***
Монтекассино утверждает: "Только экстракт плодов ла способен вернуть вам
остроту чувств и безотказность потенции!"
выпада одной из активисток ЛДЖ, госпожи Эльмиры Минуллиной, приковавшей
себя цепями к воротам Центрального пищевого комбината в знак протеста
против потребления продуктов животного происхождения. "Наше движение
старается избегать крайностей", - заявляют функционеры Лиги.
На повестке дня - обсуждение пакета предложений по организации
совместных разработок. Скандально известный доктор Рубин отказывается
объяснить причины своего досрочного отбытия из Порт-Робеспьера.
правительство Демократической Конфедерации Галактики приняло решение
разрешить въезд на свою территорию переселенцев из наиболее пострадавших
районов. Эмигранты будут размещены на планетах, природные условия
которых сделают возможной скорейшую акклиматизацию.
ГЛАВА 8
ДАРХАЙ. БАРАЛ-ГУР
неразделенной любви, еще кто-то на предмет похмелиться с утра пораньше,
а иные только делают вид, что убегают. И зря в общем-то - ведь беги не
беги, а от себя убежать не дано никому.
танковыми траками, и прославленные мозаичные витражи Высшего Чертога
были разбиты вдребезги; лишь радужные осколки смальты хрустели под
рифлеными подошвами солдатских сапог...
назначена на двадцать два ноль-ноль по твердому Галактическому времени.
В сущности, они давно уже были всего лишь зрителями: после выхода из
строя "Саламандр" танкисты собрались здесь и отдыхали, наблюдая за
продолжением драчки со стороны.
полосатым форменкам. В этом суетном диковатом мирке Большие Друзья не
оставляли ничего, кроме разлетевшихся в прах иллюзий. Все остальное было
плотно упаковано в рюкзаки или сожжено, как приказал коммодор Мураками.
По глянцевому паркету офицерской гостиницы ветер полоскал хлопья жирной
сажи - все, что осталось от томиков лирических стихов, дневников, писем
и фотографий. Свои бумаги Большие Друзья побрезговали сжигать на общем
костре во дворе Чертога Блаженств.
Корону Снегов, он, быть может, посочувствовал бы в неизбывном величии
милосердия своего возне пигмеев, мечущихся по узеньким улочкам священной
столицы. Тысячи вчера еще благообразных и горделивых, облеченных
полномочиями и осиянных величием родословных сановников, жрецов,
генералов, знахарей, знатоков церемоний и мастеров каллиграфии
бестолково суетились, выволакивая из домов туго набитые чемоданы, и тут
же бросали их, словно только сейчас сообразив, что рухлядь, копившаяся
годами, потеряла всякую цену. Подлинной ценностью оставалась разве что
жизнь, да и она нынче стоила, в сущности, совсем недорого, много дешевле
утлой койки в грузовом отсеке космолета.
возможно, и следовало ожидать, евнухи Предвратья Блаженств. Именно они
были первыми, кто вспомнил, что в городе есть еще более слабые,
существа...
номерам метался безбородый, оплывший, как старая набивная кукла,
Блюститель Лона. Непривычно изображая униженную улыбку, он жалобно
просил господ офицеров уделить несколько минут для наисерьезнейшего
разговора.
Блюститель. - Это ведь совсем дети, вы же знаете, что с ними будет
теперь... В ваших глазах я вижу сияние истинного благородства! И в
ваших! И в ваших тоже! Вы не можете, вы не должны отказывать, господа
офицеры, я прошу не о себе, мне терять нечего, сами видите, но ради
всего, что для вас свято, спасите этих девочек... Клянусь лоном
Кесао-Лату, вы не пожалеете, я ручаюсь, я сам их обучал!.. Ведь вы же
имеете право взять хотя бы по одной, на выбор, к себе в каюты...
выхоленными руками, всхлипывал и тихонько скребся в следующую:
путь оказался ошибочным, а вера иссякла, приходили к вольерам и,
сотворив молитву перед провалами темных ниш, протягивали сверкающим,
шипящим лентам руку для последнего поцелуя.
непростительно коверкая ритуал; и мог ли представить себе хотя бы один
из тех надменных и гордых, кто шаг за шагом приближался к резным оконцам
Укуса, мог ли даже помыслить в прошлой, нынешним утром закончившейся
жизни, что когда-нибудь ему придется стоять - в очереди! - за смертью?!
оттирали от бортиков вольер пытающихся нагло прорваться вперед, даже
если те имели честь принадлежать к одному из Семнадцати Семейств.
брюшко еще не успело утратить зеленоватого оттенка юности, уже
извивались в предсмертных судорогах на пушистом песке; старики ветераны,
проползавшие едва ли не по пять веков, пока еще не отказывались источать
благодетельный яд, но на многое их уже не хватало.
Снегов, медленно кружили черные хищноклювые птицы токон, доселе
невиданные в Барал-Гуре. Распахнув просторные крылья, они плавно
скользили в вышине, бесстрастно поглядывая на пока еще живую поживу,
пирующую среди груд поживы, уже готовой.
хватало достоинства уйти красиво, отбрасывали чаши и, подбирая полы
оранжевых мантий, спешили к змеиным площадкам...
доносящихся с улицы даже сквозь плотные жалюзи, коммодор Мураками ерошил
белокурую челку, наползающую на низкий лоб. Доклад, который неизбежно
потребуют бюрократы на Гее-Элефтере, никак не хотел писаться, и на полу,
прямо около стола, уже валялось почти два десятка скомканных, изорванных
листов, исписанных крупным, немного корявым почерком.
Галактики сделал в этой войне все, что мог, а может быть даже и сверх
того. Но изложить сие на бумаге оказалось очень непросто. К тому же
мешал назойливый Хранитель Чертога, мельтешащий перед глазами и никак не
желающий убираться.
остро пожалел, что не располагает правом пороть подданных императора.
правительстве Падиона всего лишь каких-нибудь сто лет назад, такое право
имелось. О, святые, добрые времена!
отсек, и мне безразлично, какой дрянью он собирается все это забить! Ни
одного лишнего метра у меня нет!
возражать ему. Царедворец был настолько ошеломлен, что позволил себе
забыться.
для ногтей?! Сорок семь тысяч уникальных экземпляров!
талдычите о пилочках. Посмотрите, что творится!
окном толпу.
Кстати, ваше превосходительство смогло бы выбрать несколько образцов для
себя, на память о нашей великой дружбе...
немедленно расправил плечи.
запихать ли вам, дружище, все сорок семь тысяч пилочек в задницу своему
вшивому императору? Вон!!!