рейс на Каллисто, везли смену для тамошних станций, ну, понятно,
снаряжение всякое. Стояли мы на Каллисто, готовились стартовать обратно,
как вдруг - радиограмма. На Тритоне опасно заболел человек, и американцы
просят его оттуда вывезти. Дело в том, что ближе нашего корабля в той
части Пространства никого не было - вот мы и взяли курс на Тритон.
в десантной лодке на Тритон. Сел я неудачно, завалив лодку набок в
изрядной яме, выплавленной во льду струей из сопла тормозного двигателя.
Американцам, подоспевшим на вездеходе к месту моей посадки, пришлось
порядочно повозиться, пока лодка не встала в правильное положение, и я
открыл люк.
изображен юноша с рыбьим хвостом, и американцы повезли нас на свою
станцию. Только тут, из разговора с ними, я узнал, что заболел у них не
кто иной, как доктор Юджин Моррис.
парень примерно моих лет. - Хорошо, что вы прилетели, ребята. Старику
здесь больше не выдержать ни одного лишнего часа.
кусочка хлеба, если перед завтраком не поглядит в телескоп на свой любимый
Плутон.
металлический цилиндр, разделенный на отсеки, - ни дать ни взять подводная
лодка, вмороженная в лед. Мы спустились в шлюз, сняли скафандры, и нас
провели в отсек, где лежал Моррис.
сказок. И меня охватила острая жалость, когда я увидел высохшего
маленького старичка с круглыми немигающими глазами. Я бы сказал - с
безумными глазами, если бы не знал, что вот это странное выражение глаз -
признак космической болезни. Кожа у него была белая, как снег, нет, как
ледовая пустыня Тритона, и это тоже была болезнь.
толстой папке, лежавшей сверху, был крупно выведен знак Плутона - PL. На
стене висело сильно увеличенное фото - то самое знаменитое, когда-то
сделанное автоматом фото: "Дерево" Плутона. Сам же Моррис лежал
безучастный, неподвижный на своей узкой койке - только в глазах как бы
застыла напряженная мысль.
что им понадобится время, чтобы подготовить Морриса к эвакуации, и вышел
из отсека. В маленькой гостиной, где стояло удивившее меня пианино, я был
потчеван превосходным кофе с коньяком. В свою очередь я порадовал
гостеприимных хозяев пачкой газет месячной давности, зеленым луком из
корабельных припасов и подробным рассказом о последнем чемпионате мира по
вольной борьбе, на котором присутствовал.
старик. Это была его причуда - доставить на Тритон пианино. У нас ведь тут
развлечений не много. Старик закатывал музыкальные вечера, но плохо, что
играл он только Бетховена. Больше никого не признавал.
разнообразие, не так ли? Даже в таком гиблом месте, как наш Тритон.
хочу сказать - не женат?
но жена давно от него ушла. Как вы считаете, Морозов, долго может
выдержать женщина, если ее муж чуть ли не сразу после свадебного
путешествия улетает черт знает куда и проведывает ее, ну, раз в пять лет?
надо как можно позже. У вас в Космофлоте какой пенсионный возраст? Сорок
пять? У нас тоже. Вот так и надо: вышел на пенсию - тогда и женись, если
охота не пропала.
вкусно захохотал.
сенсорная депривация. У старика с этого-то все и началось - с чувственного
голода. Нам, работающим в Системе, нельзя быть фанатиками.
за пианино и играет Бетховена, и никто, кроме двух-трех сотрудников, не
слышит его в этом насквозь промерзшем мире, и никто о нем не думает на
далекой Земле.
пешком по Тритону. Когда еще попадешь в этот уголок Системы...
показания с приборов. И вот я иду по белой пустыне, защитив светофильтром
глаза от нестерпимого ее сияния. На диск Нептуна наползает тень,
надвигается короткая, пятичасовая ночь, и на душе у меня беспокойно.
Оттого ли, что мир этот очень уж бесприютен? Или оттого, что опасно
заболел Моррис? Тот Моррис, чье имя с детства связывалось в моем
представлении с загадкой "незаконной" планеты и отзывалось странной
внутренней тревогой.
покой...
пилотом, с таким превосходным кораблем? Все шло хорошо в Комплексной
экспедиции, они проделали огромную работу на Марсе и в астероидном поясе,
меняли оборудование на станциях галилеевских спутников и ставили новое на
других в окрестностях Юпитера, они открыли двух спутников-троянцев у
Сатурна, исследовали Фебу, доставили грузы для наших, американских и всех
прочих станций на Титане - и оттуда Чернышев стартовал в зону Урана.
Экспедиции надлежало заняться малоисследованными спутниками этой планеты,
поставить там две станции. Ежесуточные радиограммы были деловитые и
спокойные - Федор сообщал координаты, курс, характеристики Пространства. И
вдруг - последняя: "Прощай, Марта..."
бывает один на тысячу?
Вокруг было полно аппаратуры, и все приборы, и контейнеры с горючим, и
баллоны с кислородом, и два вездехода - все было пестро раскрашено, и
всюду красовалась эмблема станции - юноша с рыбьим хвостом. Я вспомнил,
что этот парень, Тритон, был у древних греков морским божеством, сыночком
Посейдона и Персефоны... нет, нет, Персефона была женой Плутона, бога
подземелья. А Посейдон был женат на... на ком?.. Я ведь интересовался
мифологией, а вот же - вылетело из головы... Ах да, на Амфитрите был он
женат. У них, стало быть, и родился получеловек-полурыба. Тритон этот
самый.
телескопа, потом на темное небо, на звезды. Некоторое время стоял задрав
голову, но так и не смог отыскать Плутон. Отсюда он должен быть виден
невооруженным глазом, - так где же он? Я припомнил лист штурманского
календаря на текущее полугодие и представил себе положение Плутона
относительно точки, в которой находился Нептун со своим семейством. Ну да,
сейчас не очень-то разглядишь. Далеко отсюда летит в данную минуту бог
подземелья. Тут-то и ударило мне в голову: умру, если не побываю на
Плутоне!
гибели "Севастополя" неизменно проплывала в памяти где-то рядом с этими
мыслями, придавая им отвлеченный характер. Не раз мы говорили о Плутоне с
Володей Заостровцевым. Помню, как он удивил меня, сказав однажды, что
намерен там непременно побывать - "слетать туда", как он выразился. Что ж,
теперь, когда Володя ушел из Космофлота, выбыл, как говорится, из игры, -
да, теперь надо мне... Не знаю сам, почему "надо"... Впервые свои, так
сказать, отношения с "незаконной" планетой я сформулировал с жесткой
определенностью. Умру, если не побываю! Конечно, я понимал при этом, что
излишне осложняю себе жизнь, потому что вряд ли когда-нибудь моя решимость
претворится в действительность.
станций, расположенных на Тритоне, - французской "Галлии", норвежского
"Амундсена", английского "Лорда Кельвина" и японской "Хасэкура". Старика,
когда он с помощью Лютикова вышел из вездехода, окружила толпа
разноцветных скафандров. Ему жали руку, говорили теплые слова - он же был
отрешенно невозмутим и равнодушен, и это тоже была космическая болезнь.
Моррис, вжатый в кресло перегрузкой, закрыл немигающие свои глаза, и меня
пронизал испуг при мысли, что он умер. Но Лютиков сделал мне знак, и я
понял, что все в порядке, просто на старика подействовала инъекция
успокоительного препарата. Пристыковав лодку к кораблю, я помог Лютикову
отвести Морриса в лазарет. Мы уложили старика на койку, Лютиков тут же
пристегнул к его запястьям контрольные датчики и включил установку
микроклимата. А я отправился в рубку, коротко ответил на недовольный
вопрос командира: "Почему так долго?" - и стал готовить исходные данные
для старта.
начали разгоняться. Позади осталась белая пустыня Тритона, привычная
чернота Пространства залила экраны внешнего обзора. Как всегда при
Афанасьев Роман
Круз Андрей
Шилова Юлия
Ковальчук Вера
Володихин Дмитрий
Корнев Павел