северо-восток. - Ты на нее наткнешься. Кончатся поля, будешь спускаться
вниз. Глубоко. Потом наверх. Поднимешься в пустыню, пойдешь на солнце.
Приведет к морю.
ножен, осмотрел, попробовал остроту. Отсосал выступившую на пальце большую
каплю крови, уважительно покивал.
сторону, противоположную морю. Справа вдали я увидел деревню - с десяток
серых низких строений. Кажется, глинобитных, без труб и окон. Потом еще
одну и третью. Они мне не попадались, когда шел от корабля по шоссе,
потому что стояли далеко от берега.
нетронутым чистым песком. Мой спутник указал на тропинку впереди.
Начиналась она как бы ни от чего, на голом месте.
Сахаре называют такую. Плоская, она заметно поднималась в направлении
моего пути. Из-за крутого подъема горизонт все время был рядом,
впечатление, что идешь прямо в небо.
может быть, глубиной. Желтые, рыжие, красные, кое-где обрывистые стены.
Долина, со дна которой до уровня, где я находился, циклопическими столбами
стояли разнообразных очертаний скалы. Словно мертвый город великанов.
дыбилось ко мне снизу, пестрело тенями: синими, фиолетовыми, даже черными
в самой глубине. Это вблизи, по горизонтали. А вдаль уходило легким
сине-зеленым маревом. Казалось, до ближайшей черной скалы-столба можно
рукой дотянуться.
поверхностью.
требуют.
ногами, а впереди. Она мелькнет. Воду внизу можно пить. Что будешь делать,
делай быстро. В темноте ты здесь не пройдешь.
свободными движениями.
она мелькала внизу, и, начав с увиденного места, ее можно было проследить
до самых своих башмаков. Порой вела к большим глыбам, между которыми еле
протиснешься, порой по каменным осыпям, где жутко неудобно было ставить
ногу. В одном месте зашел в тень и здесь только почувствовал, какая же
стоит жарища. Снял куртку, преобразовал в вещмешок, сунул туда комплект и
брюки, проделся в лямки.
немая - не знаю многих минералов.
долины, задавали загадку. Эоловый (кажущийся творением рук человеческих, а
на самом деле произведение природы) или настоящий город? Иногда по
четкости ровного вертикального профиля уверен был - впереди взметнувшееся
из глубины строение. Но тропинка подводила ближе, и выяснялось, что тот же
отшелушенный дикий камень, древний, неровный, в бороздах и трещинах,
изъеденный кислотами, покрытый солью - старания жары и холода, воды и
ветра.
Неожиданно длинной была эта дорога. Показавшийся небрежно ленивым парень
годы, может быть, ей отдал.
Вода держалась в них высоко у края. Ее обилие говорило, что я на самом дне
долины. Скалы уходили от меня на высоту - до упора приходилось закидывать
голову, чтобы посмотреть на вершины. Солнечный свет не доходил сюда -
только в самый полдень. Царство мрака и холода.
эоловый город. Чем дальше от него, тем более он напоминал настоящий
мегаполис - средоточие небоскребов. Тем красивее становился, тем легче
было думать о нем, как о наполненном борьбой, мечтами, отчаянием,
радостью, жизнью. Только чистое небо, прозрачный океан воздуха над
уходящим назад виденьем своей хрустальной нетронутостью не соглашались,
отрицали.
свидетельствовала о большом упорном труде того, кто сначала просил, потом
вернул нож. Вызывала уважение даже своей бесполезностью - понятно было,
что, поскольку есть шоссе, здесь, кроме самого создателя, никто не ходит.
до обрыва. Удивился, что оттуда выглядывает густая зелень - приятель-то
говорил, что пустыня. Скоро тропинка вывела под обрыв, так что до
деревьев, торчащих на фоне неба кончиками ветвей, оставалось метров
десять. Манило посмотреть, откуда же тут взялась роща. Бросив тропинку, по
трещинам, по неровностям начал взбираться. С обрыва толстым ковром свисал
дерн, трудным оказалось перевалить через самый край. Одной рукой держась
за выступ стены, другой долго шарил в дерне. Комочки сухой земли сыпались
на голову, летели в бездну. Под пальцы наконец попала петля одеревеневшего
корня. Подтянулся, втащил себя наверх на траву.
великолепный парк. Словно с картин Ларжильера, с "Версальской серии"
Бенуа. Подстриженные лужайки и деревья, боскеты, аллеи, посыпанные красным
песком, горбатый мостик через пруд, выглядывающий из зелени угол белого
дома с террасой.
стенкой подстриженных кустов. Парк выставлял свои красоты. За первым
дворцом-особняком второй, озерцо с каменными ступенями к воде, эспланада,
предназначенная, вероятно, для игр, снова каменный особняк с огромными
окнами, с балконами. Одетый ровно выкошенной травой холм, на вершине
которого балюстрада - оттуда обитатели этого убежища любуются, вероятно,
величественной панорамой долины.
нагруженную садовым мусором тачку - металлический обод поскрипывал на
песке.
Открылся небольшой желтый дворец. На террасе второго этажа стояли,
разговаривая, четыре женщины в открытых платьях и шляпах с большими
полями. В глубине играли дети, перебрасываясь легким, напоминающим
этажерку предметом, который в полете менял направление. Этажерка как раз
улетела на лужайку, но никто не стал за ней спускаться. Одна из дам
перегнулась через каменные перила, кого-то позвала. Голос ее был
мелодичный. Из той части дома, что мне не была видна, вышел мужчина в
балахоне, взял этажерку, стал подниматься по лестнице. Слуга.
но рядом трельяж. Сунулся туда. То было сооружение из тоненьких жердочек,
сплошь увитых растением с большими шершавыми листьями. При каждом моем
движении они оглушительно шуршали.
и почти всю грудь. Одна, в голубом, красавица, со спокойной полуулыбкой
как бы прислушивается к своему существованию, нежная, словно цветок,
словно часть ухоженной природы странного оазиса в пустыне. Подумалось, что
по отношению к такой любовь - преклонение и защита. Другая, в белом
Лукьяненко Сергей
Сертаков Виталий
Флинт Эрик
Каменистый Артем
Самойлова Елена
Пехов Алексей