печаль и жалость?

– Жалость – никчемная эмоция, – сказал Шруилл, – Печаль родственна цинизму. Когда сила вольется в вас, подумайте обо мне здесь.

Нурс и Калапина встали, вызвали лучи переноса.

– Желаю эффективности, – сказал Нурс, – Мы должны стремиться к большей эффективности в наших любимцах. Надо, чтобы все протекало более гладко.

Шруилл посмотрел на них, ожидая лучей. Он хотел только освободиться от надоевшего треска их голосов. Они не поняли главного, они не хотели его понять.

– Эффективность? – спросила Калапина, – Вероятно, ты прав.

Шруилл больше не мог сдержать эмоции, которые так и распирали его:

– Эффективность – это противоположное мастерству. Подумайте об этом.

Пришли лучи. Нурс и Калапина скользнули вниз и прочь, не отвечая, оставив Шруилла закрывать сегмент. Наконец, он сел один в зелено-сине-красном мигании центра контроля – один, за исключением сверкающих глаз сканеров, задействованных вдоль верхнего кольца шара. Он насчитал из них восемьдесят один, направленных на него и на ответственные центры шара. Восемьдесят один из его собратьев или групп собратьев наблюдают сейчас за ним, за его работой, как он наблюдал за народом и его работой.

Сканеры доставляли некоторое неудобство Шруиллу. До своей службы в Туерах он не помнил, чтобы он наблюдал когда-либо за центром контроля и его деятельностью. Здесьслучалось слишком много болезненного и того, чего даже невозможно было вообразить. Или бывшие ответственные за центр контроля теперь интересовались тем, как новое трио справляется со своими обязанностями? Кто эти те, кто наблюдают?

Шруилл переключил внимание на приборы. В моменты, подобные этим, он часто чувствовал себя, как Чен Цуаньский Хозяин темной правды, который видел весь мир в зеленой бутылке. Здесь была эта зеленая бутылка – этот шар.

Мерцание энергетического кольца на ручке трона, и он мог следить затем, как в Марзополисе пара занимается любовью, изучать содержимое в чане эмбриона в великом Лондоне или пустить газ гипноза с заданием приручения в «муравейник» Нового Пекина. Прикосновение к ключу, и он мог анализировать смещение мотивации всей рабочей силыв мегаполисе Рима.

Порывшись в себе, Шруилл не смог найти импульса, чтобы двинуть ключ хоть одного контроля.

Он стал вспоминать прошлое, пытаясь припомнить, сколько сканеров следили за работой Туеров в первые годы. Он был уверен, что число их не превышало десять или двенадцать. А сейчас – восемьдесят один.

«Я должен был бы предупредить их о Свенгаарде, – думал он, – Я мог бы сказать, что мы не должны бы полагаться на предположение, что существует специальное Провидение для дураков. Свенгаард – это дурак, который меня беспокоит».

Но Нурс и Калапина стали бы защищать Свенгаарда. Он знал об этом. Они бы стали настаивать на том, что он надежен, честен, лоялен. Они могли бы поклясться в этом всем, чем угодно.

«Всем? – размышлял Шруилл, – Есть ли хоть что-нибудь, чего бы они не рискнули поставить на верность Свенгаарда?»

Шруилл почти слышал, как Нурс провозглашает: «Наше суждение о Свенгаарде правильное».

«А это и есть то, – думал Шруилл, – что беспокоит меня. Свенгаард работает на нас… как и Макс, но обожание – это на девять десятых страх».

Со временем все становится страхом.

Шруилл взглянул на следящие сканеры и заговорил вслух:

– Время-время-время… «Пусть они жуют свои жизненно важные вещи», – думал он.

Глава 7

Место, в которое они пришли, было насосной станцией для системы переработки отходов ситакского Мегаполиса. Оно находилось на уровне тысячи ста футов на линии, которая посылала ирригационную воду побочных продуктов в систему Гранд Кули. Четырехэтажная коробка образцовых труб, компьютерных консолей и многочисленные узкие мостики, ярко освещенная сильными уравновешенными огнями, пульсировала, как гигантские турбины, которые она контролировала.

Дюраны прошли вниз через подземку для персонала во время вечернего часа пик, двигаясь такими этажами, чтобы легко было убедиться в том, что за ними нет слежки агентов или каких-либо приборов. Они уже прошли без слежки пять отрезков подземки.

И все же они были внимательны и читали по лицам и жестам людей, которые торопливо проходили мимо. Многие люди были скучными страницами для чтения, они спешили, занятые своими делами. Изредка они обменивались пристальными взглядами с другими курьерами или узнавали официальных лиц низшего ранга, которых послали сюда оптимены сзаданиями, которые наполняли их сейчас страхом.

Никто не обращал внимание на пару загорелых рабочих, которые шли, взявшись за руки, и появились на узком мостике номер пять насосной станции.

Там Дюраны остановились, чтобы изучить окружающую обстановку. Они были усталыми, в приподнятом настроении, и их немного одолевал священный трепет, оттого что их вызвали в контрольное сердце подпольного Центра Родителей. Запах углеводородов наполнял окружающий воздух. Лизбет принюхалась.

Их беззвучный разговор сквозь сомкнуты руки носил оттенок напряженности. Гарви старался разубедить ее.

– Вероятно, это наш Глиссон захотел встретиться с нами, – сказал он.

– Могут быть и другие Киборги с такими же именами, – сказала она.

– Маловероятно.

Он вывел ее на узкий мостик мимо нависающего света. Они свернули по переходу влево мимо двух рабочих, которые записывали показания воздушных приборов, на лицах их были странные тени, которые шли от нижнего освещения.

Лизбет чувствовала одинокую беззащитность их положения здесь и просигналила:

– Как мы можем быть уверены в том, что они не следят здесь за нами?

– Это, должно быть, одно из наших мест, ты же знаешь, – сказал он.

– А как это можно сделать?

– Направить сканеры через проверяемые компьютеры, – сказал он, – Тогда опты видят только то, что мы позволяем им видеть.

– Чувствовать уверенность во всем этом опасно, – сказала она. А затем прибавила:

– Зачем они нас вызвали?

– Мы узнаем через несколько минут, – сказал он.

Дорожка шла через шлюзный отсек, исключающий наличие пыли в машинном отделении, серые стены здесь периодически размещали выходы для труб передачи, неизбежные в таких местах мерцания компьютерного контроля, тиканье, скрежетание, завихрения. В этом месте приятно пахло маслом.

Когда шлюз плотно закрылся за Дюранами, слева от них вышла фигура и села на мягкую скамейку напротив них.

Дюраны молча пристально посмотрели, распознавая, а узнав, неприятно были поражены. По очертаниям фигуры нельзя было сказать мужчина это или женщина. Она сидела здесь, как приклеенная к месту, а когда они присмотрелись, то увидели, как она вытащила тонкие кабели из карманов серого комбинезона, вставила концы кабелей в компьютерную стенку.

Гарви обратил внимание на квадратное в глубоких морщинах лицо и светло-серые глаза с их пристальным взглядом прямой откровенности, которые холодно оценивали наблюдаемый объект, что было характерной чертой Киборгов.

– Глиссон, – сказал Гарви, – Вы вызывали нас?

– Я вызвал вас, – сказал Киборг, – Прошло уже так много лет, Дюран. Ты все еще боишься нас? Я вижу, что боишься. Вы опоздали.

– Нам незнакомо это место, – сказал Гарви.

– Мы шли очень осторожно, – сказала Лизбет.

– Тогда я хорошо учил вас, – сказал Глиссон, – Вы оказались довольно хорошими учениками.

Через сомкнутые руки Лизбет просигналила:

– Их очень трудно прочесть, но произошло что-то неприятное, – Она отвела взгляд от Киборга, испытывая озноб под его пристальным тяжелым взглядом. Как бы ни старалась она думать о них, как о живой плоти и крови, разум ее никак не мог избежать мысли о том, что в их тела вставлены мини-компьютеры, соединенные с мозгом, и что их руки – это не руки, а протезированные инструменты и оружие. А голос – в нем всегда присутствует такое отрывистое и невыразительное качество.

– Вы не должны нас бояться, мадам, – сказал Глиссон.

– Если, конечно, вы Лизбет Дюран.

Гарви не удалось подавить вспышку гнева, когда он сказал:

– Не разговаривайте с ней в таком тоне. Мы не принадлежим вам.

– Какой был первый урок, который я преподал вам после того, как вас завербовали? – спросил Глиссон.

Гарви взял себя в руки, на лице его появилась принужденная улыбка, – Сдерживать наш нрав, – сказал он, рука Лизбет все еще вздрагивала в его руке.

– Этот урок вы не усвоили хорошо, – сказал Глиссон.

– Я проглядел в нем ваши погрешности.

Через руки Лизбет дала ему сигнал:

– Я была готова к тому, что против нас применят насилие. Гарви согласился.

– Во-первых, – сказал Глиссон, – вы сообщите о генетической операции, – Здесь была пауза, пока Киборг изменил положение кабелей в компьютерной стенке, – Не обращайте внимания на мою работу. Я распределяю инструменты – итак, – он нашел обозначение машинного отделения… – это место, которое появляется на их экранах, как пространство, наполненное инструментами, такое место никогда не вызовет подозрений.

Скамейка переместилась от стены вправо от Дюранов, – Если вы устали, садитесь, – сказал Глиссон. Киборг указал кабельными соединениями на компьютерную стенку, –Я сижу только для того, чтобы мог продолжать работу этого пространства, пока мы разговариваем, – Киборг улыбнулся, напряженная гримаса, которая должна была дать понять Дюранам, что такие, как Глиссон, не чувствуют усталости.

Гарви убедил Лизбет сесть на скамейку. Она садилась, когда он просигналил:

– Осторожно. Глиссон старается обойти нас. Что-то от нас прячут.

Глиссон слегка повернулся к ним, чтобы видеть их, и сказал:

– Словесный, насыщенный мелочами полный отчет. Ничего не выпускайте, даже то, что для вас может показаться тривиальным. У меня безграничные возможности оценки данных.

Они начали передавать все, что они наблюдали во время генетической операции, сменяя друг друга, без перерыва, как учили этому хороших курьеров. Во время этого рассказа Гарри испытывал странное чувство, что он и Лизбет стали частью механизма Киборга. Вопросы сыпались с губ Киборга так механически. Ответы их тоже были соответствующими. Он должен был напомнить себе: мы ведь обсуждаем то, что касается нашего сына.

Наконец, Глиссон сказал:

– Кажется, нет никаких сомнений в том, что мы имеем еще один жизнеспособный эмбрион с иммунитетом против газа. Ваши данные полностью подтверждают эту картину. Вы знаете то, что у нас есть и другие данные.

– Я не знала, что хирург является одним из нас, – сказала Лизбет.

Наступила пауза, во время которой глаза Глиссона стали еще более пустыми, чем были. Дюраны чувствовали, что могут почти видеть эти мистические формулы, которые поступают в банк мыслей Глиссона. Говорили, что Киборги составляют большинство своих мыслей только в категориях высшей математики, переводя обычный язык в пригодный для них язык формул.

– Хирург не один из нас, – сказал Киборг, – Но скоро он будет нашим.

«Какие стратегические формулы вывели эти слова», – размышлял Гарви, – Что там случилось с компьютерной лентой на операции, – спросил он.

– Она уничтожена, – сказал Глиссон, – И все же, сейчас ваш эмбрион переносят в более безопасное место. Скоро вы увидите его, – Механический смешок слетел с губ Киборга.

Лизбет вздрогнула. Гарви почувствовал ее напряжение через сомкнутые руки. Он сказал:

– Наш сын в безопасности – В безопасности, – сказал Глиссон, – Наши планы предусматривают такую безопасность.

– Как? – спросила Лизбет.

– Скоро вы поймете, – сказал Глиссон, – Специальное и надежное безопасное укрытие. Будьте уверены: жизнеспособный эмбрион – ценное оружие. Мы не подвергаем риску наши ценные виды оружия.

Лизбет просигналила:

– Операция – спроси сейчас.

Гарви провел языком по губам и спросил:

– Существуют… когда Централ вызывает хирурга, обычно это значит, что эмбрион должен формироваться в оптимена. Они что… является ли наш сын… Ноздри Глиссона раздулись. Лицо приняло надменное выражение, которое говорило, что такое невежество оскорбительно для Киборга. Резкий голос сказал:

– Только получив полную ленту записи, включая ферментные данные, можно строить догадки. Лента пропала. Лишь хирург знает точно результат операции. Мы еще должны допросить его.

Лизбет сказала:

– Свенгаард или компьютерная сестра могли рассказать что-то… – Свенгаард – болван, – сказал Киборг, – Компьютерная сестра мертва.

– ОНИ убили ее? – прошептала Лизбет.

– Как она умерла – это неважно, – сказал Глиссон, – Она сослужила свою службу.

Гарви дал сигнал рукой:

– Киборги имеют какое-то отношение к ее смерти.

– Я вижу, – ответила она.

Гарви сказал:

– А вы… нам позволят поговорить с Поттером?

– Поттеру будет предложен полный статус Киборга, – сказал Глиссон, – А разговаривать ли с вами… он примет это решение после этого.

– Но мы хотим знать о судьбе нашего сына, – вспыхнула Лизбет.

Гарви с сумасшедшей скоростью просигналил:

– Извинись.

– Мадам, – сказал Глиссон, – позвольте мне напомнить вам, что так называемый сформированный оптимен не является тем состоянием, к которому мы стремимся. Вспомните вашу клятву.

Она схватил Гарви за руку, чтобы послать молчаливый успокоительный сигнал, и сказала:

– Извините за такой срыв. Для меня было просто шоком узнать… возможность… – Ваши эмоциональные излишества принимаются во внимание, как смягчающие обстоятельства, – сказал Глиссон, – Поэтому хорошо, что я предупредил вас о том, что произойдет. Вы услышите о вашем сыне то, что не должно волновать вас.

– Что? – прошептала Лизбет.

– Внешняя сила неизвестного происхождения иногда вмешивается в ожидаемый курс генетической операции, – сказал Глиссон, – Есть основание полагать, что это произошло с вашим сыном.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил Гарви.

– Хочу сказать? – усмехнулся Глиссон, – Вы задаете вопросы, на которые нет ответа.

– Что эта… вещь делает? – добавила Лизбет.

Глиссон посмотрел на нее, – Она ведет себя неким образом, как заряженная частица, проникает в генетическое ядро и изменяет его структуру. Если это произошло с вашим сыном, вы можете это считать благоприятным, потому что, вероятно, оно предотвращает формирование оптимена.

Дюраны пытались переварить то, что услышали. Наконец, Гарви сказал:

– Вы требуете еще что-нибудь от нас? Или нам можно идти?

– Вы останетесь здесь, – сказал Глиссон. Они уставились на него.

– Вы будете ждать дальнейших приказаний, – сказал Глиссон.

– Но нас потеряют, – сказала Лизбет, – Наша квартира, ОНИ… – Мы вырастили двойников, которые будут играть ваши роли столько, сколько потребуется, чтобы вы скрылись из Ситака, – сказал Глиссон, – Вы никогда не сможете вернуться туда. Вам следует бы знать об этом.

Тогда губы Гарви задвигались и произнесли:

– Убежать? Что это… зачем… – Существует угроза насилия, – сказал Глиссон, – Даже сейчас. Наступает культ желания смерти, – Киборг поднял взор к потолку, – Война… кровь… убийства. Будет так, как было перед тем, когда небеса вспыхнули и земля расплавилась.

Гарви кашлянул. Войны… слова Глиссона производили впечатление того, что войны эти были недавно, чуть ли не вчера. Что касается этого Киборга, то это могло быть и правдой. Говорили, что дед Глиссона сражался в войне Киборгов против оптименов. Никто из простых людей подпольного Центра не знал, сколько идентификаций прожил Глиссон.

– Куда мы пойдем? – спросил Гарви. Он просигналил Лизбет, чтобы она не вмешивалась.

– Место уже приготовлено, – сказал Глиссон.

Киборг поднялся, отсоединил кабели от компьютерной панели и сказал:

– Вы подождете здесь. Не пытайтесь уйти. Вас обеспечат всем, что необходимо.

Глиссон ушел через шлюз, и тот закрылся с тяжелым стуком.

– Они такие же плохие, как и оптимены, – просигналила Лизбет.

– Наступит день, когда мы освободимся и от тех, и от других, – сказал Гарви.

– Этого никогда не будет, – сказала она.

– Ну, не скажи, – упрямо заявил он.

– Если бы только знать, что хирург к нам дружелюбен, – сказала она, – Мы бы могли взять сына и убежать.

– Но это же глупо! Как бы мы смогли обслуживать чан без всех этих механизмов и… – У меня этот механизм внутри, – сказала она, – Я… родилась с ним.

Гарви уставился на нее, потрясенный до глубины души и лишившийся дара речи.

– Я не хочу, чтобы Киборги или опты контролировали жизнь нашего сына, – сказала она, – регулировали его мозг с помощью гипнотического газа, делали из него двойников ради каких-то своих целей, толкали его и вели его и… – Не заводись, – сказал он.

– Ты же слышал, что он сказал, – сказала она, – Двойники! Они могут управлять всем – даже нашим существованием! Они могут привести нас в состояние… чтобы мы… сделали все, что угодно! Из всего, что нам известно, они сделали так, что мы сейчас очутились здесь!

– Лиз, ну будь благоразумной.

– Благоразумной! Посмотри на меня! Они могут взять часть моей кожи и вырастить идентичную копию. Меня!

Идентичную мне! И как ты тогда отличишь, где я? Как ты узнаешь, что это та самая я? Ну как?

Он схватил ее свободную руку и на мгновение не мог найти нужных слов. Наконец, он заставил себя расслабиться, тряхнул головой, – Ты, это ты, Лиз. Ты не плоть, выращенная из клетки. Ты… все, через что мы прошли вместе, и были… и сделали вместе. Они ведь не могут сделать двойник памяти… это недоступно двойнику.

Она прижалась щекой к грубой ткани его куртки, ища в ней успокоения, живого ощущения того, что бы сказало ее телу, что он здесь, что он настоящий.

– Они сделают двойников из нашего сына, – сказала она, – Вот каковы их планы. Ты знаешь об этом.

– Тогда у нас будет много сыновей.

– С какой целью? – она взглянула на него, ресницы ее были влажными от непролитых слез, – Ты слышал, что сказал Глиссон. Что-то извне помогло формированию нашего эмбриона. Что это было?

– Откуда мне знать?