тому что не мог припомнить, как его звали.
нул меня:
ции...
пропустив мимо ушей мое замечание, - ты возьми меня третьим
пилотом. Я ведь успею к тому времени кончить, верно?
цем.
Старые знакомые все-таки.
сама... Вот она! Бежит, стучит каблучками, и опять на ней
лирбелон переливается цветами, которых не сыщешь в природе,
и опять новая прическа.
тила одного знакомого...
друга отца, он недавно прилетел из Индии.
тупление, Улисс. У тебя был такой вид, будто ты сейчас бро-
сишься и растерзаешь Грекова.
на Андру.
что же ты не спасаешь меня?
придерживал этого максималиста - так, кажется, тебя назвали?
- придерживал за фалды. Я устал и иду отдыхать.
на трансленту и поедем навестить старика Феликса.
Должен же я иногда посещать родительский дом.
но, надо посещать.
болеет последнее время. До свиданья, Андра. Улисс, пока.
губастый парень, сказал, что с Феликсом совсем не стало сла-
ду, никто не понимает, чем он занимается, но скорее всего
ботаникой.
танический микроскоп и какие-то срезы, залитые пластилоном.
На прощание он спросил, как я перенес безвременье, и тут на-
бежала целая куча других сотрудников, и началась чуть ли не
пресс-конференция. Я отбивался как умел, ссылался на показа-
ния датчиков, которые гораздо лучше зафиксировали наши ощу-
щения в режиме безвременья, чем органы чувств, но ребята на-
седали и забрасывали вопросами. Мне даже пришлось нарисовать
по памяти призраки и крепко поспорить относительно "материа-
ла", из которого они были сделаны.
институтским зданием. Они шумели и уговаривали Андру бросить
лингвистику и идти к ним в институт, потому что у них, мол,
нехватка красивых девушек. Один нахальный тип, по-моему, да-
же пытался назначить Андре свидание, и мне пришлось оттереть
его и вообще быть начеку.
конец от них отвязались.
кетничала. Не разговаривала даже. Только смеялась.
держала, прыснула.
теперь жил Феликс. Все-таки удалось выпихнуть его из старого
дома. Представляю, как он дрыгал ногами, когда его переноси-
ли в этот коттедж. Впрочем, может, он пошел сам, доброволь-
но, только перед его носом несли журнал математических голо-
воломок, чтобы он мог читать на ходу.
толкнул дверь. Мы вошли в пустой холл, посредине которого
лежала куча каких-то мясистых стеблей. Мы обошли все комна-
ты, и всюду, конечно, царило полное запустение. Чудо нашего
века - транзитронная кухня с автовыпекателем - была пыльная
и явно нетронутая. Слой пыли покрывал экран визора, и на
нем, конечно, красовалась математическая формула, понятная
только Феликсу. Мажордом валялся в углу со свинченной голо-
вой - наверное, Феликсу понадобилось его оптическое устройс-
тво. А что делалось на столе! Микроскоп, и опять срезы стеб-
лей в пластилоне, пленки, бумаги, обертки от еды, полотенца.
Тут же лежала коробка видеофона.
янно?
писку и пойдем.
тая веранда выходила боком в лес, и я сел так, чтобы видеть
лес, а не город. Березы стояли в нежном зеленом дыму - вид-
но, только-только распустились почки. Андра ела суп и расс-
казывала о делах пигмеев, я слушал не очень внимательно и
все посматривал на березы. Странное у меня было настроение -
будто все это происходит не со мной, и подымалась какая-то
волна, ожидание неслыханного чуда.
на тропинке, выбегавшей из леса, показался Феликс. Его можно
было узнать за километр по копне волос - будто он надел на
голову огромное птичье гнездо.
на Андру.
налипли комья глины. В руке были зажаты три белые водяные
лилии на длинных стеблях.
лии. - Я долго поджидал. Пришлось, видишь ли, лезть в воду.
Там водоем, кажется, пруд...
взглянул на Андру. - По-моему, я тебя раньше не видел.
лингвистики. Феликс, пообедай с нами. Ты что-нибудь ел се-
годня?
шениях Совета, но у Феликса, по-видимому, были на уме только
эти дурацкие лилии.
ла его Андра.
кресел загораживали нас от посторонних глаз. Мы молчали. На
душе было смутно и тревожно, я поглядывал на Андру, тонкий
профиль ее лица был безмятежно спокоен, но я чувствовал, что
она тоже напряжена и встревожена.
ко мне головы.