понимаем, чего мы жаждем, - сказал он. Этот молодой человек был не только
потомком крупнейших гангстеров, он был также родственником тех мошенников,
которые орудовали и сейчас в Мидлэнд-Сити. Совладельцы строительной фирмы
"Братья Маритимо и компания" приходились дядьями Майло. Джино Маритимо, его
троюродный брат, был королем торговцев наркотиками в этом городе.
научите нас петь, и плясать, и смеяться, и плакать. Мы так долго пытались
просуществовать, интересуясь только деньгами, и сексом, и конкуренцией, и
недвижимым имуществом, и футболом, и баскетболом, и автомобилями, и
телевидением, и алкоголем, - питались всей этой трухой, этим битым стеклом.
танцора, на певца, на весельчака:
исхудал со школьных лет. Карманы его смокинга были набиты нафталинными
шариками и торчали, как переметные сумы у седла.
выглядел бы так? Вы сказали, что вокруг вас - пустота и безнадежность. А я
вам принес еще больше всего этого.
чего я и ждал. Я вижу человека, жестоко израненного, потому что он осмелился
пройти сквозь пламя истины на ту, другую сторону, которой мы никогда не
видели. И потом снова вернулся к нам - рассказать о той, другой стороне.
воле то исчезала, то снова появлялась, и опять исчезала, и снова появлялась.
В действительности передо мной ничего не было - только чистое поле. Какой-то
фермер засеял его рожью.
Двейн окончательно свихнулся.
кончик правого указательного пальца у Килгора Траута.
встретит своего создателя, который все ему объяснит.
Глава двадцать первая
не только башмаки и носки, но и прозрачная пластиковая пленка. Ни вспотеть,
ни дышать ноги не могли.
рояля, окруженные новыми поклонниками. Речь Карабекьяна была принята с
энтузиазмом. Теперь все согласились, что Мидлэнд-Сити владеет одним из
величайших полотен в мире.
я все поняла.
жулик-строитель. - Оказалось, что надо, ей-богу!
искусство. Вы меня поняли?
станут приветствовать его с той же пылкостью, что и Майло Маритимо, а он к
таким пышным встречам не привык. Но никто к нему и не приблизился. Старая
его подруга Безвестность снова встала с ним рядом, и они вместе заняли
столик вблизи от Двейна и от меня. Но меня он почти не видел - только
заметил, как пламя свечей отражалось в моих зеркальных очках, в моих
"лужицах".
происходило. Он весь обмяк, словно ком замазки, уставясь куда-то в далекое
прошлое.
Беззвучно, не обращаясь ни к Трауту, ни ко мне, он прошептал: "Прощай,
черный понедельник!"
Майло Маритимо. В конверте была программа фестиваля искусств, приветственное
письмо на имя Траута от Фреда Т. Бэрри, председателя фестиваля, расписание
на всю предстоящую неделю и много всякого другого.
рассказать" - того самого романа, на обложке которого красовалась надпись:
"Норки - нараспашку!". Вскоре Двейн Гувер примет всерьез то, что написал
Траут в этой книге.
равностороннего треугольника, каждая сторона которого равнялась двенадцати
футам.
обособленные, такие прекрасные. Но как машины, мы были только мешками с
подержанной проводкой и канализацией, с проржавленными петлями и с
ослабевшими пружинами.
создал и Двейна, и Килгора Траута. И вот теперь Траут окончательно сведет с
ума Двейна, а Двейн откусит ему кончик пальца.
Кто-то похлопал его по плечу. Тот, кто его накормил, теперь попросил его
уйти из кухни.
Двейна. И снова стал разговаривать с проезжающими по автостраде машинами.
Мак-Магон вспыхнула как электрическая реклама.
их рубашки стирали в порошке с флюоресцентными веществами. Задумано это было
для того, чтобы одежда на солнце здорово блестела, то есть флюоресцировала.
помещении, она сверкала вовсю, до смешного.
веществами, чтобы днем улыбка была ярче. И сейчас он оскалил зубы, и
казалось, что у него полный рот лампочек с елки.
Его грудь залилась глубоким мерцающим светом, словно нечаянно развязали
мешок с радиоактивными алмазами.
изогнулась параболической тарелкой. Рубашка превратилась в прожектор. И луч
его упал прямо на Двейна Гувера.
умер. Во всяком случае, произошло что-то неопасное, но сверхъестественное.
Двейн доверчиво улыбнулся небесному лучу. Он был готов ко всему.
одежде некоторых посетителей. Подобно большинству авторов научной
фантастики, он понятия не имел о науке. Ему, как и Рабо Карабекьяну, не
нужна была научная информация. И сейчас он просто обалдел от всего этого.
простым мылом, без всяких флюоресцентных примесей. Она и не блестела.
блестящие капельки лимонного масла в стакане. Почему-то он вспомнил слова
своего приемного отца: Двейну было всего десять лет, и отец ему объяснял,
почему в Шепердстауне не было негров.
чем Двейн недавно разговаривал с Бонни Мак-Магон, чей муж потерял такие
деньги не мойке для автомашин в Шепердстауне. Эта мойка оказалась
разорительной главным образом потому, что выгодно было держать мойки только
там, где было много дешевой рабочей силы, то есть черных рабочих, а негров в
Шепердстауне не было.
перли на север миллионами: и в Чикаго, и в Мидлэнд-Сити, и в Индианаполис, и
в Детройт. Шла мировая война. Рабочих рук настолько не хватало, что любой
неграмотный негритос мог получить отличную работу на любом заводе. И никогда
у этих черномазых не бывало таких денег.
захотели, чтоб их город наводнили черномазые. Они понавешали объявлений на
всех больших дорогах - и у въезда в свой город, и на железнодорожных путях".
станции Шепердстаун. То ли они не заметили объявления, то ли и читать не
умели. А может, и глазам своим не поверили, - продолжал весело рассказывать
приемный отец Двейна. Сам он в это время был без работы. Великая депрессия
только-только начиналась. В тот день вместе с Двейном он ехал в их машине:
раз в неделю они вывозили мусор и всякие отбросы за город и сваливали их в
Сахарную речку. - Словом, эта семейка забралась на ночь в какой-то пустующий
домишко, - рассказывал отец Двейна, - огонь в печке развели, устроились. А в
полночь явилась туда целая толпа. Вытащили они этого негритоса из дому и
перепилили его напополам колючей проволокой - она поверху шла, по загородке.
- Двейн ясно помнил, как он в эту минуту, слушая рассказ, любовался радужной