Чтение 15–й страницы книги ~По следам большой смерти~

Ираклий вторично ударил бичом и дернул поводки. Завыли собаки, взвилась на дыбы лошадь. И словно отвечая ворчанию летунов, затрещал и завыл сотворенный Качальщиками лес.

Зеленая столица проснулась и почуяла врага.

25. ПЕРЕМИРИЕ НА КРОВИ

Савва приказал пока оставить лошадей и повозки на опушке.

Первым шел Ираклий с летуном на плече, удерживая на коротких поводках трех волков. Продираясь сквозь подлесок, он ни разу не воспользовался топором или ножом. Звери рыскали из стороны в сторону, пытались сорвать ошейники и глухо ворчали.

Чаща гудела от птичьего гомона. Сквозь воркование и чириканье пернатых, сквозь безостановочный шелест крыльев пробивались глухие звуки, издаваемые другими, болеесерьезными обитателями. Тренированное ухо различало тявканье лисиц, писк белок, сопение кабанов. Неподалеку с топотом пронеслось стадо оленей, преследуемое хищником, кто-то с хрустом ломился сквозь кусты, кто-то пискляво завывал… А поверх нестройного живого оркестра напряженной басовитой струной гудели мириады насекомых.

Тех самых насекомых, которые давно должны были уснуть до следующей весны…

Коваль ловил суеверные взгляды подчиненных, слышал их недовольные перешептывания. Он и сам ломал голову над тем, каким образом Качальщикам удалось преодолеть естественные природные законы. Он дал себе слово непременно побеседовать с Исмаилом, который клялся, что раскачанная земля вполне безобидна…

Теперь предстояло оценить, как орудуют оппоненты Качальщиков.

Следом за Ираклием шел Савва с посохом, а за ним - обе девушки, "вооруженные" каждая по-своему. Остролицая несла на левом плече летуна, а на правом - палку. На палке раскачивалось нечто, похожее на серый паучий кокон. Вторая девушка сгибалась под тяжестью рюкзака, откуда торчало, заткнутое тряпкой, огромное осиное гнездо. Чингисы двигались в колонне по двое, готовые в любой момент сомкнуться вокруг президента. Рубенс вел в поводу кобылу, предназначенную в жертву. Вместо седельных сумок на ее крупе покачивались две объемистые плетеные корзины. Замыкал шествие высокий Озерник с летуном и тройкой волков.

Черный Дед искал подходящую поляну для обряда примирения. Когда Артур услышал от Рубенса такое название, у него впервые в жизни от слова "мир" пошел мороз по коже…

Труднее всего оказалось преодолеть первую сотню метров, а дальше мощные стволы раздвинулись, уступая друг другу пару метров пространства. Переход от холода к влажной давящей жаре оказался столь резким, что даже у потомственных лесных обитателей чингисов кружились головы. В овражках, среди переплетения корней, стелилась густая шелковистая трава. Грибы всех видов росли, тесня друг друга шляпками. Сырые пни рассыпались под натиском опят и поганок. Мох укутывал стволы зелеными шарфами двухметровой ширины. Под ногами пружинил толстый ковер из опавших иголок. Солнечный свет почти не достигал нижнего яруса растительности, здесь стоял вечный сумрак, наполненный журчанием воды и мягкими протяжными вздохами ветра.

За отрядом велась непрерывная слежка, и чем дальше люди углублялись в чащу, тем плотнее сжималось кольцо любопытных настороженных глаз. Десятки птиц перепархивали с ветки на ветку, мягкими прыжками передвигались зверьки. Параллельно колонне с двух сторон словно текли две враждебные реки. Артур чувствовал, что даже под землей вслед за ними крадется живая волна.

Словно обитатели дебрей ждали сигнала к атаке…

Черный Дед что-то негромко мычал, постукивая посохом при каждом шаге.

К удивлению Артура, след от четырехрядного шоссе просматривался довольно четко. Достаточно было пробить первую линию лесной обороны, а дальше для телег хватило быместа.

Когда прошел первый страх, он увидел, как наступает Зеленая столица. Она отвоевывала себе метр за метром, медленно, но верно.

Ежеминутно, то слева, то справа, Коваль примечал мимолетные перемещения, игру теней, легкое потрескивание… Сначала он напрягался, пытаясь рассмотреть за широкими спинами солдат какую-нибудь живность, но вскоре понял, что шевелятся растения. Вот расступилась трава, давая свободу распрямившейся чешуйчатой ветке. Ветка на долю секунды зависла, словно змея, нащупывающая жертву, и с чавканьем погрузилась в перегной.

Дерево сделало шаг…

В основании неохватной ели вздулся пузырь, вначале принятый Артуром за муравьиную кучу. С поверхности пузыря с шелестом осыпались шишки, обломки коры, земля расступилась, показав черный зев, внутри которого копошились сотни полевок. Выпустив наружу глянцево блестящий корень, пузырь обмяк, мышей не стало видно. Несколько секунд ничего не происходило, а затем на коре проклюнулся крохотный зеленый росток…

Коваль потряс головой, отгоняя наваждение. Чертова елка размножалась почкованием! Страшно подумать, что всё это бешенство затеял когда-то он сам, одним лишь небольшим надрезом на коре…

Савва остановился и воткнул в землю посох. Он нашел поляну. Артур лишь в общих чертах предполагал, что последует дальше. Начиналось самое главное: Зеленая столица должна была не просто пропустить их, а принять за своих.

– Ты принес примирителей, дружище? - Черный Дед кивнул Ираклию, затем с подчеркнутой фамильярностью обернулся к президенту. - Зеленая ждет примирителей, хе-хе…

Озерники спустили на землю корзины и выволокли оттуда двоих детей. Мальчику было лет шесть, а девчонке - и того меньше. Мальчишка еле держался на скрюченных ножках, всё его тельце покрывали гнойные нарывы, левый глаз закрывало бельмо. Девочка выглядела еще страшнее. Она немедленно захныкала и попыталась залезть обратно в свое убежище, но одна из Озерниц ловко схватила ее за шиворот. Савва облизнул толстые губы и рассмеялся низким каркающим смехом.

– Подобрал, что похуже, дружище? Хе-хе…

"Они всё равно скоро умрут, - убеждал себя Артур, стараясь не глядеть на больных детей. - Их всё равно бросили матери, жалеть тут некого…"

Вдобавок к хронической желтухе, оба ребенка, похоже, подверглись лучевому поражению. Ираклий подобрал в новгородском приюте двух самых запущенных детей, родившихся на границе Вечного пожарища. Никто из подчиненных не произнес ни слова, но, пока колдуньи связывали детям руки, Коваль затылком чувствовал мрачные взгляды солдат.

Все убедились, что президент вступил в сговор с нечистой силой.

В звенящем дурмане нарастало тревожное ожидание. Теперь даже самые толстокожие бойцы невольно поеживались; они крутили головами, вздрагивая от каждого шороха, хватались за бесполезное оружие, оглаживали нательные крестики. Тертые в боях мужики жались друг к другу в центре поляны, как потерявшиеся овцы…

И вдруг всё стихло, только всхлипывал ребенок.

Сквозь бесчисленные слои листвы долетала лишь тонкая мелодия ветра. Лес смотрел тысячами колючих глаз.

Лес ждал. Сложили крылья насекомые, не стучали больше дятлы, оборвала свою вечную песню кукушка.

Артур прикрыл глаза и едва не застонал от сочащейся из лесу ненависти.

Их было невероятно много. Хищники и травоядные всех мастей окружили полянку плотными шеренгами. Пока они не выходили из кустов, они прятались в траве, а умеющие лазать по деревьям скопились на нижних ветвях целыми семействами.

Перед лицом общего врага они позабыли распри, они не кусались и не рычали друг на друга. Звери вздрагивали, теснились, а к задним рядам, словно привлеченные светом мотыльки, прибывали всё новые полчища лесных обитателей. Волки Озерников приседали, поджимали хвосты, как ожидающие побоев щенки.

Артур подумал, что если Савва совершит оплошность, их всех разорвут на части в считанные секунды. Не спасут ни метательные ножи, ни пули…

Черный Дед начал приготовления. Продолжая напевать, он вывалил из мешка клубок гадюк. Змеи начали расползаться, но старик негромко цыкнул, приказывая им оставаться на месте. Ираклий вбил в землю колышки и привязал волков по периметру полянки. Было сомнительно, что хищников удержат хлипкие деревяшки, но волки были на удивлениепокорны. Они улеглись, свесив языки, и пристально наблюдали за сбившимися в кучку людьми.

Женщины откупорили бутылочки и побрызгали на траву чем-то остро пахнущим. Затем вытащили ножи и принялись срезать траву. Высокий Озерник разжег огонь в шести глиняных плошках, расставил их между волками, затем скинул одежду и начал, притоптывая, ходить по кругу, щепотками подкидывая в огонь оранжевый порошок. Вскоре там, где он ходил, образовалась узкая тропинка. Женщины подхватили бессловесную песню главного колдуна, а он затянул речитативом: "…Отошла, пришла, наросла, приросла, ножки мохнатые, лбы покатые, восемнадцать разов грянули, побратались, поплакали…"

Артур втянул ноздрями раскалившийся, почти наэлектризованный от ожидания воздух. В распадке, по которому недавно прошел отряд, объявились три взрослых медведя. Все трое были крайне агрессивно настроены и совершенно не расположены подчиняться человеческим командам. Митя тоже их почуял, вытащил из ножен топор.

Одна из Озерниц что-то силой запихала в рот связанным детям. У обоих малышей мигом остекленели глаза, ноги подогнулись, и они стали похожи на безвольных тряпичных кукол. Дети больше не рыдали и не шарахались от ползающих гадюк, лишь сидели в траве и безучастно наблюдали за происходящим.

Змеи прекратили хаотические метания и выстроились в цепочку за пляшущим колдуном.

Ираклий скинул заплечный мешок, извлек оттуда три заостренные рогатины и вколотил их в землю треугольником, на пути следования своего напарника. На вершину каждойрогатины он усадил летуна и привязал за лапу. Головы вампиров укрывала плотная мешковина, хвосты также были замотаны тряпками.

Высокий притоптывал и шел всё быстрее. На ходу он поливал плечи и голову зеленоватой кашей из бутылки. Масса стекала по лицу, застывала на волосатом торсе, и скоро Озерник стал походить не на человека, а на пьяного лешего. Гадюки едва не бросались под его голые пятки, образуя в примятой траве жуткую блестящую свиту.

Волки скалились в темноту, но не делали попыток сбежать.

"…Белые брови, серые пальцы, желтые когти… по норам, по дуплам, по берлогам разойдемся, одним языком лакаем, одним клювом долбим…"

Женщины расстелили в центре полянки бесформенное пестрое покрывало и начали закидывать его срезанной травой. Очень скоро образовалась пышная зеленая копна. Черный Дед посыпал траву порошками, затем одним движением сбросил шубу. Под шубой его голое тело оказалось натертым зеленой массой вроде пластилина.

Вслед за гадюками в кругу появились осы и пауки. Колдунья разбила гнездо, желто-черный шар повис у нее на локте, взобрался по плечу до шеи, образовав гудящее ожерелье.

Высокий бежал вприпрыжку. Он вскидывал колени и ударял себя ладонями по бедрам, подражая разъяренному гусю. Его лоснящаяся спина покрылась зеленым потом. Ираклий снял штаны и припустил за напарником.

Черный Дед схватил упирающуюся лошадь за повод и поволок за внешнюю границу круга. Вторая колдунья вскрыла паучий кокон. С ее пальцев на липких нитях спускались сотни мохнатых крестоносцев.

"…Поскакала, поплыла, заглотила, сплюнула… Отзовитесь, прижмитесь, ласковым пушком потритесь…"

Артур насчитал в тени за упавшим стволом не менее двух дюжин волков, а над головой - четырех взрослых рысей. Не меньшую опасность представляло голодное стадо кабанов. Минуту назад президенту казалось, что люди имеют преимущество и некоторые шансы прорваться обратно. Теперь шансы стремительно падали…

– Всем надо раздеться! - каркнул Савва. - Догола!

Женщины-Озерницы босыми ногами утаптывали скошенную траву и поливали ее из бурдюков пахучей жижей, пока стожок не превратился в хлюпающее болотце. Высокий колдун первым бросился на покрывало, перевернулся, размазывая гущу по животу, и немедленно возобновил свои прыжки.

Солдаты замешкались, не решаясь расстаться с одеждой. Коваль понял, что пришла пора подать пример, и первым скинул штаны. К его удивлению, грязевая ванна оказалась не столь уж отвратительной. Кожу немедленно стянуло, остро защипали все мелкие царапины, но особого вреда для человека в ведьминских ингредиентах не обнаруживалось.

Следом за президентом в зеленую кашу нырнули обе Озерницы. Без всякого стеснения они сбросили свои шерстяные балахоны. У каждой на ногах и руках звенели десятки медных браслетов. Осы медленно поднимались в воздух, из брошенного серого кокона продолжали расползаться пауки.

Колдуньи продолжали петь, дикая мелодия всё ускорялась, постепенно превращаясь в оборванную восходящую гамму.

Артур поднялся, уступая место Рубенсу, и, замерев, следил за вытолкнутой за круг кобылой. Бедное животное норовило вернуться назад. Взбрыкивая, издавая сиплое ржание, она носилась по окружности, мимо лежащих волков, но что-то мешало ей пробить невидимую преграду.

"Слава Богу, у него получилось!.."

Из кустов, задрав седую морду, вразвалку вышла медведица.

– Быстрее! - подгонял Савва. - Все ложитесь ничком!

Гвардейцев уже не приходилось поторапливать; один за другим они ныряли в спасительную жижу и вытягивались на земле, не обращая внимания на пауков и танцующих гадов.

Гадюки подпрыгивали на полметра в воздух, торопясь за Ираклием. Высокий, раздувая щеки, дудел в спаренную дудку, его голенастые ноги отбивали чечетку.

Женщины схватили за ноги упирающихся детей и вышвырнули за границу круга. В плошках бесилось синее пламя. Савва упал на колени и, посыпая волосы жирным пеплом из кисета, принялся вопить что было мочи.

"…Сытный вечер, сытна ночь, всем досталось, всем невмочь, подплыла, проклюнулась, нарожала, спряталась… Всем хватило веточек, всем хватило норочек…"

Медведица на краю поляны поднялась на дыбы во весь свой двухметровый рост и заревела. У волков дыбом встала шерсть, они разом завыли, натянув свои веревки. Лишенныеобзора летуны попытались взлететь, но оказалось, что их крылья надежно связаны.

– Э, командир… - Лежащий рядом Митя коснулся президента ледяными дрожащими пальцами. - Ща обосруся… Никак нам хана пришла…

Артур так и не понял, говорил майор серьезно или пытался подбодрить шуткой, потому что с опушки раздался пронзительный детский вопль.

"…Поделились, побратались, не отринь нас, мать-земля, дай малеха от тепла, дай малеха от тепла!!!"

Черный Дед, стоя на коленях, раскачивался, в исступлении вырывал куски дерна, обмазывал себя землей. По нему ползали черви и жуки, десятки и сотни мелких тварей покинули норки и взбирались по голой спине и животу. Из-под оскаленной волчьей маски ручьями стекал пот. Мужчины-колдуны продолжали свой бег по кругу уже на четвереньках, на ходу срывая ртами пучки травы. Женщины выхватили ножи и бросились к волкам. За несколько секунд они перерезали поводки, а затем освободили летунов.

Огромная полосатая кошка молнией спустилась с дерева, схватила за горло девочку и снова метнулась вверх. Из тьмы раздался вой сотен разъяренных глоток. Хромого мальчика нигде не было видно. Лошадь сделала еще одну попытку взломать магический пузырь, споткнулась и упала на бок. Медведица бросилась вперед, за ней из зарослей выбежали еще три бурых великана. Они со всех сторон набросились на визжащую жертву и принялись рвать ее на части.

– Ха-йия! Ха-йия!! Ха-йия!!! - напрягая легкие, выкрикивали женщины.

Они голыми руками подхватывали с тропы ядовитых змей и швыряли в кусты. Осиная семья металась в метре от земли, рикошетя от невидимой преграды, как пушечное ядро.

Коваль не заметил, когда пропал второй ребенок, зато гибель волков и летунов происходила на его глазах. Отпущенные с поводков питомцы Озерников повели себя так же трусливо, как их сгинувшая в желудках медведей кобыла. Волки сжались в кучу, летуны лупили крыльями, распластавшись черными брюшками на внешней границе запретной зоны.

– Ха-йя! Хай-йия!..

Черный Дед от пяток до макушки покрылся шевелящимся покрывалом из насекомых. Воткнутый в центре поляны посох подпрыгивал сам собой, будто по нему колотили снизу. Подстилка из гниющих листьев вибрировала, воздух сотрясался от клекота и рева. Обитатели леса уже не прятались, они крадучись наступали, заполняя поляну смрадным дыханием.

И первыми, окружая сбившихся в кучу волков, выставив изогнутые клыки, шли кабаны.

– Спаси и сохрани… - уткнувшись носами в землю, бормотали гвардейцы.

Стало еще темнее. Над прогалиной раскручивался смерч из тысяч рассвирепевших птиц. Коваль успел подумать, что, по логике, птичкам в подарок должны достаться привезенные осы и пауки. Очевидно, так и происходило, но в сгустившемся мраке сложно было что-то разобрать. Краем глаза Артур заметил, как стая неясытей облепила летунов. Вторым эшелоном пикировали ушастые совы и сычи. Вампиры яростно отбивались, но исход сражения был предрешен заранее, очень скоро от несчастных мутантов остались одни скелеты…

Ираклий со своим приятелем уже не бегали на четвереньках, а ползали на животах. Девушки пристроились следом, из одежды на всех четверых теперь были только облезлыеволчьи хвосты, привязанные к поясницам. Чингисы неистово молились, не обращая на наготу колдуний ни малейшего внимания.

Птичий таран с грохотом бился о прозрачную крышу, воздвигнутую чародеями. Чтобы спасти барабанные перепонки от неистового шума, Коваль открыл рот. Савва задрал голову и тонко завыл, перекрывая общий гомон. Его воздетые к небу руки превратились в бесформенные бурые обрубки, покрытые армией муравьев. Кабаны заживо пожирали домашних волков…

Земля тяжко вздрогнула последний раз и замерла.

Наступила тишина, будто внезапно выключили звук.

…Артур приоткрыл левый глаз. Изумительной красоты махаон порхал среди планирующих листьев. Сухой дождь казался нескончаемым; рыжие, лимонные, почти прозрачные листья обрушивались на замерших солдат, укрывая их пятнистым одеялом.

Несколько секунд в ушах стихал слабый звон, затем тишину разрезала несмелая трель пересмешника. Первой пичуге ответила другая, деловито застучал дятел, недовольно ухнула разбуженная сова.

– Мы живы… Господи, мы живы!!

Полузасыпанные гвардейцы ползали, отыскивая сапоги и оружие. Коваль натянул штаны, проверил клинки, обнюхал вонючие ладони. Внутренним зрением он обшарил заросли,но никого не обнаружил.

Хозяева столицы ушли, забрав подношения.

– Перемирие… - Перед Артуром, покачиваясь, стоял Черный Дед. На колдуне не было живого места, из сотен царапин и укусов сочилась кровь. - Забирай с поля фургоны… Они согласились на перемирие. Зеленая столица открыта, но…

Артур насторожился.

– Что еще?

Савва облизал прокушенную губу.

– Перемирие неустойчиво… Молись Богу, чтобы три восхода пережить. И накажи своим соколикам, чтобы мухоморы не сбивали, чтобы комара без крови задавить не смели. Пусть сперва напьется…

– Что тебя тревожит, Дед?

Озерник упрямо глядел в сторону. Желваки перекатывались на его щетинистых скулах.

– Сердце ноет, еле сдержал Зеленую… Кто-то еще зашел в лес…

– Кто? - Артур затаил дыхание.

– Вот я и говорю, - сплюнул колдун, - кто у нас ходит по лесам без примирения?

26. МЫ С ТОБОЙ ОДНОЙ КРОВИ

До того как пересекли четвертую кольцевую дорогу, ничего плохого не случилось. Коваль почти уверовал, что удастся благополучно достичь городской черты.

Чем ближе отряд приближался к границе бывшего города, тем умиротвореннее выглядел лес. Титанические сосны всё так же не пропускали холод под пышный компресс верхних веток, всё так же плескались бобры в ручьях и кусались летние комары, но стихал постепенно буйный напор, с которым столица отвоевывала новые площади. Здесь, в глубинах вечнозеленых морей, давно установилось сонное равновесие. Мелкие зверушки не кидались на путников, а доверчиво подходили ближе, любопытные сороки трещали в ветвях, с вожделением косясь на блестящее оружие. На привалах Артур делал примерные расчеты и убеждался, что все обменные процессы тут идут раза в три быстрее, чем снаружи. Здесь даже муравьи возводили дома не в пример резвее, чем их спящие сейчас под снегом собратья.

Черный Дед хмурился, отставал, ходил зигзагами, но не произносил ни слова. Ему словно не давала спокойно идти сосущая нервная хворь…

Колеса фургонов десятки раз проваливались в ручьи и вязли в болотах. Порой, чтобы обойти поваленный ствол или пересечь котлован на месте сгинувшего здания, каравану приходилось описывать сложные восьмерки. Иногда, откуда ни возьмись, выныривал отрезок асфальтовой дороги, или насыпь с раскатившимися шпалами, или торчала кирпичная заводская труба. Однажды наткнулись на поваленную башню элеватора, насквозь проросшую нежно-зелеными ржаными всходами.

Черный Дед заявил, что использовать топоры можно только в случае крайней необходимости, и то, пока у него не заноет сердце. Теперь дюжие гвардейцы торили путь осторожно, при каждом взмахе топора прислушиваясь, не завопит ли проклятый колдун. Бойцы потихоньку оправились от первого шока, начали балагурить, объедались ягодой, кто-то на ходу собирал грибы, кто-то кормил с руки белок…

Четвертое транспортное кольцо было выстроено намного позже того, как младший научный сотрудник Коваль улегся в капсулу анабиоза. Сначала перед привыкшими к сумраку глазами предстала широкая светлая прогалина, затем лиственный подлесок расступился и показался уступчатый, сглаженный вал, заросший непролазным кустарником. Деревья покрупнее не желали сдавать позиции, отчаянно цеплялись, карабкались вверх по склону, но даже магия Качальщиков не сумела разрушить мощный фундамент шоссе. Очевидно, строители использовали новейший сверхпрочный бетон. Шоссе получилось трехъярусным: нижний, окончательно утонувший этаж нес трубопроводы, выше в тоннеле пролегала ветка наземного метро, а по хребту тянулся безупречный шестирядный автобан.

Озерники всё чаще перешептывались, терли амулеты. Ираклий трижды вскарабкивался на деревья, женщины ложились ничком на землю, раскидывали руки, впитывая неуловимые дрожания почвы. Артуру всё меньше нравилась их активность, но его собственная интуиция молчала.

Возможно, в лесу и появились чужие, но чутье Клинка молчало.

Отряду пришлось забирать далеко влево. Позади остались две кольцевые развязки, фермы рассыпались либо откололись от главного полотна, как слабые ребра от исполинского змеиного позвоночника. Наконец обнаружились железнодорожная станция и пешеходный переход, пролегавший сквозь гору. Ко входу в тоннель еще предстояло подобраться. Кони неминуемо переломали бы ноги, преодолевая буераки, и бойцам пришлось всерьез взяться за топоры. Пока забивали клинья и сооружали подобие моста к жерлу тоннеля, Озерники разложили тряпицы и уселись обедать. Разжигать костры они никому не позволяли.

Коваль в сопровождении соратников не без труда взобрался на самую вершину вала. За годы на проезжей части намело порядочный слой почвы, ближайшие гигантские деревья протянули мохнатые лапы, но не смогли закрепиться. Их корни, словно в бессильной ярости, сорвали парапеты, смяли в гармошку шумоизолирующие щиты и опрокинули арки с прожекторами.

У Артура было ощущение, что он попал на гребень Великой Китайской стены. После многих часов пути здесь сквозь шапки сосен впервые проглянуло зимнее небо. Здесь было прохладнее и гулял колючий ветер. Он тихонько подвывал, лаская шасси многоосных грузовиков и дырявые черепа легковушек, он выводил тоскливую мелодию на стеклах застывшей внизу электрички, он раскачивал жесткую траву под оцинкованными днищами автобусных скелетов.

У подножия вала виднелись две маленькие фигурки колдуний. Женщины снова погрузились в траву, раскинувшись в форме морских звезд.

– Жуть какая! - поежился Рубенс. - До костей пробирает…

– Ага! Точно кикимора пьяная шепелявит! - согласился Карапуз, быстро вращаясь вокруг своей оси. - Неладно тут, однако… Не по нраву мне, когда присесть негде…

Артур крутил настройки бинокля. Сразу после Четвертой кольцевой когда-то начиналась сплошная промышленная зона. Может быть, ввиду засилья заводов, а может, по каким-то совершенно иным причинам, но характер растительности впереди резко менялся. Вечнозеленые породы плавно уступили первенство лиственным, и в первую очередь - исполинским березам, больше похожим размерами на баобабы. Ковер из еловых иголок сменился сероватым суглинком, наметились обрывистые овраги, из склонов которых торчали "непереваренные" землей ошметки арматуры.

Артур взглянул западнее, туда, где из-под основания автобана выползал боковой отросток железнодорожного тоннеля.

– Миша, скажи Деду, что по прямой мы не проведем повозки.

– А мы прямо и не пойдем! - ответил сзади скрипучий голос Саввы. Он незаметно выбрался на насыпь и стоял, опираясь на свой увешанный побрякушками посох. - Дальше дорога нутром, в животе каменной змеи…

Артур подумал, что перспектива оказаться засыпанными в метро его совсем не вдохновляет.

– И как далеко мы сможем по ней пройти?

– Речушка тама… - пожевав губами, неохотно отозвался Дед. - Ежели змея не прогнила, то выйдем напрямки к "Немчиновской" подземке, а там - как придется…

– "Немчиновская"? - Коваль никак не мог вспомнить станцию с таким названием.

– Такие буквицы на белом камне выбиты! - пожал плечами внезапно разговорившийся Озерник. - Можно бы и дальше, да неведомо, что за год-то сталось… Было дело, парни и до "Кунцевской" добирались, покудова не затопило…

– Гарью тянет! - принюхиваясь, заметил чингис.

– Н-да… Засвистало, заулюкало, - непонятно к кому обращаясь, прошептал колдун.

Далеко внизу ухали голоса, стучали по гранитным ступеням колеса телег.

Президент переглянулся с Рубенсом. Тот знаками дал понять, что следует отослать Карапуза.

– Митя, давай вниз, скажи ребятам, чтобы насквозь не ломились. Пусть распрягают и перетаскивают телеги туда, где рельсы. Пойдем до первой развилки, затем налево!

– Что ты слышишь, Дед? - осторожно спросил Коваль, когда они остались наверху втроем.

Но Озерник ответил не сразу. Похоже, он снова ушел в себя, растратив остатки доброжелательности. Он переминался с ноги на ногу и жадно втягивал ноздрями воздух. Артуру даже показалось, что провожатый снова решил затянуть свою заунывную песню. Рубенс делал страшные глаза, призывая к молчанию.

– Прав твой соколик, - выдавил, наконец, колдун. - Гарью тянет.

– Пожар? - Артур безрезультатно принюхивался.

– В Зеленой не бывает пожаров, - злобно произнес Савва. - Мнится мне, нелюди пожаловали! Кому-то язычок вовремя не подрезали!

И, не дожидаясь ответа, перемахнул через ограждение.

– Что он имел в виду? - вытаращился Рубенс. - Не пойму, что на него нашло!

– Погоди… - Артур жадно втягивал смолистую прохладу. Теперь ему казалось, что он тоже это почувствовал. Лишняя хрипловатая бемоль, вторгшаяся в гармоничное созвучие. - Это же… это…

Но договорить ему помешали пронзительный вопль и частые хлопки выстрелов.

Секунду спустя президент и губернатор уже катились вниз, не разбирая дороги, напарываясь на острые шипы. Из тоннеля, куда поверх осоки уходили наспех сколоченные мостки, несло порохом. Под автобаном сквозной проход раздваивался, потрескавшиеся ступени лестниц выводили в огромный вытянутый зал с арочными перекрытиями и рядомузких окон под потолком.

В недрах искусственной горы, под автострадой, почти в целости сохранился железнодорожный вокзальчик. Как ни странно, дренажная система продолжала функционировать. Невзирая на то что оба пути почти скрывались под водой, перроны оставалась сухими. На них дремали торговые киоски, рекламные щиты и расписания электричек. Полотнобыло покрыто пятнами лишайников и лужами цветущей воды, между шпал квакали спугнутые лягушки и бесились стаи головастиков. Бойцы уже спустили вниз телеги и лошадей, и хвост колонны виднелся далеко справа, между двух рядов рельсов. Через пятьдесят метров общая аркада станции делилась на два рукава, из правого торчал облупившийся хвост электрички, а в левом проходе вовсю шла драка. Дерущихся не было видно, там стреляли, свистели и матерились, но всё заслонял тент последнего фургона; отсветы факелов метались по покатым сводам огромной трубы, по лохмотьям провисших кабелей, по узким амбразурам окон, заросших снаружи кустами.

Коваль бежал, на ходу вставляя между пальцами клинки, Рубенс оглушительно топал позади, матерясь и клацая затвором. Но принять участия в бою они не успели.

Карапуз стоял, одной рукой зажимая кровоточащее плечо, а в раненой руке высоко поднимал сразу два факела. Один гвардеец лежал в луже, скорчившись и держась за живот, еще двое бинтовали голову третьему. Остальные бойцы рассыпались, укрылись за фургонами, держа круговую оборону. Кони всхрапывали, дергались из стороны в сторону, путая постромки.

Самая первая телега завалилась набок, наехав на неожиданное препятствие. Три запряженные в нее лошади не пострадали, а четвертая билась в конвульсиях, заливая кровью цемент. Ее брюхо было распорото, сизые внутренности дымящейся грудой вывалились на землю. Псы чингисов поскуливали, жадно косясь на свежатину.

Уткнувшись в бок лошади заточенными рогами, на рельсах умирал поджарый оседланный бык. В его обросшие, как у бизона, бока попало не менее десятка пуль, но потомок славных голштинцев всё еще ворочал пурпурным глазом и пытался приподнять лобастую голову. Когда гвардейцы перерезали упряжь и сняли с его спины расколовшееся тележное колесо, Коваль увидел две поразившие его вещи.

На спине быка крепилось длинное глубокое седло с очень высокой квадратной лукой и двумя парами веревочных стремян, а рога были удлинены массивными железными наконечниками.