Дмитрий Володихин

Сюрприз для небогатых людей

…А вокруг такая тишина,
Что вовек не снилось нам!
И за этой тишиной, как за стеной,
Хватит места нам с тобой.

(Из репертуара «Машины времени»)

* * *

10 июля 2026 года.

Земля, Полоцк, район Задвинье.

Десять тысяч колонистов и обслуживающий персонал космопорта.

С микрофонами вышла то ли ошибка, то ли просто халтура. Скорее всего, халтура. За месяц к Терре-II отправляли шестой караван. А если считать за последние два с половиной года, с самого начала колонизации, то 131-й. На транспаранте над Южными воротами так и намалевали: «Сто тридцать первому – счастливого пути!» Персонал порта изрядно утомился: в последнее время приходилось отрабатывать по две отправки в неделю. Конечно, дело это совершенно необходимое, найдено решение величайшей проблемы! – но так оно, знаете ли, хлопотно… Столько ничтожных подробностей, ничего нельзя забыть! Притом даже самые ласковые прогнозы обещают уплотнение режима. При сохранении того же, сами понимаете, оклада. За те же, попросту говоря, деньги. Приходится отдыхать на мелочах, на микрофонах, например…

Караван сбивают на лунной орбите из восьмидесяти – ста блочных лайнеров. Каждый, как известно, тянет от сорока пяти до шестидесяти стандарт-блоков по сто мест. В дни отправок такой маленький порт, как «Полоцк Пассажирский», мог пропустить только два лайнера. Но что это для порта – пятнадцать звездолетов еженедельно, когда расчетная пропускная способность втрое ниже нынешних потоков? Да попросту ад кромешный! Десять тысяч человек в день… Прямо, Батыево нашествие! Сегодня через Северные и Восточные ворота грузятся блоки «Алефа», а через Южные, Западные и Двинские – блоки «Арцимовича». У Южных надрывается апогей предотлетного митинга. Микрофоны поставили так близко, что ораторы мешают друг другу. Ничего не разберешь, когда на маленьком пятачке одновременно выстроились этноизбытки поляков, белорусов, каких-то импортных латиносов, ирландцев, и перед каждой отдельно взятой толпой вещают на нацязыке. Здесь же, рядом, колоссальное скопище профизбыточных гуманитариев и военных из России: этих условно разделили на несколько секторов, выступают перед ними на трех государственных языках Федерации – татарском, русском и иврите.

По традиции лучших агитаторов выделили на проект «Новая жизнь». Оно и понятно: по телевизору так часто говорят, что люди, стоящие за официальной чертой бедности, записываются в реестры проекта абсолютно добровольно! Так густо мелькают на экране их счастливые лица! Так много звучит оптимизма в интервью… Это, понятно, особый случай, говорун тут нужен крепенький.

—…Наше свободное общество каждому дарует равные возможности преуспеть. Каждый от рождения получает право на стремление к счастью. Каждый может честно обрести состояние, возвыситься, прославиться. Но иногда обстоятельства против нас. Я верю… Черт побери, да я просто знаю, что любой из стоящих передо мной – способный человек. Дайте ему возможность показать себя, и он проявит свои таланты с блеском. Но жизнь бывает сложна и неоднозначна. Мне и самому, признаюсь честно, хорошо знакома бедность. Я знаю, как это унизительно: быть нищим, нуждаться в самом необходимом, и при этом оставаться классным специалистом, работоспособным человеком… О, я понимаю, что среди вас нет бездельников, нет проходимцев. Я знаю, что вы способны заработать себе на кусок хлеба. Но сколь жестока современная конкуренция! Даже профессионалы, даже лучшие из нас рискуют оказаться за бортом. Кого-то подвело здоровье. Кому-то попалось неумное руководство. Кто-то просто не был оценен по достоинству. Я понимаю вас. Ваши горести мне близки. Слишком тесно стало на старушке-Земле. Послушайте! Я не обещаю вам молочных рек с кисельными берегами. Нет, не обещаю. Вы взрослые люди, вы легко уличите меня в обмане. Конечно, там где вам предстоит жить, манна с неба не падает. Да и небо там далеко не столь нежное и голубое, как здесь. Но все вы получите гарантированную крышу над головой, стартовый минимум и возможность трудиться для собственного блага. Вам дается еще один шанс. Вы получаете новую жизнь. Вы обретаете место под чужим солнцем. Вам не потребуется всех и каждого отталкивать локтями от кормушки с ничтожным количеством пищи. И… вот еще что. Вы – наш авангард. Наша надежда. Земля обеспечивает вас всем необходимым не из жалости. Мы, земляне, заинтересованы в вашем успехе. Возможно, мои дети или внуки будут считать кого-то из присутствующих кумиром, героем, вождем первопроходцев…

В этот момент где-то в толпе профизбыточных интеллигентов завизжали. По узкому проходу между блочными секторами пробежал высокий худощавый человек. Он несся к низенькому ограждению, за которым, казалось, никого не было…

– Нервы не выдержали у бедняги…

– Видишь, я говорил, люди чувствуют, что подвох какой-то должен быть. Без подвоха в таких делах не бывает.

– Может, нехорошо ему.

– Больно резво скачет для больного. Чисто конь.

– Просто мы еще не научились верить в лучшее. Мы не умеем по-настоящему мечтать, а ведь жизнь можно переломить…

– Да? Что ж ты сам в первый день из колонны рванул? По несознанке?

– Оставь пожалуйста. Тогда я еще многого не понимал.

– А теперь понял. Врубился. Умный стал. Сознательный. Я тебе скажу, ты не обижайся, тут только дебилы не пытались. Потом-то все поняли. Как ты. Все врубились, что отсюда не сбежишь…

Так беседовали в первом ряду перед самой трибункой братья Балашовы, два очень непохожих человека. У них были разные отцы, разный цвет глаз и волос, разница в росте на тридцать сантиметров и в весе на пятнадцать килограммов. Толстенький гном Иван Балашов всегда гордился высшим техническим образованием. Проинженерил семь лет, всегда был на хорошем счету, завел себе ласковую полную жену, она ему родила девочку. Тощий эльф Вадим Балашов вечно якшался с сомнительными личностями, зато в бизнесе и у женщин имел успех. Конечно, такой красавчик цыганистый… или испанистый? Очень энергичный человек! После очередного российского дефолта один потерял работу, жену, не пожелавшую тратить драгоценные остатки молодости на нищего, и ребенка, которого забрала супруга. Другой просто потерял все деньги, прикинул возможности и последствия, а прикинув, жестоко запил. Восемнадцать дней один пил, а другой искал работу. На девятнадцатый пили оба. На двадцать второй к ним явился неизбежный инспектор по социальным проблемам. Кончилась, голубчики, отсрочка. На Земле 10 миллиардов человек, слышали? Пособие отменили при ваших папах и при вашей маме, помните? Перспектива у вас соответствующая, осознаете?

Вместе с инспектором явился господин в очень дорогом пиджаке. Оказалось, менеджер проекта… Ну так что, господа Балашовы, «новая жизнь» или трудовой лагерь общего режима?

—…Послушай, Вадя, почему ты такой пессимист?

– Потому что мне скоро тридцать пять. И давно уже не пятнадцать.

– Что ж, всем терять надежду в тридцать пять лет?

– Нет, только умным и неверующим.

– Мне это неприятно. Как же ты можешь считать людей такими бессердечными! Они хотят помочь нам, хотя бы и насильно. Без насилия объективно нельзя обойтись на первом этапе… Но Вадя, у нас ведь все отобрали. Средства к жизни, дом, семью. Что у нас еще можно взять, мы голы!

– Найдется.

– Неужели ты отрицаешь в людях добро? Неужели ты полагаешь, будто они неспособны к милосердию? Вадя, нельзя жить с таким холодным сердцем! Для меня, например, вполне естественно, когда кто-то желает помочь ближнему. Современное общество построено на гуманности…

– Не трынди! Этот брешет-заливается, и ты еще!

– Прости. Мне как-то тревожно, Вадя…

После митинга людей развели по блокам, установленным на автопогрузочных платформах. Стандарт-блоки похожи на пластмассовые детальки из детского конструктора. Только во много раз больше. Четыре стояка, из каждого торчит по пять рядов прозрачных капсул. Медики спешно колют очередному колонисту снотворное, помещают безвольное тело в капсулу, задраивают люк и включают режим автономной поддержки. Капсула мягко отъезжает внутрь стояка. Теперь телу предстоит мирно проспать больше месяца: автопобудка поднимет спящего лишь за несколько часов до высадки на Терру-II.

Перед уколом многие улыбаются. Им предстоит начать новую жизнь, им дали шанс все начать с нуля, списав прежние неудачи…

Последним подтащили худощавого профизбыточного интеллигента. Сделали укол, сняли наручники…

Платформы одна за другой скрывались за воротами. Чрево звездолета споро поглощало их.

Метрах в трехстах от плаца – неприметный барак «Б». Краска облупилась, пятна прежней расцветки вовсю улыбаются из-под верхнего слоя. Солдатики с собачками. Колючая проволока. Все это не на виду конечно, а за бетонным забором. Зачем понапрасну смущать будущих колонистов столь неприглядным соседством? Когда шум на плацу окончательно стих, здесь началось оживление. Из административного корпуса пересылки вышел усиленный конвой с автоматами. Начальник конвоя, молодой капитан, зашел в барак. На свежеструганных нарах – сотни зэков, условно амнистированных под контракт на работу во внеземных колониях.

– А ну подъем! Строиться на улице!

* * *

…Вадиму Балашову не повезло. Пробуждение в капсуле вообще на редкость неприятное дело: никаких успокаивающих голосов, которые постепенно приводят тебя в чувство, никакой, разумеется, адаптационной ванны, это не пассажирский лайнер, а блочный, колонистский, все на пределе дешевизны… Просыпаешься с дикой головной болью, в один момент, как бревном по черепу, рядом звенит будильный зуммер, чмокают две присоски на ладонях, через которые шел питательный раствор и выводилось все, что можно вывести. Под присосками – две огромные неэстетичные язвы цвета лилового нездоровья, безумно хочется расчесать их до самой кости… В первые минуты чувствуешь себя как тяжелый гриппозник, только что вернувшийся из страны горячечного бреда. Отдохнуть, конечно, надо бы, после такого бредосна. Не тут-то было. Пластик над тобой отходит в сторону, и ты обнаруживаешь себя висящим… ну, скажем, в третьем ярусе стандарт-блока: сверху, снизу, справа и слева копошатся человеческие существа, вылезая из капсул и спускаясь на пол, в смысле на палубу, раз это корабль. Через несколько секунд ты очень остро осознаешь, как давно не справлял нужду ни одним из доступных человеку разумному способов. Тебя, конечно, замедлили, из тебя, конечно, поотсасывали кое-какие шлаки, но в целом ощущеньице, скажу я тебе! И ты тоже начинаешь вяло копошиться, тянешься к лесенке…

Вадим ступил на лесенку и почувствовал страшную боль. Нога! Он пролетел четыре метра и ударился плечом. Но то, что творилось с ногой… Что, Господи, творилось с ногой! Он плюнул на приличия, вокруг возилась вся блочная сотня, опухшие рожи строились в очередь к уборной, а он стягивал брюки, не вставая с пола. Стянул. Пролежень тянулся фиолетовой бороздой через все бедро и до середины лодыжки. Это уже, черт, не столько пролежень, сколько шрам. Иисуси, помилуй! Кажется, он не мог встать.

– Вадик? Вадик! Что с тобой? Что такое? Что? Ах, Боже! – Ваня оттащил его с прохода и посадил на пластиковую лавку, намертво привинченную к полу.

– Кто это тебя так? За что?

– Это меня собственные штаны. Ты не поверишь, черт, что может сделать с ногой обычная складка на трижды долбаных брюках… Если они на размер больше… Ваня, я тебе был хорошим братом?

– Ну, в общем… да. Что это за прощание с родными в твоем голосе? От пролежня на ноге никто еще не умирал.

– Нет, это все так, но ты скажи, я тебя от хулиганья защищал в детстве?

– Ну, защищал…

– Я твоей жене свадебное платье в этом чертовом дорогущем бутике купил?

– Ну, купил. А что собственно…

– Тогда обещай мне, что обязательно сделаешь одну вещь для меня. Или две. Мамой клянись.

– Ты что это вдруг?

– Клянись, говорят тебе!

– Ну, клянусь.

– Без ну.

– Клянусь, клянусь.

– Дотащи бедного полумертвого брата до сортира…

…Когда Ваня досмеялся до апогея, Вадим почувствовал, что кровообращение понемногу восстанавливается, и ему уже можно наступать на ногу… только осторожненько. Так, тихонечко. Опираясь на плечо брата он доковылял до конца очереди.

– Ваня, благодетель, век тебе зон не топтать, вторая вещь гораздо проще. Скажи мне, тупому, для чего в салоне так благоухает дерьмом?

– Я скажу тебе, что видел у своего соседа ярусом ниже. Он проснулся, купаясь в собственных фекалиях. Возможно, не один он. Санитарное обеспечение здесь крайне несовершенное, что-то вышло из строя. Как специалист-технарь я скажу тебе: наладчикам этих самых капсул надо бы ноги поотрывать…

– Браво! Слова не мальчика, но мужа.

– Оставь этот тон. Если будет такая возможность, я найду на мерзавцев управу. Некоторые элементы конструкции списаны даже со складов лет пять назад! А для месячного сна они должны были выдать колонистам спецодежду…

Вадика согнуло пополам припадком хохота.

После того, как «житель» капсулы покидал ее, цилиндр немедленно въезжал в куб. Выходя из уборной, Вадим заметил, что три капсулы так и не совершили этого движения. Одна из них торчала, перегораживая проход, прямо из нижнего яруса. Он заглянул внутрь. Женщина, лет тридцати, с молочно-белой кожей, спала сном праведника, не обращая внимания на звон зуммера. Ей удалось унести с собой в «новую жизнь» два сокровища: довольно дорогой парик, съехавший во сне набок, и костяную трубку с резьбой. Трубка вывалилась из пальцев женщины. Повернись она неосторожно, и пришлось бы потом вытаскивать любимую игрушку из ее бока… Очень бледна. Вадим поискал пульс. Какие холодные пальцы… Нет пульса! Он поводил ладонью перед ее лицом. Дыхание не ощущалось.

– Врача!

Никакой реакции. На психов и невротиков давно разучились обращать внимание. Вышел из рамок – не существуешь. Вадим попробовал по-деловому:

– Немедленно нужен врач. Имеет ли кто-нибудь из вас соответствующую подготовку? – его голос, отлично поставленный голос коммерсанта-администратора, сделал свое дело. Некий субъект с оттопыренными ушами, в заплатанных обносках, по виду – запойный алкоголик, подошел к нему.

– Я главврач детской поликлиники. Что у нас здесь?

Вадим еще подумал, что на этой должности субъект побывал не так что бы недавно… Да и все они тут бывшие главврачи, бывшие генеральные директоры, бывшие полковники, бывшие бомжи, бывшие нищие, бывшие проститутки, бывшие операторы часовых полуавтоматов и прочие бывшие, бывшие, бывшие… Но так неистребима вера: я вернусь, я добьюсь справедливости, я все еще восстановлю!

Субъект поколдовал с веками женщины, сделал еще два-три докторских пасса. У него были уверенные движения профессионала, только руки дрожали.

– Ей нужен не врач, а священник. Летальный исход.

– Нас отлично обслужили в этих чертовых капсулах, доктор! Опарафинили по полной программе.

– Что теперь говорить. Давайте знакомиться. Я Василий Решетников. Кандидат медицинских наук. Полагаю, нам стоит держаться вместе.

Вадим назвался и пожал руку.

Еще два колониста не дожили до «новой жизни». Соседи вкатили цилиндры с трупами в стояки. Какая-то желчная активистка старше сорока пяти лет заверещала было: