Чтение 18–й страницы книги ~Бегство от безопасности~

Молчание. Потом шепот.

- Хочешь, чтобы я извинялась за свой хороший слух?

Я вздохнул.

Короткий вызывающий шепот.

- Я не собираюсь этого делать.

- А что я делаю сейчас?

- Не знаю.

- Я улыбаюсь.

Она повернулась ко мне и обвила себя моей рукой в темноте.

- О чем ты подумал, что это тебя разбудило?

- Ты будешь смеяться.

- Не буду. Честное слово.

- Я думал о добре и зле.

- О, Риччи! Ты просыпаешься в три часа ночи, думая о добре и зле?

- Ты все-таки смеешься? - спросил я.

Она смягчилась.

- Я просто спросила.

- Да.

- О чем ты думал? - спросила она.

- О том, что я впервые понял... их не существует.

- Не существует добра и зла?

- Нет.

- Что же тогда?

- Существуют счастье и несчастье.

- Счастье - это добро, а несчастье - зло?

- Абсолютно субъективно. Это все только в нашей голове.

- Тогда что значит быть счастливым или быть несчастным?

- Что это значит для тебя? - спросил я.

- Счастье - это радость! Огромное удовольствие! Несчастье - это депрессия, безнадежность, отчаяние.

Мне следовало бы знать. Я было предположил, что ее слова будут и моими: счастье - это ощущение благополучия, несчастье - его отсутствия. Но моя жена всегда была более пылкой, чем я. Я сказал ей свое определение.

- Думаешь, только чувства благополучия достаточно? - спросила она.

- Мне нужно определение, в котором не было бы пятидесятифутовой пропасти между вершиной счастья и дном несчастья. Как бы ты назвала то, что находится между ними?

- Я бы назвала это "Все хорошо".

- У меня нет такого чувства, - сказал я.- У меня есть чувство благополучия.

- О'кей, - сказала она. - Что дальше?

- Помоги мне найти любую ситуацию, в которой Добро не совпадает в сердце со словами "делает меня счастливым". Или ситуацию, в которой Зло не совпадает со словами "делает меня несчастным".

- Любовь - это добро, - сказала она.

- Любовь делает меня счастливым, - ответил я.

- Терроризм - это зло.

- Милая, ты способна на большее. Терроризм делает меня несчастным.

- Добро, когда мы с тобой занимаемся любовью, - сказала она, прижимаясь ко мне в темноте своим теплым телом.

- Это делает нас счастливыми, - сказал я, отчаянно цепляясь за интеллект.

Она отстранилась.

- Риччи, к чему ты ведешь?

- Как бы я на это ни смотрел, выходит, что мораль определяем мы сами.

- Конечно, - сказала она. - И это тебя разбудило?

- Разве ты не понимаешь, Вуки? Добро и зло - не то, что нам внушили родители, церковь, государство или кто-нибудь еще! Каждый из нас сам решает, что ему считать добром, а что - злом. Автоматически - выбирая, что он хочет делать!

- Ого, - сказала она. - Пожалуйста, никогда не пиши об этом в своих книгах.

- Я только размышляю. И странно, что я никак не могу это обойти.

- Пожалуйста...

- Вот, к примеру, -сказал я, - в Книге Бытия о сотворении мира сказано так: И увидел Бог, что это хорошо.

- Ты хочешь сказать, это значит, что Бог был счастлив?

- Конечно!

- Ты же не веришь в Бога, тем более в такого, который способен видеть, - сказала она, - или в котором чувства больше, чем в арифметике. Как же твой Бог может быть счастлив?

- Автор Бытия, глупец, не посоветовался со мной, прежде чем взяться за перо. В его книге Бог полон чувств - радуется и печалится, сердится, интригует и мстит. Добро и зло не были абсолютами, они были мерой счастья Бога. Он писал эту историю и думал: "Если мне кажется, что от этого Бог был бы счастлив, я назову это "добром"".

Меня раздражала темнота.

- Мне необходимы примеры ситуаций, в которых люди используют слова "добро" и "зло", но сейчас темно и я не могу их искать.

- Это хорошо.

- Это делает тебя счастливой? - спросил я.

- Конечно. Иначе бы ты уже был на ногах, включая свет, компьютер, доставая книги и болтая без умолку, и нам пришлось бы не спать всю ночь.

- То есть ты счастлива, что сейчас темно, и я, по всей вероятности, не смогу беспокоить тебя своими разглагольствованиями о добре и зле всю ночь. Для тебя это действительно "хорошо".

- Только не вздумай написать об этом, - сказала она. - Иначе каждый экстремист... нет, каждый "нормальный" человек в стране, бодрствующий допоздна, будет занят пропусканием твоих книг через измельчитель.

- Лесли, в этом нет ничего, кроме любопытства. Осознание того, что мораль - дело сугубо личное, вовсе не превращает ее в нечто противоположное; мы не становимся маньяком-убийцей в ту же секунду, как осознаем, что можем им стать, если захотим. Мы рассудительны, добры, вежливы, любим друг друга, рискуем своей жизнью, чтобы выручить кого-то из беды, потому что нам нравится быть такими, а не потому, что мы боимся вызвать Божий гнев или отцовское неодобрение. Мы в ответе за наш характер, а не Бог или родители.

Она была непреклонна.

- Пожалуйста, не надо. Если ты напишешь, что добро - это то, что делает нас счастливыми, что получится? "Ричард Бах пишет, что добро - это то, что делает нас счастливыми. Я люблю красть поезда, значит, кража поездов - это добро. Как можно преследовать меня за то, что я совершил добро, притащив домой локомотив компании в сумке для завтраков? Как-никак, а это - идея Ричарда Баха". И ты будешь сидеть на скамье подсудимых рядом с каждым счастливым железнодорожным вором...

- Тогда я вынужден буду свидетельствовать в суде, - сказал я. - Ваша честь, прежде чем перейти к обвинению, примите во внимание последствия. Допустим, нам доставит огромное удовольствие смыться с чужой дизельной турбиной, то есть на момент совершения такой поступок будет казаться нам добром. Но, на самом деле, добром для нас он будет только в том случае, когда его последствия тоже доставят нам удовольствие, иначе нам следует отказаться от подобной выходки.

Она вздохнула, храня невысказанными нетерпеливые вопросы.

- Прошу снисхождения. Ваша честь, - сказал я. - Каждое действие имеет вероятные, возможные и непредвиденные последствия. Когда все эти последствия совпадают с интересами длительного благополучия лица, совершающего данное действие, тогда добро проистекает как из самого действия, так и из каждого его последствия в отдельности. "Вероятно, меня не поймают" - не тоже самое, что "То, что я сейчас собираюсь сделать, принесет мне ощущение благополучия на всю мою жизнь".

Ваша честь, я заявляю, что, если уж подсудимый имеет несчастье находиться здесь, в зале суда, то в действительности он не действовал в соответствии со своими интересами, пряча этот локомотив в свою сумку для завтраков, поэтому сейчас он, по определению, обвиняется также в глупости, раз его кражу удалось раскрыть!

- Изобретательно, - сказала Лесли. - Но как быть с тем, что добро определяется на основе всеобщего соглашения, что добро - это то, что большинство людей на протяжении многих веков находили положительным и жизнеутверждающим? И подумал ли ты о том, что провести остаток жизни в суде, изобретая подобные аргументы, может не совпасть с твоими собственными интересами и, следовательно, быть Злом? Может, оставим это и будем наконец спать?

- Если большинство людей считают добром убивать пауков, - сказал я,- значит, мы творим зло, отпуская их? Мы что, должны жить в соответствии с мнением большинства?

- Ты прекрасно понимаешь, о чем я.

- Прочитай в словаре, - сказал я. - Каждое слово в определении какого-либо качества - обтекаемо. Добрый - это правильный, это нравственный, это приличный, это справедливый, это добрый. Но в примерах - совсем другое дело: в каждом используется сочетание "делает меня счастливым"! Принести словарь?

- Пожалуйста, не надо, - попросила она.

- Как ты приняла войну во Вьетнаме, Вуки? Президент и большинство людей считали ее справедливой. Так считал и я до того, как познакомился с тобой. Мысль о том, что мы защищаем невинную страну от злого агрессора, доставляла большинству из нас удовольствие. Но не тебе! То, что ты узнала об этой войне, совсем не доставило тебе удовольствия - ты стала организатором антивоенного комитета, концертов и матчей...

- Ричи?

- Да?

- Вполне возможно, что ты прав во всем, что касается добра и зла. Давай поговорим об этом завтра.

- Всякий раз, когда мы восклицаем Отлично!, это означает, что наше ощущение благополучия возросло, всякий раз, когда мы восклицаем Черт! или О, нет, только не это!, мы имеем в виду, что оно уменьшилось. Каждый час мы отслеживаем в себе хорошее и плохое, правильное и неправильное. Мы можем прислушиваться к себе непрерывно, минута за минутой, и создавать собственную этику!

- Сон - это добро, - сказала она. - Сон доставил бы мне удовольствие.

- Если бы я лежал здесь в кромешной тьме и рассматривал все мыслимые примеры, подразделяя "делает меня счастливым" на хорошее, правильное, превосходное, великолепное и прекрасное, а "делает меня несчастливым" - на злое, плохое, неправильное, ужасное, греховное и испорченное, это не дало бы тебе уснуть?

Она свернулась у меня под боком, зарывшись головой в подушку.

- Нет. Пока ты не начнешь моргать.

Лежа в темноте, я тихо улыбнулся.

Тридцать семь

Я ТОлько начал засыпать, с головой, все еще полной добра и зла...

- Просто не могу поверить, что ты так думаешь! Добро - это то, что доставляет тебе удовольствие?

- Хочешь - верь, хочешь - не верь, Дикки! - сказал я. - Думать так - не преступление.

- Если бы это и было преступлением, тебя, по всей видимости, это бы не остановило.

Холм за это время стал еще зеленее, и теперь по его склонам струились реки крошечных цветочков, в основном желтых и голубых, название которых Лесли сказала бы сразу, как только бы их увидела.

- Откуда ты знаешь, о чем я думаю? - сказал я. - Разве я давал тебе ключ к моему сознанию? Ты следишь за всем, что я делаю?

Вместо камешка он беззвучно протянул мне сделанную из бальсового дерева модель планера с размахом крыла в двадцать дюймов и куском пластилина на носу для балансировки.

- Я ни за чем не наблюдаю, - сказал он.- Я могу видеть твою жизнь, только когда ты мне это позволяешь. Но недавно я понял, что ты начинаешь учиться. Раньше этого не было.

Счесть ли мне это его вторжение посягательством на частную собственность? Ощущаю ли я неудобство оттого, что он получил доступ к тому, что я узнаю сейчас?

Я улыбнулся.

- Что ж, ты растешь.

Он с удивлением взглянул на меня.

- Нет. Разве ты не помнишь? Мне всегда будет только девять лет, Ричард.

- Тогда для чего ты хочешь узнать все, что знаю я, если не для того, чтобы, по твоим словам, попробовать прожить, пользуясь моим опытом и избегая моих ошибок?

- Я не говорил, что собираюсь прожить жизнь, я сказал, что хочу только узнать, каково это - прожить жизнь? Для человека, которым я стану и который будет поступать в соответствии с тем, что я узнал от тебя, я буду оставаться девятилетним - так же, как для тебя. Скажи мне то, что считаешь истинным... я не знаю, что мне думать о добре и зле, а мне необходимо это знать!

- Что тут непонятного? - сказал я. - Добро - это то, что доставляет тебе...

- Это слишком... упрощенно! - сказал он, смакуя последнее слово. - Я и сам мог бы так сказать.

- Перестань, Капитан. Во-первых, ты совсем не глуп, во-вторых, самые простые вещи, чаще всего, оказываются самыми истинными, в-третьих, это я - пятьдесят лет прочь, и есть тот парень, который учился, - вот его-то ты и ищешь. Это очень упрощенно, и, когда ты слышишь "Добро!", прежде чем согласиться, подумай, кто говорит это, и если да, то почему.

Я уравновесил в руке планер и запустил его. Он поднялся фута на четыре над землей, замер и отвесно упал, уткнувшись носом в землю. Я бы сказал, что надо немного облегчить нос.

- Добро - это нечто большее, - сказал он, - чем только то, что доставляет мне удовольствие.

- Конечно. Кратковременное удовольствие не всегда совпадает с длительным счастьем, и нам необходимо подумать, чтобы сказать почему. В каждой истории, где некто продает душу дьяволу, суть сделки одна: обмен длительного счастья на кратковременное у довольствие, и мораль также одна: не очень умный обмен!

Итак, существует согласие между добром и злом, этими ценностями с расплывчатыми границами, которые неплохо совмещаются во множестве людей. Культуры могут не сходиться друг с другом в том, что такое "хорошо" и что такое "плохо", но внутри каждой культуры, как правило, на эту тему существует согласие.

- Почему так расплывчато? Почему бы тебе не говорить ясно? У меня есть четкие определения.

- Убийство - это...

- Плохо, - сказал он без колебаний.

- Милосердие - это...

- Хорошо.

Я убрал немного пластилина с носа маленького планера.

- Выражать сознательный протест в военное время -это...

- Гм.

- Добро это или зло, - спросил я снова, - выражать сознательный протест в военное время?

- Какова эта война? Мы защищаем себя или нападаем на маленькую беззащитную страну?

- Вот, - сказал я. - Как только ты находишь ситуацию, в которой добро и зло начинают зависеть от обстоятельств, вся твоя концепция оказывается субъективной, а выбор - совсем не таким ясным, как нам казалось. Как и в отношении других подобных категорий, мы должны говорить только, что это хорошо для меня или это плохо для меня.

Я осторожно запустил планер снова. Он взмыл вверх, замер и снова свалился в траву.

- Одно исключение не может повлиять на правило!

- Нет, - сказал я, вновь беря в руки планер и задумавшись над проблемой его балансировки. Теперь я уже добавил немного пластилина.

- Докажи.

- Считать ли злом убийство, совершенное с целью самообороны? Убийство врагов в военное время? Эвтаназию?

- По твоим словам, убить кого-либо невозможно, - сказал он. - Жизнь Есть, и мы не можем создавать ее или уничтожать.

- Жизнь Есть, Дикки, это так. И у нее нет правил. Но мы с тобой сейчас говорим об играх, здесь, в пространстве-времени, о предположениях относительно образов, добре и зле в свете человеческой культуры, в обществе, где реально кажущееся, а Принцип остается незамеченным.

- То есть в действительности добра и зла не существует?

- Не существует абсолютных Добра и Зла. Единственный абсолют - Жизнь Есть.

- Значит, я могу делать все, что мне вздумается, и не будет никаких последствий? Я могу идти обманывать, красть, убивать, и это не повлечет никаких последствий, если моя личная мораль говорит мне, что это хорошо?

- Конечно, можешь, - сказал я. - Но будут последствия, которые ты вряд ли воспримешь как хорошие.

- Например?

- Например, твой поступок будет тяготить твою душу до конца жизни. Или ты будешь гнить в тюрьме от семи до двенадцати лет. Или ты у мрешь удивленным: ты думал, что твоя жертва беззащитна, а она оказалась вооруженной. В мире образов существует бесконечное множество последствий, чтобы уравновесить любой сделанный тобой выбор.

- Любой? - спросил он.

- Любой.

Он потер указательным пальцем кончик большого.

- Любой - и самый крошечный, и самый большой?

- Подумай сам, - сказал я. - Какой выбор не имеет последствий?

Я в третий раз запустил маленький планер. Он плавно поднялся над землей, пролетел, почти касаясь верхушек травы, футов тридцать, и легко, словно бабочка, приземлился. Неплохо для третьей попытки.

- Есть ли последствия у решения стать писателем?

- Да, -сказал я. - Каждый день я могу спать до обеда.

- Перестань...

Я отправился искать планер в траве.

- Дикки, разве ты не понимаешь? Всегда есть какие-то... результаты, хорошие или плохие...

...доставляющие-мне-удовольствие

и не-доставляющие-мне-удовольствия...- пояснил он за нас обоих.

- ...того, что мы решаем делать, - закончил я, - и того, кем мы решаем быть.