сказала Люси.
отвратительно, в каюте, когда она открыла флакон, распространился
восхитительный аромат, через пару минут его лицо приобрело нормальный
оттенок, и ему, очевидно, стало лучше, потому что вместо того, чтобы
рыдать по поводу шторма и своей больной головы, он стал требовать, чтобы
его высадили на берег и заявил, что в ближайшем порту он на них всех
предъявит протест британскому консулу. Но когда Рипичип поинтересовался,
что такое протест и как его предъявляют, он решил, что это какой-то новый
способ устроить поединок, Юстас смог ответить лишь: "Подумайте только, не
знать таких вещей!". В конце концов им удалось убедить Юстаса, что они уже
со всей скоростью плывут к ближайшей им известной суше, и что вернуть его
обратно в Кембридж, где жил дядя Гарольд, настолько же в их власти, как
послать его на Луну. После этого он мрачно согласился надеть
приготовленную для него новую одежду и выйти на палубу.
видели большую его часть. Они взошли на бак и увидели вахтенного,
стоявшего на маленькой приступочке внутри позолоченной шеи дракона и
смотревшего вперед через его открытую пасть. Внутри бака был камбуз,
корабельная кухня, и помещение для боцмана, плотника, кока и главного
лучника. Если вам кажется странным, что камбуз находится на носу, и вы
представляете себе, как дым из кухонной трубы расходится по всему кораблю,
так это оттого, что вы думаете о пароходах, где ветер всегда дует спереди.
На парусных кораблях ветер дует сзади, и все, что распространяет запахи,
обычно помещают как можно ближе к носу.
раскачиваться на ней туда-сюда и видеть далеко внизу под собой крохотную
палубу. Невольно возникла мысль, если будешь падать, то совершенно
необязательно упадешь на палубу, а не в море. Затем их отвели на полуют,
где Ринс с каким-то матросом несли вахту у большого румпеля, за которым
начинался покрытый позолотой хвост дракона, а в нем по стенам была сделана
маленькая скамеечка.
скорлупкой по сравнению с каким-нибудь из наших кораблей или даже по
сравнению с рыбацкими лодками, парусными галерами, торговыми суднами и
галеонами, которые были у Нарнии в те времена, когда Люси и Эдмунд правили
там под началом Светлейшего Короля Питера, однако за века правления
предков Каспиана почти вся навигация прекратилась. Когда его дядя,
узурпатор Мираз, послал в море семь лордов, им пришлось купить Галманский
корабль и нанять команду из матросов Галмы. Теперь Каспиан снова стал
обучать жителей Нарнии искусству мореплавателей, и "Рассветный Путник" был
самым лучшим из всех кораблей, которые он пока построил. Он был настолько
мал, что перед мачтой на палубе едва оставалось место между центральным
люком и шлюпкой на левом борту и домиком для кур, их кормила Люси, на
правом. Но этот корабль был своего рода красавцем, он был благороден, как
сказали бы моряки, линии его были совершенны, краски чисты, и каждый брус,
гвоздь, каждая веревка были сделаны с любовью. Юстас, конечно, всем был
недоволен и беспрепятственно похвалялся лайнерами, катерами, аэропланами и
подводными лодками. "Как будто он хоть что-нибудь знает об этом всем", -
пробормотал Эдмунд, но его кузены были в восхищении от "Рассветного
Путника". Когда они решили вернуться назад к каюте и ужину и вдруг
увидели, как все небо на западе зажглось необъятным пурпурным закатом,
почувствовали дрожание корабля, вкус соли на своих губах и подумали о
неизвестных землях на Восточном крае света, Люси даже расхотелось
говорить: так счастлива она была.
Когда они все на следующее утро получили назад свою высушенную одежду, он
сразу же вытащил маленькую черную записную книжку и карандаш и стал вести
дневник. Он всегда носил эту книжку с собой и записывал в ней свои
школьные оценки, потому что, хотя ни один предмет не интересовал его сам
по себе, об оценках он очень заботился и иногда даже подходил к ребятам и
говорил: "Я получил столько-то. А какую оценку получил ты?" Но так как
было непохоже, что он получит много оценок на борту "Рассветного Путника",
то он начал вести дневник. Вот первая запись:
это мне не сниться. Все это время свирепствует ужаснейший шторм, хорошо,
что я не страдаю морской болезнью. Огромные волны постоянно перекатываются
через нас, и я много раз видел, как эта лодка чуть не шла ко дну. Все
остальные делают вид, что не замечают этого: либо из хвастовства, либо
потому, что, как говорит Гарольд, одна из самых трусливых вещей, которые
делают обычные люди - это закрывать глаза на Факты. Это сумасшествие -
выходить в море на такой прогнившей маленькой скорлупке, которая немногим
больше шлюпки. И, конечно, внутри абсолютно примитивна. Ни нормального
салона, ни радио, ни ванных комнат, ни шезлонгов. Вчера вечером меня
протащили по ней, и кому угодно стало бы тошно, если бы он услышал, как
Каспиан расписывает эту смешную игрушечную лодчонку, как будто это "Куин
Мэри". Я пытался объяснить ему, что такое настоящие корабли, но он слишком
глуп. Э. и Л., конечно же, не поддержали меня. Я полагаю, что Л. - такое
дитя, что не понимает опасности, а Э. просто умасливает К., впрочем, как и
все здесь. Они называют его Королем. Я сказал, что я республиканец, но он
спросил меня, что это значит! Похоже, он вообще ничего не знает. Не
приходится и говорить, что меня поместили в худшую каюту на этой лодке,
это настоящая темница, а Люси, только ей одной, дали целую каюту на
палубе, по сравнению со всем этим кораблем почти удобную. К. говорит, что
это потому, что она девочка. Я пытался объяснить ему, что, как говорит
Альберта, такие вещи девочек только унижают, но он слишком глуп. Тем не
менее, может, он все-таки поймет, что я заболею, если еще продержать меня
в этой дыре. Э. говорит, что мы не должны жаловаться, так как К. сам делит
ее с нами, чтобы уступить свое место Л. Как будто от этого не добавляется
народу и не становится еще хуже. Да, почти забыл сказать, что еще здесь
есть нечто вроде мыши, которая ужасно нагло ведет себя со всеми. Другие,
если им это нравится, могут с этим мириться, но я-то ему быстро отверчу
хвост, если оно со мной посмеет так обращаться. Кормят тоже ужасно".
ожидать. На следующий день, когда все в предвкушении обеда сидели вокруг
стола (на море развивается великолепный аппетит), к ним ворвался Юстас,
обхватив одной рукой другую и крича:
держали под охраной. Я могу возбудить против тебя дело, Каспиан. Я могу
добиться приказа об его уничтожении.
усы свирепо топорщились, но он, как всегда, был вежлив.
Величеству. Если бы я знал, что он укроется здесь, я бы подождал более
удобного времени, чтобы наказать его.
плывет слишком медленно, обожал сидеть на фальшборте, под самой головой
дракона, глядя на восточный небосклон и тихо напевая своим звенящим
голоском песенку, которую сочинила для него Дриада. Он никогда ни за что
не держался, как бы ни накренялся корабль, прекрасно удерживал равновесие;
возможно, в этом ему помогал его длинный хвост, свешивавшийся с фальшборта
до самой палубы. Все на борту знали его привычку, и матросам это
нравилось, когда они стояли на вахте, им было с кем перемолвиться словом.
Зачем именно Юстасу потребовалось, скользя, качаясь и спотыкаясь, он еще
не привык к морской качке, проделать путь до бака, я так никогда и не
узнал. Возможно, он надеялся увидеть землю, а может собирался поболтаться
вокруг камбуза и что-нибудь стащить. В любом случае, как только он увидел
этот свешивающийся длинный хвост, наверное, это и в самом деле выглядело
очень соблазнительно, он подумал, что приятно было бы его схватить, пару
раз крутануть Рипичипа туда-сюда, перевернув его вниз головой, а затем
убежать и посмеяться. Вначале казалось, что все идет, как по маслу. Мышь
была не тяжелее очень большого кота. Юстас мгновенно стащил его с перил, и
выглядел Рипичип очень глупо, подумал Юстас, с растопыренными в разные
стороны лапками и открытым ртом. Но, к несчастью, Рипичип, которому
приходилось много раз бороться за свою жизнь, ни на секунду не терял
головы. Не терял он и своего искусства. Не очень-то просто вытащить шпагу,
когда тебя крутят в воздухе за хвост, но он это сделал. В следующее
мгновение Юстас почувствовал два очень болезненных укола в руку,
заставивших его отпустить хвост. После этого Рипичип сжался в комочек,
отскочил от палубы, как мячик, и вот он уже стоял перед Юстасом, и ужасный
длинный, ярко сверкающий, острый предмет, похожий на небольшой вертел,
очутился на расстоянии дюйма от его желудка. (Мыши в Нарнии не считают
этот удар ниже пояса, так как трудно ожидать, что смогут достать выше).
опасна. Я сказал тебе, прекрати. Я пожалуюсь Каспиану. Я добьюсь того,
чтобы тебя связали и надели намордник.
Вынимай ее и дерись, или я сейчас возьму шпагу плашмя и до синяков тебя
исколошмачу.
секунду и говоря сурово, - что Вы не собираетесь дать мне удовлетворение?
Если ты не понимаешь шуток, то это твоя проблема.
себя вести и с каким почтением положено обращаться с рыцарем, и с Мышью, и
с мышиным хвостом, - и при каждом слове он ударял Юстаса плоской стороной
своей рапиры, тонкой, гибкой и сильной, как березовая розга. Ее выковали