надежность, нечто вроде твердой опоры в текучем, безбрежном океане. Вы
знаете, что посланное вами письмо находится в сумке курьера и нигде кроме;
если обратиться к услугам электроники, в момент передачи текст окажется
нигде, а может - везде.
воинственно вздернутым хвостиком черных, чуть рыжеватых, волос
привлекательной, хотя и странноватой. Иностранка...
плесневелых подушек. Фанерная, выкрашенная в белый цвет стена негромко
скрипнула.
люди решили захватить мост...
произносил слова, специально подобранные, чтобы вызвать в собеседнике
раздражение, развязать ему язык.
подрагивали.
никаких сигналов и вождей. А вы думаете, что это была политика. Этот танец,
мальчик, он давно закончился.
понимаешь - верно? Мост - мост, он был здесь, но нам совсем не казалось, что
он нас ждет. Ты понимаешь разницу?
тому же он говорил не очень разборчиво, проглатывал куски слов. Экспертная
система Осакского университета высказала предположение, что у данного
субъекта повреждены ткани головного мозга, причиной чего может быть либо
употребление низкокачественных наркотиков, либо микроинсульт. Сам же
Ямадзаки думал, что Скиннер попросту слишком уж долго находился в сфере
действия странного аттрактора, который и позволил мосту стать тем, чем он
стал.
значение своих слов. - Никто не использовал уже мост, ни для какой цели. И
не собирался использовать, ты понимаешь?
же зона тектонической неустойчивости. Сперва они говорили, что подождите,
все отстроим, от нуля, лучше, чем раньше, а потом оказалось, что нет денег.
Тогда они огородили его с обоих [140] концов бетонными надолбами, кольчужной
сеткой, колючей проволокой. А потом появились немцы, года, наверное, через
два, и продали им нанотехнологию, как построить новый туннель. Дешевый, для
машин и поезда на магнитной подушке одновременно. Ты не поверишь, как быстро
они все сварганили - как только сумели уломать в законодательном собрании
"зеленых", протащить проект. Ясное дело, это зеленое биотехническое лобби,
оно заставило их выращивать секции в Неваде, в пустыне. Вроде как тыквы.
Затем они притащили секции сюда вертолетами и покидали в залив. И соединили.
Крошечные механизмы ползали там, как тараканы, скрепили все намертво,
алле-гоп! - и вот вам туннель. А мост - мост так и остался.
делал это часто и, похоже, намеренно.
растениями, виргинским плющом... Другие, они говорили: снесите его к
чертовой бабушке, а чего его сносить, еще одно землетрясение, и сам упадет.
Одним словом - стоял он, мост. В городах - уйма народу и негде жить.
Картонные поселки в парках - так это еще кому повезет. Из Портленда привезли
спринклеры, установили вокруг зданий. Обрызгивают все вокруг и не очень
вроде сильно, но уже на землю не ляжешь, не захочется. Хреновый он город,
Портленд этот, такую пакость изобрели... - Скиннер закашлялся. - А затем,
од[141] нажды ночью, люди взяли и пошли. Теперь чего только не рассказывают,
как это вышло. И дождь тогда хлестал - страшное дело. Не лучшая погода для
бунта.
разбухающие, как на дрожжах, толпы. Он видел, как люди штурмовали
заграждения, облепили кольчужную сетку. Как сетка не выдержала веса сотен
тел и упала. Затем они полезли на устои, многие падали и разбивались, но
остальные упорно карабкались вверх. Утром насчитали больше тридцати трупов,
вертолеты информационных агентств кружили вокруг стальных, облепленных
людьми башен, как большие встревоженные стрекозы.
видеомагнитофона, а Скиннер - он был там.
в Окленде. Мы пошли, потом побежали. Копы и не пытались нас остановить, да и
чего бы ради? Чего там было сторожить? Просто у них был приказ предотвращать
беспорядки, не позволять людям собираться большими толпами. У них и
вертолеты были, светили на нас прожекторами, сверху, через дождь. Это нам
только помогало. У меня сапоги были, такие, с острыми носами. Подбежал к
сетке, она была высотой футов в пятнадцать. Вбил с размаху в нее сапоги и
полез. Лезть на такую сетку очень просто, всегда есть опора для ног. Лезешь
себе и лезешь. Я буквально взлетел [142] наверх. Там колючка спиралями, но
люди, которые сзади, подавали доски, куртки, спальники, все что угодно,
чтобы накрыть колючку. У меня было такое чувство, словно я... ну, совсем
ничего не вешу.
бетон. Кричали, все кричали. На той стороне, в Окленде, тоже прорвали
заграждения. Там сетка была пониже. Мы видели, как они бегут по мосту.
Полицейские вертушки освещали их прожекторами, а еще у некоторых были
сигнальные красные фонари. Они бежали к Острову Сокровищ. С того времени,
как ушли военные моряки, там никого не было. Мы тоже бежали. Встретились
посередине и заорали: "Ура!" - все вместе... - Глаза Скиннера смотрели
куда-то внутрь, в далекое прошлое. - А потом все пели - гимны, псалмы, да
любую хрень. Толклись просто на месте и пели. Как сдуревшие. Я и многие
другие, мы были под кайфом. И мы видели копов, как они прут с обеих сторон.
Суки подлые.
были приварены, чтобы малярам забираться. Ну мы и полезли. К тому времени
уже прилетели телевизионные вертолеты. Мы были сенсацией, нас показывали
всему миру, а мы ничего не знали. Я так точно не знал. А и знали бы, так нам
[143] бы все равно это по хрену. Мы просто лезли. А эти, с вертолетов,
снимали и передавали все прямым эфиром. На другой день, потом, у копов была
веселенькая жизнь, они же тоже засветились. Ребята падали, срывались и
падали. Парень прямо передо мной, у него ботинки были обмотаны изоляционкой,
чтобы подошва не отваливалась. Лента размокла, сползла, ноги соскальзывают.
Прямо у меня перед мордой соскальзывают и соскальзывают, не увернешься - так
каблуком в глаз... Сорвались у самого верха, обе сразу, ну будто
договорились.
мостовую? Ямадзаки затаил дыхание.
надо запомнить, это не смотри вниз. Второе - чтобы всегда три точки опоры,
отрывай от моста только одну руку или ногу, а остальными держись. А этот
чудик, он этого не знал. Да еще в таких ботинках. Вот и полетел, спиной
вниз. Не крикнул, не пискнул. Вроде как... ну... мужественно.
великаном. Ямадзаки опустился Скиннеровым лифтом туда, где начиналась
лестница, сделал шаг и замер. Из темной приоткрытой двери доносились
шлепанье карт, женский смех, возбужденные голоса, говорящие по-испански, а
над всеми этими звуками, не заглушая их, но лишь оттеняя, - ровный,
неумолчный шум вечерней жизни. За огромными, изогнутыми, как надутые паруса,
листами пластика - винно-красный закат, вечерний бриз доносит запахи
пригорелого масла и древесного дыма, сладковатый аромат гашиша. Мальчишки в
драных кожаных куртках сидят на корточках, передвигают гладкие, ярко
выкрашенные камешки - фишки в какой-то непонятной игре.
испещренном дефисами аэрозольного серебра. Рассказ Скиннера гулом отдавался
во всем окружающем, в тысяче мелких деталей, в неумытых улыбках и кухонном
дыме, словно звон колокола, слишком низкий, чтобы его восприняло неопытное
ухо чужака.
нечто другое. Эра? Парадигма? Везде приметы конца.
сердце этого нового, народившегося. [145]