эпизоды, которые никогда не происходили на самом деле в моей жизни, стали
всплывать на поверхность моего сознания; что-то из них относилось к Джули, а
что-то я вообще не мог идентифицировать. Это пугало, я не понимал, что
произошло со мной, когда я валялся без сознания. Может быть, я сам внес в
себя какие-то изменения?
мою голову, - они обнаружили какие-то скрытые образы и выпустили их на волю.
Во время моего беспамятства мой разум вел нечто вроде самораскопок,
отыскивая двери и входя в них, в содержащиеся там откровения, принадлежащие
другим: боль притягивала боль, жажда - жажду. И никто не в состоянии
расшифровать это, кроме меня.
поверхности ее мыслей, я делал это спокойно, как будто всю жизнь лишь этим и
занимался. Это было легко, как дышать. Наконец я стал настоящим телепатом.
о них, о том, что они сделали со мной и для меня, ощущая в эти моменты
подобие тоски.
что получил в наследство от моих однокровок, заставляя мое проснувшееся
сознание расшифровать то, что изменилось в подсознании. Хотел я этого или
нет, я обладал Даром, и что бы со мной теперь ни случилось, он всегда будет
со мной, хотя поначалу это сложно и я не в силах полностью контролировать
свои способности. Я был еще слишком слаб, а груз неведомого несравнимо
тяжелее - как если бы хвост махал котом. Но день ото дня мне становилось
легче и легче.
над баром - чуть не единственным местом развлечения на Синдере. Я не был в
состоянии спроецировать туда свой телепатический луч и довольствовался тем,
что наблюдал за посетителями внутренним зрением. Чувствовалась их усталость,
разочарованность, тоска по дому и страх. Я ощущал подъем, спад или
неопределенность их эмоций, образы в сознании часто менялись и скрадывались,
точно размытая акварель, когда они пытались утопить свои печали и сомнения в
алкоголе и наркотиках. Иногда я мысленно следовал за ними в мир забвения,
приближаясь к удовольствию, какое испытывал когда-то сам. Сейчас я легко мог
отличить псиона от твердолобых. Обычный мозг посылает рассеянные импульсы,
тогда как мои были остронаправленными, я мог забраться во внутренний мир
любого человека, как воришка, и никто об этом даже не догадывался.
охранники с шахт, технические специалисты, руководители. Они даже не
подозревали, что часто с ними за столом сидел псион, цель которого - отнять
у них тот мир, который им принадлежит. Многие жители предпортового городка
мастерски владели телепатией. Джули говорила мне, что Рубай успешно заменил
добрую половину жителей псионами, работавшими на него. Джули и Зибелинг
прибыли сюда вместе после короткого "исчезновения" (они провели его где-то в
колониях Туманности Рака); он работал здесь в портовом госпитале, она -
клерком в управлении порта. Воспоминания Джули о времени, проведенном с
Зибелингом, были теплыми и слишком личными, и, однако, в них сквозил явный
страх, как будто она опасалась думать о том, что значит для нее эта встреча.
Я увидел часть картины, принадлежащей чужой, а не ее памяти. Это был образ
родины Зибелинга, появившийся в ее сознании. Увидев его, я разозлился и
снова остро ощутил свое одиночество.
высокой из-за жесткого уровня радиации (даже с учетом того, что вокруг
планеты создали энергетический щит, который отражал большую часть ядерного
излучения пульсара), а также из-за трудной жизни на планете в изоляции и в
замкнутом пространстве. Люди Рубая подстегивали этот процесс, используя свою
способность внушать, играя на негативных эмоциях твердолобых.
из них были наглухо закрыты, и, чтобы получить представление об их истинных
способностях, мне приходилось использовать практически все, чему меня
обучали.
мере, на тех людей, которые всерьез планируют захват мирового господства.
Они были просто обделены, обозлены и готовы воспользоваться любой
возможностью, чтобы взять у Федерации то, что она, по их мнению, им
задолжала.
гидранами. Никогда контакт двух псионов-людей не мог достичь такой глубины и
полноты. Никто из опробованных мной псионов не мог сравниться со мной в
телепатических возможностях. Ни один из них не попытался прощупать мою
защиту - теперь бы я сразу определил любую подобную попытку. Единственный, с
кем бы я не чувствовал себя так уверенно, это Рубай; я помнил тот ужас,
который он навел на меня при нашей встрече. Джули призналась, что Рубай
исчез сразу после того, как меня обнаружили, - куда-то за пределы Синдера, и
неизвестно, когда собирался вернуться. Она была рада этому обстоятельству, и
я тоже.
время; часть ее сознания всегда была открыта для меня на тот случай, если
мне срочно понадобится помощь. Это внушало мне спокойствие и уверенность в
том, что она всегда со мной, даже когда мои глаза не видели ее, в том, что
кто-то тихо и заботливо наблюдает за мной, а не ждет, пока я окончательно
обессилею, чтобы схватить неожиданно, как смерть. Я много раз читал ее
мысли, делая это так, чтобы она не почувствовала, и это не было контактом с
чужаком, скорее напоминая соприкосновение с другой частью меня самого. Но я
ни разу не шел глубже ее поверхностных мыслей, не пытаясь забрать то, что не
принадлежало мне по праву.
в четырех белых стенах способно наводить лишь скуку. Часами лежать,
уставившись в единственное окно с одним и тем же недосягаемым видом. Джули -
вот кого я ждал и желал видеть; ожидание делалось нетерпеливым, когда я
представлял ее, слышал ее голос, ощущал ее нежное прикосновение и легкое
дуновение воздуха, когда она появлялась передо мной.
чувствовала бы, занимаясь любовью с другим, когда я разделяю с ней каждую
мысль, желание, радость и секрет, скрытые в наших душах...
Глава 10
кровати, где я должен был лежать.
затылок. Внезапная растерянность и напряжение Джули сменились облегчением,
когда она увидела меня.
удивительного. Однако у меня ушло пять минут на то, чтобы встать с постели и
добраться до окна, а мой больничный халат намок от пота. В ее мыслях явно
обозначился протест, она и возмутилась, и отказывалась понимать, но ничего
не сказала вслух, да это было и не нужно. Я поднялся, чувствуя, что мои ноги
дрожат. Они прослужили мне целых два шага перед тем, как подписали полную
капитуляцию. Джули подхватила меня и помогла добраться до постели. Я
вцепился в нее несколько сильнее, чем требовалось.
Она усадила меня на кровать, поддерживая сильными и нежными руками. Между
прочим, я обратил внимание, что она оставила свою привычку кусать ногти.
заглушало то, что я говорил.
казалась недостижимым раем.
кровати: одна для нее, другая для меня. Внезапно у меня пропал аппетит.
что со мной будет? - Я наконец решился произнести это.
будет со всеми нами. Рубай ждет, когда ты поправишься, поэтому тебя прячут
здесь. Он пытался заполучить тебя с тех пор, как ты на Синдере.
проникнуть в шахты. Рубай начинает терять терпение. Те из его псионов, кто
дольше всех на планете, могут вызвать подозрение. Единственная наша надежда,
что Рубаю не хватит времени; за нами наблюдают его люди, мы ничего не можем
сделать против него или даже предвидеть его следующий ход. Но теперь, когда
ему удалось достать тебя, положение, похоже, опять изменилось. (К худшему.)
- Она не произнесла этих слов. - Когда Рубай вернется... - Эта мысль
вызывала в ней отвращение.
тела и испытывающие ее душу. Унижающие ее не только потому, что она была, по
его мнению, шпионкой, но еще из-за того, что ее фамилия была Та Минг. Он
знал, что рождение Джули окружали положение и роскошь, о которых можно лишь
мечтать, и, хотя она была псионом, не существовало ни таких денег, ни такой
власти, чтобы отнять это наследие - фамилию Та Минг. Рубай просто ненавидел