слишком близко игравших у Сахарной речки. Уквенде даже специально повесил
большие ножницы на стене приемного покоя - срезать прилипшие, склеенные
башмаки и носки.
жертвам несчастного случая он не оказывал. Все делали Уквенде, полисмены и
бригада общественного порядка. А теперь Майазма отказался подавать ножницы.
случае, не стоило ему работать там, где его могли критиковать. Он совершенно
не выносил никакой критики. И с этой чертой своего характера он никак не мог
справиться. Стоило кому-нибудь намекнуть, что Майазма не все делает
замечательно и непогрешимо, как он становился никчемным, капризным ребенком
- такие всегда дуются и говорят: "Хочу домой!"
ножницы:
Майазму раскритиковали вот за что он ампутировал ступню у одного черного
человека, хотя, может быть, ступню удалось бы спасти.
в. карете "скорой помощи", но стоит ли давать столько информации?
выискивают подробности, словно ищутся в голове. В романе Траута под
названием "Хранилище памяти Пангалактики" герой летит на космолете длиной в
двести и диаметром в шестьдесят две мили. В дороге он взял реалистический
роман из районной космолетной библиотеки, прочел страниц шестьдесят и вернул
обратно.
ответил: "Да я про людей уже и так все знаю".
понравилась. Вот что на ней стояло:
рассказывать, что хочет открыть оздоровительный физкультурный клуб в
Мидлэнд-Сити, с аппаратами для гребли и механическими велосипедами, с душами
Шарко, солнечными ваннами и плавательным бассейном. Он объяснил Сиприану
Уквенде, что такой оздоровительный клуб надо открыть, а потом продать с
наценкой как можно скорее.
фигуру, - сказал Двейн - Записываются в клуб на всю программу, а потом,
примерно через год, у всех интерес пропадает и никто в клуб больше не ходит.
Такой уж они народ.
больше не открывал. Люди, которых он так несправедливо покалечил, станут с
ним до того упорно и мстительно судиться, что разорят его вконец. Он
превратится в жалкого старикашку и опустится на "Дно" Мидлэнд-Сити, словно
проколотый воздушный шарик. Много их там соберется. И не только про него
одного скажут правду:
пластиковой пленки с горевших огнем ног. Приходилось орудовать
неповрежденной левой рукой.
Эпилог
Килгору Трауту продезинфицировали, почистили и перевязали указательный
палец, ему велели подняться в бухгалтерию. Надо было заполнить кое-какие
листки, потому что в Мидлэнд-Сити он был приезжим, незастрахованным и
совершенно без средств. Чековой книжки у него не было. Наличных денег тоже.
прошел в двойные двери морга. Как и многие другие, он машинально погрустил о
том, что и он смертен. Потом попал в пустующий рентгеновский кабинет. Он
машинально подумал, а не растет ли в нем самом какая-нибудь пакость? И
многие другие точно так же думали, проходя мимо рентгеновского кабинета.
сейчас не переживал - все шло автоматически.
его не к выходу, не к бухгалтерии, не к сувенирному киоску - она провела его
в целый этаж палат, где люди поправлялись или не поправлялись после всяких
несчастных случаев. Многих стукнуло об землю силой притяжения, а работала
эта сипа беспрерывно.
чернокожий, у него стоял белый телефон, и цветной телевизор, и коробка с
конфетами, и масса цветов. Звали его Элджин Вашингтон, он был сутенером,
работавшим при старой гостинице. Только недавно ему исполнилось двадцать
шесть лет, но он уже был сказочно богат.
ушли. Но от них остался сильнейший запах духов. Траут закашлялся, проходя
мимо этой палаты. Это была автоматическая реакция на глубоко враждебный ему
запах. Сам Элджин Вашингтон только что нанюхался кокаина, и его
телепатическая сила, посылавшая и принимавшая всякие импульсы, необычайно
усилилась. Он казался себе во сто раз крупнее, чем на самом деле, потому что
со всех сторон к нему шли какие-то громкие необыкновенные сообщения. От
этого гула он приходил в дикое возбуждение. Ему было все равно, о чем ему
шумели.
ему ступню, но он все забыл. - Эй, братец, эй, братец! - звал он ласково.
Ему ничего от Траута не требовалось. Но какой-то участок его мозга
машинально подсказывал ему, как заставить чужого человека подойти. Он был
ловцом человеческих душ. - Эй, братец, эй, братец! - позвал он Траута. Он
блеснул золотым зубом. Он подмигнул одним глазом. Траут встал в ногах его
кровати. И вовсе не из сочувствия. Он снова стал автоматом. Как и многие
другие земляне, Траут становился заводным болванчиком, когда патологические
типы вроде Элджина Вашингтона приказывали им что-то сделать. Кстати, оба
они, и Элджин и Траут, были потомками императора Карла Великого. Все, в ком
текла хоть капля европейской крови, были потомками императора Карла
Великого.
одну человеческую душу. Но не в его характере было отпустить человека так
просто, не унизив его, не одурачив любым способом. Бывало, он даже убивал
человека, чтобы его унизить. Но с Траутом он обошелся очень ласково. Он
вдруг закрыл глаза, словно глубоко задумавшись, и серьезно сказал:
то же самое.
мечтательно повел рукой. - Я умираю медленно. Очень постепенно.
просить. Но знал: сейчас что-то придумает. Он всегда придумывал, как
что-нибудь выпросить.
неизвестно, о каком одолжении шла речь. Такой он был машиной. И Вашингтон
предвидел, что Траут насторожится. Каждое человеческое существо в такой
ситуации автоматически настораживается.
ехидно покосился на Траута: молчи, мол! - Особую прелесть пению соловушки,
любимой птицы поэтов, придает еще то, что поет он только по ночам, - сказал
он. И, как любой черный житель Мидлэнд-Сити, он стал подражать пению
соловья.
Фред Т. Бэрри, председатель фестиваля, приехал в больницу на своем лимузине
в китайском наряде: он хотел выразить соболезнование Беатрисе Кидслер и
Килгору Трауту. Траута нигде не нашли. Беатрисе впрыснули морфий, и она
спала глубоким сном.
вечер. Денег на проезд у него не было, и он поплелся пешком. Он шел через
весь пятимильный Фэйрчайлдский бульвар туда, где в конце бульвара светилась
крошечная янтарная точка. Это и был Центр искусств Мидлэнд-Сити. Светящаяся
точка росла - Траут приближал ее к себе на ходу. Когда от его шагов она
вырастет, она его поглотит. А там, внутри, его ждет еда.
искусств. Сидел я в машине "плимут" модели "Дастер", которую я взял напрокат
в гаража "Эвис" по членскому билету "Клуба гурманов". У меня изо рта торчал
бумажный цилиндрик, избитый листьями. Я его поджег. Это был очень изысканный
жест.
Посняков Андрей
Володихин Дмитрий
Березин Федор
Андреев Николай
Перумов Ник
Быков Василий