Чтение 4–й страницы книги ~Дархай~

я?

- Называйте меня Эльмирой, Андрей.

- Ну перестань... если я бы знал, что для тебя это так серьезно, я бы
не полез.

- А я не нуждаюсь в одолжениях убийцы.

- Но это же был честный бой...

- Вот именно. Ты вел себя, как какой-то... древний солдат!

- Обижаешь, начальник... Древнего солдата эта тварь съела бы, не
моргнув. И вообще, чем тебе не нравятся солдаты?

- Ну знаешь ли!

Воистину, принципы - не какой-нибудь фунт изюма. Поступаться ими мало
кто умеет, а уж отстаивать до последнего вздоха - все мастера. Но...
Милые бранятся, только тешатся. И хотя Лемурка была убежденной
защитницей всего живого, но, право же, большая рыба с тупыми глазами и
рядами острых зубов, несмотря на безусловный трагизм своей участи, была
не тем, что могло бы поссорить их всерьез. Во всяком случае, к пестрой
компании, вольготно расположившейся у кромки прибоя, Андрей и Эльмира
вернулись еще не примирившимися окончательно, но уже и не переругиваясь.
Встретили их не без укора.

- О, Андрюша! Гитара-то заждалась...

- Да ладно, ребята, вы же уже все слышали. А впрочем, по особому
заказу, - быстрый взгляд на Эльмиру, - одна очень старая песня!

Задымилась земля в костре,

Словно ночь расплескала медь.

Вертолеты летят быстрей,

Чем хотелось бы мне лететь.

И молчанье, сводя с ума,

Между нами встает опять;

Ты не жди от меня письма,

Мне отсюда нельзя писать...

Мягкий перебор струн налился силой, окреп, гитара уже не Шептала, она
говорила, тихо и грозно.

Горизонт распахнулся вширь,

Исчерпав синеву до дна,

Подо мной не война и мир,

Подо мною - одна война.

Те, кто пулю глотнул во мгле,

Как и я, под сплетеньем трасс,

Вместе с нами летят к земле,

Потому что таков приказ...

Песня зазвучала на два голоса. Давешний светловолосый напарник Андрея
по битве в акульей выгородке, высокий парень с алым значком на груди,
оставив свою компанию, подсел поближе и подхватил последнюю строфу.

Под ногами земля - тверда.

Автоматы рычат давно,

Те, кто ждал нас, кричат "Ура"

Не по-русски, но все равно.

Выползает из тьмы рассвет,

Прерывает короткий бой,

Надевает земля берет,

Как и наш - голубой...

Как-то незаметно обе компании слились в круг. Молоденький паренек,
едва ли не самый младший здесь, попытался пробраться поближе к поющим,
но его оттерли, прикрикнув: "Яан, уши надеру!".

Сигарету свою тушу,

К вертолету бегу, скользя.

Пуду дома - все расскажу,

А писать, извини, нельзя...

(стихи автора)

Песня оборвалась коротким всхлипом струны, но никто не шелохнулся.
Девушки зябко поеживались.

- Странная песня, - сказала Эльмира.

Светловолосый усмехнулся.

- Солдатская песня.

- Хорошая песня! - категорическим тоном заявил Яан из-за спин, и, как
ни странно, именно эта фраза сорвала оцепенение.

- Странно все же: армий давно уже нет, а песни еще есть, - словно
ставя точку, откликнулась Эльмира.

Больше об этом не говорили. Завязался и окреп разговор, переходящий в
общий гомон. Компании знакомились, и, как нередко бывает на пляжах
Земли, Планеты Для Всех, оказалось, что многие, если и не встречались
раньше, то имеют общих знакомых, - и появились темы, интересные для
всех, и были обсуждены шансы новобатумского "Реала" на Главный Кубок, и
общим вердиктом была осуждена бушменская национальная кухня (личинки
непонятного происхождения в молоке и сушеный хвост пустынной крысы), и
многое, многое другое. Лишь двое не вмешивались в общий треп.

- Приятно видеть человека, который знает солдатский фольклор. Андрей!

- Джимми!

- Давно в Уолфиш-Бее?

- Вторая неделя. С делами отстрелялся - и сразу на Землю.

- Послушай, Джим, а ты, случаем, не астрофизик?

- Он самый.

- Я тоже. Горная станция?

- Так точно.

- Церион-4?

- Нет, Пенелопа-2.

- Жаль. Я подумал - соседи.

Помолчали.

- Хорошо тут все-таки...

- В отпуске везде хорошо. - Джимми приподнялся, сел, обхватив руками
колени. - Кстати, твой заключительный удар там, в бассейне... Кажется,
старая мексиканская школа?

- Нет, это из кэндо. А впрочем, какие уж там под водой школы? Акулы в
этом не разбираются...

Между тем общий разговор окончательно сконцентрировался на спортивных
проблемах. Ничего удивительного - в год розыгрыша Кубка Галактики футбол
снова вошел в моду, опередив и бесконечный чемпионат по шахматам, и
большие гонки Лютеция - Новый Дакар. В этом сезоне новобатумский "Реал"
рвался вперед, как торпеда, быстро наращивая шансы стать новым, сто
двадцать шестым членом клуба "Бессмертных команд Вселенной".

- А все-таки "Реал" - не команда! - прислушавшись к возгласам,
убежденно заявил Джимми.

- Или я с этим спорю? - возмутился Андрей. - Если бы не чехарда с
тренерами, наш "Черноморец"...

- Именно так, - глубокомысленно кивнул Джимми, - у нас в "Челесте"
тоже с этим проблема.

- Ничего, мы еще встретимся в финале, Джимми!

- А как иначе, Андрэ!

И они обменялись значками болельщиков. На футболке Джима заблестел
бело-голубой значок "Черноморца", а шею Андрея украсила цепочка с
золотисто-алой эмблемой "Челесты", выполненной нарочито грубовато.

- Береги... - Джимми поправил медальон. - Сам делал.

Откуда-то сверху обрушилась гитара.

- Не отлынивайте, артисты! Твоя очередь, Джи-Джи!

Солнечный луч прыгал по лакированным, игриво выгнутым бокам
"Кремоны". Джимми подкрутил колки.

- Песня бушмена Хендрика. Не возражаете?

Когда нам умереть наступает срок,

Приходит ветер, чтобы нас смести.

Он взметает пыль и гонит песок,

Чтоб навеки стереть следы наших ног.

Чтобы наши следы унесли с земли -

Со всех дорог, где мы в жизни шли.

Джимми замолчал, но песня не оборвалась. Сидящие подхватили ее, и
светловолосому гитаристу не оставалось ничего иного, как подыгрывать
поющим.

Потому что, останься нестертый след,

Выходило бы так, что нам смерти нет,

И поэтому ветер в назначенный срок

Сметает с земли следы наших ног...

(стихи А.Давидсона)

Незаметно подплыл искрящийся на солнце информационный шар и,
деликатно откашлявшись, сообщил: "Джеймс Патрик О'Хара! Вас ожидает
переговорная кабина девятнадцать. Аршакуни Андрей Мирославович! Вас
ожидает переговорная кабина двадцать два. Спасибо за внимание".

Почти одновременно парни поднялись и вразвалку пошли к павильону.
Девушки смотрели им вслед.

Над кабиной номер двадцать два мягко светился голубой плафон: "Связь