надменный, самодовольный.
господствовало мнение о неуловимости, невоплотимости его образа в живописи
и скульптуре. Первым на творческий подвиг отважился, как вам известно...
попечителя в то мгновенье, когда он вглядывается в даль. Не в
географическом, конечно, смысле...
ремесленной точки зрения здорово. Но и только. Стоял мужчина на фоне поля,
покрытого зелеными всходами. Одет в общую для всех горожан коричневую
куртку.
отражающий ту любовь, которую иакатское общество...
даже, которая вещь - копия, какая - оригинал. На миг мне показалось, что
пока мы протискивались в двери, администрация музея каким-то
чудодейственным способом ту первую работу сумела перекинуть сюда.
будто впервые увидели. И без запинки продолжала экскурсовод:
поразить именно личностное начало, характер, который ощущаешь как нечто
физически реальное.
по нему ту часть здания, где окна были заложены кирпичом. Опять маленькие
залы с неизменным попечителем, опять: "...господствовало мнение о
невоплотимости... ...скорее символ, отражающий..." Однако членов нашей
небольшой группы, за исключением меня, все это ничуть не озадачивало. С
той же торопливостью они шагали от двери к очередному портрету, тесно, как
и в первом зале, смыкались в полукруг возле полотна и внимательно
выслушивали повторяющийся текст, то и дело переводя взгляд с напыщенной
физиономии попечителя на экскурсовода и обратно.
хоть и угрюмое.
этот ритуал поддерживая, отсмотрели. Значит, искусство здесь - и не
искусство вовсе, а так... Без содержания. Пустой обычай.
что в некое время иакатским обществом руководил человек столь
авторитетный, что целиком заполнил собой музей.
Замолчал.
Мелькнула мысль.
последним высказыванием собеседника - даже, когда оно решительно
противоречило предпоследнему. И всегда он был готов делать то, что ему
предлагают или о чем просят.
осмотр, в вестибюле никого.
сразу спустился бы в подвал.
все остальные в музее. Будто бы вглядываясь в улицу, оперся на узорчатую
ручку. Осторожно нажал. Она мягко, без звука подалась.
Часа два истратил на музей, хотя и двух минут хватило бы, потому что
ничего о планете нового не понял. Наоборот, загадки множатся. Как могут,
например, местные жители воспринимать всерьез одинаковые картины в залах?
Может быть, у них не разум, что-то другое?.. Надо все обдумать, а вот
прицепился чудак и не отстает.
человеку нужно побыть одному. Согласны?
еще встретимся. Я вас здесь подожду.
занесет?
делать.
миллиарды и миллиарды миров, в которых живут опять-таки миллионы и
миллиарды разумных существ. К этому твердо установленному факту в свое
время разные люди отнеслись по-разному. Я, признаться, был после
опубликования "Первого Документа" Галактической Лиги растерян и как-то
смят. Еще в детстве, в восьмидесятые годы, мечтал, конечно, о том, чтобы
обнаружились "братья по разуму". Но не в таком подавляющем количестве. Как
хорошо было бы, думал я тогда, как уютно, если бы где-то поблизости
две-три обитаемые планеты, пусть двадцать или в крайнем случае сто. И
вдруг эта неисчислимость, вдруг сама бесконечность глянула нам прямо в
глаза своим разверстым черным зевом, у которого и краев-то нет. Во-первых,
удар по ощущению собственной исключительности и по самоценности, так как
все, что бы ты ни делал, ни думал, совершенно незаметно пропадает в
безграничной громаде того, что мыслится и происходит в сонмах других
миров. В тех других, с которыми, со всеми поголовно, даже не
познакомишься. Ведь если нашему земному человеку показывать по
дальневидению чужие миры, зарегистрированные Лигой, показывать, отводя на
каждый лишь по одной минуте, он, даже, допустим, без сна и отдыха
смотрящий на экран, не успеет увидеть и ничтожной доли их общего
количества, поскольку в нашем земном столетии всего лишь чуть больше
пятидесяти миллиардов минут. То есть никому и никогда не перейти через
стену, воздвигнутую временем и пространством. Для меня, честно говоря, это
был кризис. Да и для многих - помните прокатившийся по Земле вздох
разочарования, волну оргий, всплеск цинизма и отрицания. Но потом стала
утешать мысль, что во всеобщей связи всего со всем значим и я. Что не
только Вселенная, включая ее разнообразнейшие части, влияет на меня, но и
я на нее влияю, что я весь в ней, но и она вся во мне. Что сама Вселенная,
какая она есть, такова лишь потому, что имеюсь я, который, в свою очередь,
таков, каким существую, только оттого, что имеется Вселенная, объединенная
Законом Всемирной Симпатии. Что, наконец, понятие добра, вернее,
возникновение этого понятия у человека есть результат пусть не осознанной,
но только интуитивной убежденности в том, что, делая хорошо чему-то и
кому-то, мы одновременно делаем хорошо всему вообще.
слышали, ценится нами больше, чем дальнее, и по первому мы можем судить о
последнем. Нас не удручает невозможность лично встретиться со всеми
обитателями Земли, не угнетает, что в большом лесу мы не знаем каждого
дерева, в степи - каждую травинку. Довольствуемся генерализацией - там, за
горизонтом трава примерно такая же.
Земля находится на окраине Галактики, и это открывает для нашей
космонавтики возможности. С базы Лепестка я мчался к последней звездочке
последнего звездного облака и высадился там на малой планетке, чтобы
установить АПС, аппаратуру поиска и связи. Пока единственный человек,
единственный представитель Галактической Лиги, я с ночной стороны планетки
смог невооруженными глазами наблюдать неведомое. Самый край, с которого,
кажется, можешь свалиться. Полностью беззвездное небо, темную бездну,
отделяющую нас от близкой к нам Галактики Южного Ветра.
серые и желтые пустыни, город, которого не могли создать его сегодняшние
вялые обитатели. Конкретность. Такое, от чего не отвяжешься. Не
попробовать узнать больше - предательство.
разговоры молодых мамаш в сквере, поглядывавших на своих детишек. Отдыхал,
видя сразу разнообразно изломанную каменную поверхность последней планетки
и чугунный памятник Попечителю - по круглому постаменту рельеф,
изображающий различные моменты его государственной деятельности.