ПСИОН
духовной крестной матери Кота
АВТОРСКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ
где имеются свои герои, рыцари мрака, порой более великие, нежели те, кто
увенчан лаврами.
самая первая моя книга. Я приступила к "Псиону" в возрасте семнадцати лет;
примерно столько же лет и Коту в начале романа. Я лежала ночами, пытаясь
перекроить бессонницу в создание историй, пока не засыпала, - эта привычка
восходит ко времени моей ранней юности. Однажды новый персонаж возник в моей
личной виртуальной реальности и начал рассказывать мне о себе, и у меня не
было иного выбора, как только слушать его. Я знала, что некоторым писателям
таким образом являются их будущие герои, но со мной это произошло первый и
единственный раз. На следующий день я начала записывать его рассказ.
также честолюбивых писателей всех мастей), я "начала писать" огромное
количество романов. Однако, подобно многим только что вылупившимся
писателям, я непременно увязала в своем очередном детище после первой или
второй главы, откладывала рукопись и принималась за другие дела.
включая исправления, и начинала ее вновь и вновь, пока роман не был
завершен. Я не знала, чем эта книга отличается от всех моих прочих незрелых
начинаний.
Коте.
стала печатать короткие фантастические рассказы и совершенно неожиданно для
себя обнаружила, что писательская деятельность - это то, к чему я стремилась
всю свою жизнь. Я приступила к созданию нескольких рассказов и двух романов
(один из них - "Снежная королева" - стал лауреатом премии Хьюго) и затем
вновь вернулась к своему первому детищу - "Псиону".
возвращалась к роману, но никогда не была удовлетворена им полностью.
Наконец, после успеха "Снежной королевы", я всерьез принялась за него. Я
перечитала свою сырую заготовку (которую автор обычно хранит в пыльном
чемодане или в чулане) и осознала две вещи: мне все еще хотелось поведать
историю Кота, а "забавное приключение", которое я начала описывать будучи
подростком, выглядело гораздо более серьезной и мрачной историей с точки
зрения взрослого человека. (Один мой друг заметил, что "приключения - это
трагедии, которые не произошли".) В "Псионе", напротив, происходят большие и
маленькие трагедии. В этом направлении я внесла главные изменения, используя
то, что узнала о писательском ремесле и человеческой природе за прошедшие
годы, чтобы книга стала такой, какой я хотела ее видеть.
чтения, потому что не имею четкого плана действий персонажей до того, как
сяду за рабочий стол.
которым могу столкнуться, и именно это рождает интерес к работе, которая
кажется иногда вытягиванием собственного зуба. Переписывая "Псион", я
поняла, что здесь история Кота не должна заканчиваться, что я хочу написать
о нем целую серию книг и показать его в процессе развития в наиболее важные
моменты его жизни.
моменту окончания "Псиона" и продолжали занимать меня даже во время работы
над другими романами. (Благодаря причудам фортуны и издательской индустрии
"Псиона" изначально ранили тем, что выпустили под маркой "романа-изгоя", как
юношеский опыт. Однако эта первоначальная оценка романа была затем поднята
до уровня серьезного взрослого произведения.) Во время пересмотра "Псиона" я
создала новеллу о Коте, названную "Псирен", для антологии. В середине 80-х
годов написала роман под названием "Кошачья лапа", вторую книгу серии,
выстраивающую повествование в логическую цепь. В этот момент я не могла
заниматься чем-то еще, так как чувствовала настоятельную потребность
рассказать историю Кота... "Кошачья лапа", более чем какая-либо другая
книга, писалась на одном дыхании и как бы сама собой.
и пришла к выводу, что по-прежнему не могу расстаться с Котом. В результате
сюжет моего последнего по времени романа о моем любимом герое "Возвращение к
реальности" сразу и полностью возник в моей голове. Однако я приступила к
"Возвращению к реальности" спустя четыре года, и оказалось, что прошло
немало времени, прежде чем закончила его. По иронии судьбы, он стал моим
наиболее трудным детищем, потому что грандиозность замысла диктовала свои
условия.
но обратное влияние еще больше. К концу романа я поставила точку в
автобиографии Кота, и у меня сразу возникли проекты двух или трех романов с
его участием.
побуждает меня писать о нем. В связи с этим я часто высказывала мнение, что
он, видимо, принадлежит к герою-архетипу и поэтому всерьез завладел моим
воображением. Лишь около трех лет назад на эту загадку пролился свет - в
одном радиоинтервью я высказала догадку о том, что "Кот - это
персонифицированное выражение моего социального сознания".
в моем воображении именно в тот период, когда я начала ощущать бесконечное
разнообразие и величину боли, которую люди причиняют друг другу. Его история
- это рассказ о предубеждении и несправедливости, представленный с точки
зрения жертвы. Борьба за выживание, которую ведет мой герой, - это
своеобразная исповедь, свидетельство несгибаемости человеческого духа.
Обладая врожденной добродетелью, он доказал, как важно оценивать человека по
его душевным качествам, по отношению к другим, а не по расовым, половым,
религиозным признакам, цвету кожи или сексуальной ориентации. (Злодей в
"Псионе" имеет бисексуальную ориентацию, однако я подчеркиваю, что не хотела
создать впечатление, будто данный фактор повлиял на его душевные качества;
просто он относится к тем людям, которых слишком ранило прошлое и которые
ослеплены стремлением к власти. Секс - это лишь одно из средств достижения
власти над окружающими. Таким образом, его следует оценивать как
индивидуальность - что он представляет собой как личность, как он относится
к окружающим. Впрочем, это справедливо и для оценки каждого.) Я знаю, что в
определенной степени "чужая кровь" Кота воспринимается как метафора всего
того, что ксенофобы очерняют в понятии они - в противоположность понятию мы.
Телепатическая способность Кота в мире твердолобых - метафора того,
насколько трудно людям общаться открыто. Мы до мозга костей боимся их,
потому что те, кто отличен от нас, думают иначе, чем мы, следовательно, они
- это не мы, они могут причинить нам боль; может быть, мы сможем ударить их
первыми.
тема является той причиной, по которой Кот преследует меня всю лучшую часть
моей жизни.
что он слишком много значил для меня как личность. Есть черта, которая
делает его для меня (и, судя по почте, для моих читателей) живым и реальным
человеком, - это его противоречивость. Трудно назвать его однозначно героем
или негодяем - его внешность и действия создают о нем одно впечатление,
тогда как внутри он совершенно другой. Он получает извращенное удовольствие,
переворачивая мнение окружающих о себе. Внутри его души происходит масса
конфликтов - с одной стороны, он сообразительный, верный, нежный, с другой
стороны - ориентирован на улицу, подозрителен, циничен и направлен на
саморазрушение. Его представление о нормальном положении вещей - это боль и
отвержение, потому что ничего другого он не знал.
мы не имеем доступа и которые не можем контролировать. Темные глубины этого
магического водоема вдохновения иногда рождают образы и картины, которые
пугают и ужасают. В результате мы совершаем поступки под влиянием многих
факторов, а такой герой, как Кот, подвержен двойственности. Как и все мы, он
либо осознает, либо не осознает реальную причину того или иного действия,
даже если считает, что она ему известна.
писателя; но герои, живущие в виртуальной реальности воображения автора,
становятся живыми людьми. Писатель может изображать из себя Господа Бога, но
не в состоянии отнять у своего героя свободного волеизъявления. Тот восстает
и заявляет: "Нет, ты не можешь заставить меня сделать это!" - или неожиданно
для тебя он проникается неприязнью к другому герою; или появляется на арене,
где разыгрывается действие, в самый неподходящий момент и уводит
повествование в непредсказуемом направлении. Однажды я спросила у мужа
(Джеймса Френкеля, издателя), будет ли абсурдным утверждение, что я провела
психоанализ одного из героев. Он ответил, что нет, потому что хорошо
обрисованный персонаж должен быть настолько реален, чтобы его можно было
подвергнуть такому исследованию.
совокупность черт характера, и всегда останется таким. Можно лишь гадать,
сколько времени понадобится, чтобы рассказать его историю до конца. Я