- не меньше, чем детьми собственных матерей, - так что Мун была уверена,
что раз путь их лежит в священные места, то Мать Моря не даст им
пропасть.
небесная мельничка солнц-Близнецов брызгала из-за туч своими лучами;
золотилась и его редкая, едва начавшая расти бородка, а стройное
мускулистое тело отбрасывало на дно лодки четкую тень. Мун вздохнула,
как всегда не в силах долго сердиться, когда он с ней рядом. Она
протянула руку и нежно потрогала пальцем сверкающую на солнце рыжую
прядь.
внимания. Не радуется им. А что, если радуги возьмут и исчезнут
навсегда? - Она откинула капюшон плаща, сделанного из пестрой шкуры
морского зверя, и развязала тесемки, стягивающие его у горла. Волнистые
пряди светлых, цвета густых сливок волос заструились по ее плечам и по
спине. Глаза Мун напоминали одновременно туман над морем и моховой агат.
Она выглянула из-под треугольного, похожего на крабью клешню паруса, и
зажмурилась, когда из-за тучи вдруг брызнуло солнце, превратив все
вокруг в сплошное сияние, в котором даже серые полосы облаков казались
разноцветными флагами.
ее домой, в морскую пучину; потом поднял голову и внимательно посмотрел
на Мун. Даже если не принимать во внимание густой загар, обычный для
жителей островов, юноша явно был слишком темнокожим для аборигена, хотя
ресницы и брови у него выгорели совершенно, почти до белизны, как и у
Мун, которая все еще продолжала щуриться из-за нестерпимого сияния моря,
и на ярком свету глаза ее меняли цвет, в точности как волны морские.
случае, до тех пор пока существуют Близнецы и выпадают дожди. Самый
обычный пример дифракции; я же показывал тебе...
пренебрежением, как все эти чересчур образованные технократы.
медный вихор.
Хозяйка обещала, что радуги всегда будут родиться во множестве, а не
рассуждения всяких там торговцев, которые даже такую красоту превращают
неизвестно во что. И тебе ее сказки тоже нравятся больше. Ну, согласись,
что это так, мой Звездный Мальчик, а?
- И нечего смеяться, черт бы тебя побрал! - Он повернулся к ней спиной и
снова принялся сердито вычерпывать воду. Она видела, как побелели от
напряжения костяшки его пальцев, сжимавших раковину-черпак, и как
отчетливо проступили светлые лунки ногтей - примета, оставленная ему в
наследство отцом-инопланетянином.
их, подобно обоюдоострому мечу. Спаркс отличался не только от Мун, но и
ото всех окружающих как цветом кожи, так и любовью к технике. Жители
Летних островов редко общались с обожающими всякую технику жителями
Зимы, которые находились в постоянном контакте с инопланетянами.
Впрочем, во время праздников, посвященных Смене Времен Года, искатели
веселых приключений съезжались в Карбункул со всех островов планеты на
грандиозные Фестивали, когда все надевали маски и напрочь забывали о
существующих между жителями Зимы и Лета различиях, чтобы, во-первых,
отметить очередной визит премьер-министра, а во-вторых, непременно
принять участие в традиционном чрезвычайно древнем действе.
в Карбункуле, вернулись в Нейт с "живой памятью о той волшебной Ночи
Масок", как рассказывала Мун позже ее мать. Они со Спарксом родились в
один день, но во время родов мать его умерла, и они росли, как близнецы,
под присмотром бабушки, пока мать Мун рыбачила вместе с остальными
жителями деревни. Да, мы действительно как близнецы, часто думала Мун;
странные, постоянно соперничающие друг с другом близнецы, давно
привыкшие к косым взглядам туповатых и флегматичных соседей-островитян.
Вот только в душе Спаркса всегда существовал потайной уголок, куда он не
допускал никого; заветная частица его души, умевшая слышать тихие голоса
звезд. Он потихоньку выменивал у заезжих торговцев всякие иноземные
механические штучки, целыми днями разбирал их, снова собирал и в конце
концов швырял в море, злясь на себя самого и как бы принося жертву
Хозяйке, чтобы умилостивить ее.
благодарная ему хотя бы за то, что он поделился своей великой тайной с
нею, однако в душе ее росло возмущение. Она знала о том, что отец ее -
не житель островов, а гражданин Зимы или, возможно, тоже инопланетянин,
но вполне довольствовалась тем будущим, которое было уготовано ей под
родными небесами. Потому-то у нее порой и не хватало терпения, когда
Спаркс начинал ворчать по поводу примитивности жизни на островах, словно
никак не мог обрести устойчивости и как бы висел между ставшими ему
колыбелью Летними островами и далекими, манящими звездами, которые звали
его к иной, неведомой жизни.
тугие узлы мускулов у него на плече, ощутимые даже под неуклюжей толстой
одеждой из шкур. - Я ведь и не думала тебя дразнить. Не сердись. - [По
мне так вообще лучше не иметь отца, чем всю жизнь прожить в его мрачной
тени,] подумала она. - Посмотри-ка! - Голубые искры плясали на
поверхности волн, почти на уровне сиявшей золотом рыжей головы Спаркса.
То были летучие рыбки, которые, пронесясь над водой, снова ныряли в
море, навстречу своей Матери. Вдруг с подветренной стороны Мун отчетливо
разглядела очертания острова - наверное, это был самый высокий из тех
трех, заповедных, к которым они плыли. Пенная линия прибоя обрисовывала
прибрежные скалы, вздымаясь, как пышное кружево. - Острова Избранных! И
- смотри, Спаркс! - меры... - От избытка восторга Мун даже послала мерам
воздушный поцелуй.
матовые, точно эбеновое дерево, глаза смотрели мудро, будто хранили
неведомую тайну. Считалось, что меры - истинные Дети Моря и приносят
мореплавателям счастье. Их появление рядом с любым судном всегда
воспринималось как "улыбка Хозяйки".
за руку.
все-таки доплыли? Неужели нас изберут? - Спаркс достал из висевшего у
него на поясе мягкого футляра флейту, сделанную из раковины, и заиграл
что-то веселое. Головы меров начали покачиваться в такт музыке, они
издавали жутковатые посвисты и крики, звучавшие как некий контрапункт.
Согласно старым легендам, мерам суждено было вечно оплакивать неведомую
тяжкую утрату и совершенную по отношению к ним жестокую
несправедливость, однако ни в одной из сказок толком не говорилось, в
чем именно заключалось их тяжкое горе.
печальным. И все равно волнение вдруг так сдавило ей горло, что она не
могла вымолвить ни слова: перед ее мысленным взором возникал сейчас
совсем иной берег, где они, тогда совсем еще дети, обрели свою вечную
мечту, подобрали ее, точно раковину, выброшенную на песок. И эти
воспоминания захватили ее целиком...
изгородями и узкими языками неглубоких заливчиков, таща на плечах сеть,
свисавшую, словно гамак. Их крепкие, с загрубелыми подошвами ноги
шлепали прямо по острым камешкам, по мелкой ледяной воде, по каменистым
тропкам между домами. Рыбья мелочь, обычно флегматично-неподвижная,
сливавшаяся с камнями, поднималась к поверхности, удивленно глядя на
них. Животы у детей бурчали от голода; они уже переделали все свои дела,
так что сеть их была пуста - морские водоросли разложены в сарае на
просушку.
тянула за собой своего двоюродного братишку, отбрасывая с лица светлые,
почти белые пряди волос и глядя на дальний конец глубокого канала,
вдававшегося далеко в берег и начинавшегося сразу за изгородями, на
которых сушились сети и вялилась рыба. Там, вдали уже показались
верхушки двойных парусов - то приближались суденышки рыбаков. - Ой, ну
так мы конечно опоздаем! - Она еще сильнее потянула за свой конец сети,
начиная сердиться.
моя-то мама, небось, домой не вернется! - Спаркс все же, собрав
оставшиеся силенки, прибавил ходу и догнал ее; она почувствовала у себя
на шее его горячее дыхание. - Как ты думаешь, медовую коврижку бабушка
испечет?
она квашню доставала.
сверкающему под полуденным солнцем заливу. Мун живо представила себе
смуглое улыбающееся лицо матери - такой она видела ее в последний раз,
три месяца назад: толстые, цвета сухого песка косы туго уложены вокруг
головы и тщательно прикрыты темной вязаной шапкой; толстый свитер с
высоким воротом, непромокаемые тяжелые сапоги и заправленные в них штаны
- в таком наряде она почти ничем не отличалась от остальных рыбаков. Она
в последний раз обняла и поцеловала детей, а лодка-катамаран
покачивалась рядом, носом по ветру, дувшему с востока.
Шилова Юлия
Громыко Ольга
Афанасьев Роман
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Жюль Верн