моей жизни ушла на эти контракты, и половина моих болячек тоже от них,
потому что очень трудно уговаривать дебютантов, какие это прекрасные
условия. А этот подписал не глядя, и я пожалел, что не понизил сумму
гонорара еще процентов на тридцать. У парнишки с собой была программа
выступлений, на хорошей бумаге, с цветными иллюстрациями, и с первого
взгляда я понял: это то, что нужно.
по улицам, и я думал: "Люди, люди, вы сегодня не смотрите на меня, и это
ваше дело, но зря вы не смотрите на этого мальчика, потому что завтра
это бесплатно уже не получится". Пусть я повторюсь, но я-таки очень
сильно люблю свой город. Эти краски, эта суета с шумом - это все для
меня, как вода для рыбы. Мы шли но Ришельевской. Я не знаю, кто такой
этот Ришельевский, но, кажется, он кто-то когда-то был и был хорошо,
потому что до сих пор такая улица названа его именем. Малыш просто
очумел: я не мог оторвать его ни от одной витрины. Не подумайте, что он
все хотел купить, нет, он просто смотрел, но как смотрел! - мы так
смотреть уже не умеем. Потом он все-таки успокоился и впервые поглядел
на меня.
него магазины еще лучше! Тут же он добавил:
тянул меня за руку. Когда мы дошли до спуска, знаете, около музея
Леандра Верлу, я встал, как статуя, и сказал:
увидела Аркашу... Содом и Гоморра! Топтунов между ними - это ж, может
быть, контракт, а контракт Топтунова - уже не какая-нибудь путевка в
жизнь, а вагон-экстра.
тихо, и две чашечки кофе. Лончик сидел, как скушав аршин, и пил кофе
маленькими глотками. Да, я же забыл: пару слов о нем. Что вам сказать,
мальчик-красавчик, совсем как этот, что стоит на бульваре. Девки не
сводили с него глаз, прямо как когда-то с меня. Но тут оказалась
выдержка, совсем не та, что была у Аркаши; он даже глазом не повел. То
есть повел, но не по ним, а по стенам. Потом повернулся ко мне и
спросил:
снова спросил:
знать, если еще не знает. Мальчик брезгливо сощурился ("Какая прелесть,
- подумал я, - он еще ничего и не нюхал"):
труд.
сказал, но хорошо подумал. Когда мы вышли на улицу, он сказал только
одно слово:
Малом Зеркальном нас уже ждали смотреть: раз Аркаша привез, значит, это
- вещь. Но Лончик махнул рукой - и все ушли, кроме меня, конечно. И
рюкзачок тоже оставили.
вооружены, готовы и смотрят на меня с зеркал. Кто видел это, тот не
забудет никогда, как не забуду этого я. Представляете: статуэтка, глаза
прищурены, лицо окаменело, плечи откинуты. Все не двигается, только губы
шевелятся: "Дай. Дан. Дао. Ду". Я понял, что перебивать не надо.
превратился. Ой, как сверкали эти железяки, как они свистели! Никто не
сунул бы туда палец, и я первый. Потом они снова оказались за спиной, я
не видел, как, и начались игры с ножиками. Это были совсем не детские
игры. Он немного покидал копье, попрыгал и достал большой арбалет и
стрелы. Полный фурор! Мне было так интересно, что даже не страшно.
Двадцать два неописуемых номера! Это говорит вам Аркаша Топтунов, а
Аркаша Топтунов знает, что говорит...
2
слабых сил своих противу стоит козням Диавольским, не всегда и видя
истинную их суть, но сердцем своим ощущая, где есть зло, а где добро. И
даже в противных милосердию Твоему делах, о Господи, узри светлое пламя
правды своей и высокую доброту чистоты своей, и за это, снизойдя, не
впадай в гнев, но прости им заблуждения их...
Рассказывает Аллан ХОЛМС, старший инспектор "Мегапола".
35 лет. Гражданин Демократической Конфедерации Галактики.
коридор училища, знакомые обшарпанные двери. Или это мой первый участок
на Панджшере? - тот же зеленый линолеум, те же разводы на стенах. Двери
закрыты. Темно. Нет! - сверху холодный свет плафонов... это уже
"Мегапол". Переходы. Коридоры. Лестницы. Двери закрыты. Учительская! -
откуда? Это опять школа. Свистит ветер, скрипят проржавевшие петли.
Выход! Стена. И сзади стена. Господи!.. Я бьюсь головой об стены. И
падаю...
***
проснулся на полу, лицо болело и было мокрым. Когда включил ночник, на
кнопке осталось красное. Отпуск кончился, а нервы ни к черту...
зеркало было жалко смотреть: там находился кто-то, нуждающийся в помощи.
Оказав помощь, я вышел покурить на балкон. Ночь в Ялте: бархатная тьма
перед рассветом, бриз, море, звезды и тишина. Что ни говори, в Великом
Договоре немало хорошего. И во всяком случае, Земля заслужила звание
Планеты-Для-Всех.
признаться, думал, вы спите.
ночи.
шутки. Хотя я, действительно, умею догадываться. Сложно стать хорошим
полицейским, имея фамилию Холмс. Но, судя по всему, мне это удалось.
Прибыв на Панджшер, я встретил единственного человека, походить на
которого стараюсь по сей день. Чем я, щенок, мог быть полезен Арпаду
Рамосу? А он принял меня, как равного. В газетах об этом не писали, по
сейчас особого секрета уже нет: там, на Панджшере, "Мегапол"
координировал первое массированное наступление на "фермы" Организации.
Шутки кончились. Наставник Пак значился во всех картотеках Галактики, он
уже не пытался откупиться, он спешил уйти, но этого никак нельзя было
допустить. Моих сил хватало только на то, чтобы не отстать от Арпада, в
остальном Рамос мог рассчитывать на себя одного - и тогда, когда мы пять
дней ползли через раскаленную степь, и потом, вышвыривая меня из-под
пулеметной очереди. Его ли вина в том, что он, раненый, был отправлен на
базу и я - сопляк! стажер! - продолжил преследование один? Да, это я
взял Пака, взял почти голыми руками. Но мало кто знает, какую роль
сыграл во всей этой героической эпопее Аттилио, доверенное лицо
Наставника. Тогдашний капореджиме очень хотел стать Доном, и ему было,
видимо, очень приятно хоть раз в жизни постоять на стороне закона. До
сих пор я получаю к Рождеству открытки от Дона Аттилио Шарафи.
был принят в штат, а потом, обогнав следователя Рамоса, стал
инспектором.
помогает. Нельзя сказать, что нам это вредит. Во всяком случае,
авторитет у ведомства не ниже, чем у Контрольной Службы. Но всего-то
нас, не считая стажеров, на всю Галактику человек двести, из них стинов
семь.
довольствии где-нибудь на Глабрионе. Мы мечтаем о настоящем
Сертаков Виталий
Белов Вольф
Прозоров Александр
Посняков Андрей
Шилова Юлия