Чтение 2–й страницы книги ~Подвиньтесь! Подвинтесь!~

смертоубийство. Мне нужно быть к девяти, поэтому я хоть за водой успею
сбегать.

Энди медленно натянул штаны и просторную футболку, затем поставил
кастрюльку с водой на подоконник, чтобы согрелась на солнце. Прихватив две
двадцатилитровые пластмассовые канистры, он вышел.

Сол оторвался от телевизора и глянул ему вслед поверх старомодных очков.

- Когда принесешь воды, я поставлю тебе стаканчик - или, по-твоему, еще
слишком рано?

- Сегодня самое то.

В коридоре было темным-темно, и Энди осторожно, по стеночке, добрался до
лестницы. Споткнувшись о кучу мусора, которую кто-то вывалил за дверь, он
выругался. Двумя этажами ниже в стене было окно, через которое проникало
достаточно света, чтобы не кувыркнуться с последних двух пролетов,
остающихся до выхода. После прохладного коридора Двадцать пятая улица
обрушила на него душную волну горячего воздуха и запахи гнили, грязи и
немытых людей. Прокладывая путь в толпе женщин, приходилось следить, чтобы
не наступить на детей, игравших под ногами. По тротуару, еще покрытому
утренней тенью, сновало столько прохожих, что Энди пошел по мостовой. Жара
уже растопила асфальт, и он прилипал к подошвам башмаков.

У красной водоразборной колонки, как обычно, уже выстроилась длинная
очередь. Когда Энди подошел поближе, она заволновалась, послышались
негодующие крики, угрожающе замахали кулаки. Недовольно ворча, толпа
рассосалась, и Энди увидел, что полицейский запер металлическую дверцу.

- В чем дело? - спросил Энди. - Я думал, что пункт работает до полудня.

Полицейский обернулся, автоматически положив руку на кобуру пистолета, но
тут же узнал детектива со своего же участка. Он сдвинул фуражку на затылок и
утер ладонью пот со лба.

- Только что сержант приказал закрыть все пункты на двадцать четыре часа.
Из-за засухи уровень воды в водохранилище упал, приходится экономить.

- Ничего себе новости, - сказал Энди, поглядывая на ключ, торчавший в
замке. - Мне сейчас на дежурство, и, стало быть, два дня придется жить без
воды.

Осторожно оглянувшись, полицейский открыл дверцу и взял у Энди канистру.

- Одной тебе хватит. - Он поставил ее под кран и, понизив голос, сказал:

- Между нами, ходят слухи, что на севере снова взорвали акведук.

- Опять фермеры?

- Наверняка. До перевода на этот участок я работал там, в охране. Неуютно
было - того и гляди, взлетишь в воздух вместе с акведуком. Они заявляют, что
город ворует у них воду.

- Но у них достаточно воды, - сказал Энди, забирая полную канистру. -
Больше чем нужно. А в городе тридцать пять миллионов мучаются от жажды.

- Кто спорит, - согласился полицейский, захлопывая и запирая дверцу.

Энди потащился обратно, проталкиваясь сквозь толпу, но по лестнице
подниматься не стал, а зашел во двор. Все туалеты были заняты, и ему
пришлось ждать. Когда он наконец втиснулся в одну из кабинок, то взял с
собой и канистры: любой из мальчишек, игравших в куче отбросов у забора,
запросто упер бы их, оставь он воду снаружи.

Преодолев темные марши и открыв дверь, он услышал позвякивание льда о
стекло стакана.

- Ты прямо Пятую Бетховена играешь, - сказал он, ставя канистры на пол и
падая в кресло.

- Любимая тема, - сказал Сол, доставая из холодильника два охлажденных
стакана, и с торжественностью религиозного ритуала опустил в каждый по
крохотной перламутровой луковичке.

Один стакан он передал Энди, и тот осторожно отхлебнул холодную жидкость.

- Когда я пробую такое, Сол, я почти начинаю верить, что ты, в конце
концов, не совсем рехнулся. Почему эта смесь называется "Гибсон"?

- Тайна, покрытая мраком. Почему "Стингер" называется "Стингером", а
"Розовая дама" - "Розовой дамой"?

- Не знаю.., почему? Я их ни разу и не пробовал.

- И я не знаю, но называется именно так. Как то зеленое пойло, которое
продают в забегаловках, называется "Панама". Ничего не значит, просто
название.

- Благодарю, - сказал Энди, осушив стакан. - Мир сразу кажется иным.

Он отправился в свою комнату, вытащил из шкафа кобуру с пистолетом и
пристегнул оружие к ремню брюк. Его бляха висела на брелоке с ключами, как
всегда. Энди сунул в карман блокнот и на секунду задумался. День предстоит
долгий и трудный, да и всякое может случиться. Он достал из-под стопки
рубашек наручники и газовый баллончик. В толпе стариков это тоже пригодится,
да к тому же оно и безопаснее. Кроме того, новые суровые правила применения
боевых средств заставляли выискивать повод для их использования. Он наскоро
вымылся водой, уже нагревшейся на солнце, затем потер лицо серым грязным
обмылком, чтобы хоть как-то размягчить щетину. Бритва уже основательно
затупилась, и он попытался заточить ее о край стакана. Он подумал, что пора
бы приобрести новую. Может, осенью.

Когда Энди вышел из комнаты, Сол поливал свою грядку на подоконнике, где
росли всякие травы и лук.

- Только смотри, чтобы тебя на мякине не провели, - сказал он, не
отрываясь от работы.

У Сола был большой запас слов - что такое эта самая мякина?

Солнце поднялось уже высоко, и бетонно-асфальтовое ущелье улицы
превращалось в пекло. Полоска тени стала еще уже, а людей у входа в дом -
еще больше, и Энди едва смог выйти из двери. Он осторожно перешагнул через
крошечную сопливую девчушку в протертой до дыр ночной рубашке и спустился на
одну ступеньку. Изможденная женщина неохотно подвинулась, даже не взглянув
на него, а мужчины уставились с ненавистью, что делало их похожими на членов
одной суровой семьи. Энди пробрался сквозь толпу и у самого тротуара
перешагнул через протянутые ноги лежащего старика. Тот казался мертвым. Ноги
у него были босые и грязные, а щиколотку обхватывала веревка, другой конец
которой был привязан к ребенку, сидевшему на тротуаре и отрешенно жующему
сломанную пластиковую тарелку. Ребенок был так же грязен, как и старик, его
живот сильно раздут. Неужели старик мертв? Впрочем, с обязанностью быть
якорем для ребенка мог справиться и мертвый.

"Черт, поганое сегодня утром настроение, - подумал Энди. - Наверняка
из-за жары; я не выспался, всю ночь снились какие-то кошмары. Это
бесконечное лето и все эти неприятности; похоже, одна цепляется за другую.
Сначала жара, потом засуха, ограбление складов, а теперь вот еще старики.
Они с ума сошли - выходить из дома в такую погоду. Или, может, они сошли с
ума от погоды?".

Думать было слишком жарко. Когда он завернул за угол, Седьмая авеню
словно вспыхнула перед ним, и он руками и лицом ощутил солнечный жар.
Рубашка уже прилипла к спине, а на часах только без четверти девять.

На Двадцать третьей улице, в длинной тени эстакады городской
экспресс-линии, закрывавшей почти все небо, было прохладно, и он медленно
шел в полумраке, поглядывая на велотакси и гужевики. Вокруг каждого столба
эстакады стояли маленькие группки людей, облепившие их словно устрицы, и
колеса почти касались их ног. Сверху раздался грохот - по экспресс-линии
проехал тяжелый грузовик, и Энди увидел, что впереди, перед зданием участка,
остановился фургон. Полицейские в форме не спеша забирались в кузов, а
лейтенант Грассиоли стоял рядом с грифельной доской в руках и разговаривал с
сержантом. Подняв голову, он хмуро взглянул на Энди, нервный тик заставил
его левое веко сердито подмигнуть.

- Пришел почти вовремя, Раш, - сказал он, делая пометку на дощечке.

- Сегодня у меня выходной, сэр, меня вызвали. С Грасси надо быть
настороже, он изведет кого угодно: у него язва, диабет и больная печень в
придачу.

- Полицейский находится на службе двадцать четыре часа в сутки, так что
залезай в машину. Я хочу, чтобы ты с Кулозиком взяли пару-другую
карманников. Эти, с Центральной улицы, мне уже все уши прожужжали.

- Слушаюсь, сэр, - сказал Энди спине лейтенанта, когда тот повернулся и
направился обратно в участок.

Энди забрался по откидной лесенке в кузов и сел на скамейку рядом со
Стивом Кулозиком, который, как только лейтенант ушел, сразу прикрыл глаза и
начал дремать. Это был мужчина с телом, где соперничали жир и мышцы. Одет он
был, как и Энди, в мятые хлопчатобумажные штаны и рубаху с короткими
рукавами. Рубашка висела мешком, скрывая пистолет в кобуре. Когда Энди
плюхнулся рядом, он приоткрыл один глаз и что-то буркнул.

Стартер раздражающе взвыл и выл до тех пор, пока скверное топливо не
вспыхнуло и дизельный двигатель не ожил. Грузовик, содрогаясь и дребезжа,
отъехал от участка и тронулся на восток. Полицейские жались к краям скамеек,
чтобы ловить дуновение ветерка и заодно наблюдать за улицами, забитыми
людьми. Этим летом полицейские были не очень-то популярны. Не очень приятно,
когда в тебя неожиданно бросают камни или бутылки.

Неожиданно фургон задрожал - водитель сбросил скорость и нажал на сигнал,
прокладывая путь сквозь толпу людей и множество безмоторных экипажей.

На Бродвее скорость стала совсем черепашьей: люди запрудили всю проезжую
часть в окрестностях Мэдисон-сквера, где располагались блошиный рынок и
палаточный городок. Здесь, в центре, обстановка была не лучше. Старики уже
вышли на улицы и направлялись на юг, едва волоча ноги. Полицейские, проезжая
мимо, равнодушно на них поглядывали - медленно колышущаяся масса седых и
лысых голов, большинство людей с палочками, старик с окладистой седой
бородой ковылял на костылях. Было полным-полно инвалидных колясок. Когда
полицейские появились на Юнион-сквер, солнце, вырвавшись из-за зданий,
безжалостно обрушилось на них.

- Чистая смерть, - зевнув, сказал Стив Кулозик и вылез из фургона. - Жара
убьет половину этих старикашек. На солнце, наверное, градусов сорок. В
восемь часов было тридцать три.

- А врачи на что? - Энди кивнул в сторону небольшой группы людей в белых
халатах, разворачивавших носилки рядом с машиной "скорой помощи".

Детективы подошли к толпе, уже заполнившей парк, и пробрались к трибуне.