плечо и винтом протиснулся к перилам.
давили на живот, но я не обращал на это внимания. Я понимал, что
присутствую в качестве зрителя, возможно, весьма нежелательного. Недаром
так настаивал Юрайда, чтобы я как можно скорее уносил отсюда ноги. С
первого взгляда я понял, что происходит нечто из ряда вон выходящее.
верности родным стенам, убеленные главы почтеннейших метров, высокий слог
и прочувствованная речь с небольшой слезой в голосе. И чистые лица
выпускников, озаренные светом великих надежд, и маленькая девчушка с
огромным бантом, декламирующая "Напутственную оду" Горация Обергера, и
т.д...
произносить торжественную речь, бантов я тоже не приметил. На сцене стоял
узкий столик, вроде журнального, за ним сидели трое - воспитатель,
кажется, заместитель директора, а по бокам двое юнцов, затянутых в плотно
облегающие костюмы из зеленой кожи. Перед ними лежали две коробки. Но не
это поразило меня, а сам зал - ни одного кресла или стула, а только те
самые рулоны, что разгружали сегодня утром. Они были все размотаны и
пересекали белыми дорожками весь зал под разными углами, пола под ними не
было видно. Несколько рулонов торчком приставлены к стенам, еще больше их
было свалено в беспорядке в центре зала. На них сидели воспитанники,
десять подростков.
школа толпилась на галерее. Хотя зал большой, хватило бы всем места.
Может, у них такой ритуал?
- ответили из-за моей спины. - Это же Везунчик Куонг!"
зачитывать фамилии воспитанников. Они по очереди подходили к сцене,
воспитатель брал попеременно из двух коробок белые прямоугольники с
лентой. Подошедший жал руку воспитателю, вешал прямоугольник на шею и
спускался в зал под сдержанный гул галереи, везунчик и второй хлопали его
по плечу.
не поскучаешь".
мог разглядеть, был весьма горделивый. Белый прямоугольник он закинул на
спину и привалился небрежно к рулонам. Пита среди них не было, хотя он в
школе четвертый год.
поразился собственному спокойствию, будто и не трясся полчаса назад в
темном коридоре подвального этажа.
помахал рукой выпускникам и ушел со сцены за кулисы.
воспитанникам. Селин подобрался, вытянул из-за спины прямоугольник и зажал
его двумя руками, остальные тоже взялись за них.
крупный апельсин и подбросил его вверх.
плавать желтые и зеленые пятна, я чуть не закричал: внизу никого не было!
Исчезли воспитанники, исчезли Везунчик и Дергач, начисто пропали рулоны,
ни кусочка не осталось.
вслух, потому что говорливый воспитанник с удивлением ответил:
лишь мыслишки о гипнозе, о ритуале, о раздвигающихся полах, почему-то
вспомнилось, как бабушка водила меня в балаган, где показывали
исчезновение слона. Мелкие догадки возникали по инерции, роль ничего не
понимающего простака надоела, а ввязываться в высокоученый спор с
директором бессмысленно. Они ведут свою игру, крупную, очень крупную игру
без правил. Кто плюет на курию, тот может себе позволить играть без
правил. Что ж, сказал я себе, если с тобой играют без правил, самое умное
- выходить из игры. И как можно скорее!
наполнилась возбужденными голосами, шумом, смехом, топотом, словно и не
было этих нескольких дней напряженной тишины и чинного порядка. Выпуск. Но
почему осенью?
взял портфель и вышел, хлопнув дверью.
и это ему не понравится, то он во имя своей правоты и меня уложит рядом с
теми. Уложит, искренне сожалея. Но цель слишком велика, чтобы спотыкаться
об меня. Еще неизвестно, подумал я, как повернется с курией. Может,
оставить здесь адрес, чтоб присмотрели за сыном, если по дороге случайно
собьет грузовик или в центре города машину вместе со мной превратят в
дуршлаг. Курия, знаете ли...
заявил, что проводит до ворот. Я не стал возражать.
деревьев водяную пыль, пахло кислой гнилью.
Ворота были распахнуты, рельс лежал у стены, дырка от него заполнена
водой. Они отогнали мою машину к краю, чтобы грузовику было удобно
разворачиваться.
не торопился. Куда спешить - в столице придут и спросят, куда я дел
старину Бидо, а когда я отвечу: разве я сторож вашему "аббату", меня тут
же прихлопнут.
ли, о выпуске? Не стоит, опять соврет.
директор, испытующе глядя на меня, - и соблазн действительно велик. Лучше
быть шестерней, чем песчинкой в зубьях. Еще ни одна песчинка не ломала
машину...
еретиков и неистовый захватчик, легендами был превращен в народного
мстителя, пробравшегося на командный пост, не брезгуя никакими средствами,
для того чтобы в решающий момент подставить силы ордена под сокрушительный
удар. Как это утешительно звучит для тех, кто продается врагу, надеясь
впоследствии послужить правому делу. И как это ласкает слух тех, кто,
служа богу, вдруг узнает, что прислуживает дьяволу! Кто строит поединок на
обмане, чаще всего бывает обманут сам.
то ли намекает, что к трупам в холодильнике не имеет отношения, а если и
имеет, то вынужденно, протестуя в душе. Но откуда он знает, что я видел
морг? И рискнет выпустить после этого? "Ловушка! - обожгла мысль. - Он
меня проверяет!"
три штуки, завернул их в носовой платок, а затем извлек из кармана
пластиковый пакет и запаковал в него платок с сигаретами. Минуту или две
мы молча смотрели друг на друга, в его глазах был вопрос, чего-то он от
меня ожидал. Но мне было уже наплевать на все тайны и трупы, скорее бы
домой или на песок.
несколько раз мелькнул за деревьями и исчез.
противоположной стороне желтели пятна кустов. Там, за холмами, начинается
спуск в Долину.
забыв о них. Под лопаткой засосало, я понял, как изголодался по затяжке.
Пупер с явным беспокойством разглядывал именно голубую пачку "Престижа".
полной! В школе вы не выкурили ни одной.
ноги. Потом вскинул на меня глаза, потянул носом и перевел взгляд туда,
где минуту назад скрылся директор. Ничего не сказав, он быстро пошел к
воротам.
картину, но я тем не менее делал свое дело автоматически: догнал Пупера,
сбил с ног и, сорвав с себя галстук, прикрутил охранника локтями назад к
прутьям ворот. Когда он опомнился от неожиданного нападения, я уже достал
ампулу с сывороткой и сорвал с иглы колпачок. От укола в плечо он дернулся