пресс для цветов с видом Кенсингтонского дворца, немецкие щипцы для завивки,
прихваченные как-то в парикмахерской. Чуть подумав, она добавила к ним
зубную щетку с костяной ручкой и жестяную коробочку камфорированного зубного
порошка.
карандашик, подарок мистера Чедвика, и присела на край кровати, чтобы
написать записку Хетти. На карандаше была гравировка: ?Корпорация столичной
железной дороги?; из-под вытертого серебра начинала проглядывать латунь.
Писать пришлось на рекламке растворимого шоколада, другой бумаги в комнате
не было.
стерла два последних слова.
Бери из моей одежды все, что хочешь. Позаботься, пожалуйста, о Тоби, корми
его рыбой. Искренне твоя, Сибил?.
она посмотрела на Тоби и чуть не заплакала: ?Предательница я, самая
настоящая предательница?. Следом за мыслью о собственном предательстве
неожиданно пришла полная уверенность в предательстве Мика.
каминную полку, она придавила ей сложенную вдвое записку.
табачной лавки на Стрэнде. Сибил знала, что там турецкие сигареты.
?Попробуй, вот увидишь, тебе понравится?, - убеждал ее в прошлом месяце один
из молодых джентльменов Хетти, студент-медик. Вообще-то Сибил сторонилась
медиков - изучают всякие гадости да еще этим гордятся, - но сейчас, в
сильном нервном возбуждении, она открыла коробочку, вытащила хрусткий
бумажный цилиндр и вдохнула резкий пряный запах.
беспрестанно курил сигареты. Во времена их с Сибил знакомства Стэнли часто
говаривал, что сигарета для игрока - первое дело, нервы укрепляет.
чиркнула люцифер, не забыв, что нужно переждать, пока сгорит шарик серы на
конце, и уж только потом поднести палочку к сигарете. Она опасливо
затянулась, получила в награду порцию едкого, отвратительного дыма и
судорожно закашлялась. ?Да выбросить нужно эту гадость?, - думала Сибил,
вытирая брызнувшие из глаз слезы. Но упрямство оказалось сильнее: она встала
перед камином, время от времени затягиваясь сигаретой и сбрасывая хрупкий
бледный пепел на угли, точно так же, как это делал Стэнли.
же, кстати, обещанный эффект? И тут ей стало совсем плохо, к горлу
подступила тошнота, руки стали ледяными. Задыхаясь от кашля, она уронила
сигарету на угли; та вспыхнула ярким пламенем и мгновенно рассыпалась в
пепел.
Потом она вспомнила о Мике. Масло в лампе кончилось. Камин потух. С трудом
поднявшись на ноги, она нащупала коробок Люциферов; жестяное тиканье
будильника привело ее к комоду.
только не Мик, уж он-то что-нибудь придумал бы, не ушел бы так просто, не
проверив, дома она или нет. Так, значит, он попросту ее кинул, кинул как
дуру последнюю - а кто же она еще, если не дура? Развесила уши, размечталась
- Париж, Париж, поедем в Париж!
калильной горелки, отчетливость. Перед глазами встали маленькие цифры в углу
билета - дата и время отправления парома. Мик отплывает из Дувра завтра
вечером, так что спешить ему особенно некуда. Лекция кончается поздно,
трудно поверить, что они с генералом Хьюстоном сорвутся с места глухой ночью
- безо всякой к тому необходимости. Нужно идти в ?Гранд?, найти там Мика и
поговорить с ним напрямую. Просить, угрожать скандалом, разоблачениями - да
все что угодно.
туда-то и нужно идти. Разбудить кэбмена и ехать на Пикадилли.
жалобное мяуканье. Притаившийся в темноте велосипед больно ободрал ей
лодыжку.
возвращаться не стала.
что ночной швейцар, мрачный тяжеловес с ледяными глазами, длинными, до
подбородка, бакенбардами и негнущейся ногой, встретит ее с распростертыми
объятиями. Она заметила его издалека - здоровенный, весь в галунах громила
околачивается на мраморных ступеньках парадного входа под затейливыми, с
коваными дельфинчиками фонарями. Сибил знала швейцаров как облупленных - они
играли в ее жизни весьма заметную роль.
заявиться туда ночью, без провожатого - это уже совсем другое. Так поступают
одни только шлюхи, а шлюху швейцар не пропустит ни под каким видом. Надо
что-то придумать, историю какую-нибудь. Может, что и получится, если вранье
будет звучать достаточно убедительно, а этот тип или глуп, или беспечен, или
носом клюет, потерял бдительность. Или подкупить его, только вот денег после
кэба осталось всего ничего. Еще слава Богу, что одежда вполне пристойная - в
ярких, как у потаскухи какой-нибудь, тряпках и надеяться было бы не на что.
А может, отвлечь его как-нибудь? Рассадить окно булыжником и проскочить,
пока он там выясняет, что и почему. В кринолине не больно-то побегаешь, так
ведь и он не самый главный спортсмен, с калечной-то ногой. А чтобы бегать
поменьше, найти какого-нибудь оборванца, заплатить, и пусть он бьет окна, а
самой притаиться рядом со входом...
увешанного огромными, с простыню рекламными плакатами. ?ДЕЙЛИ НЬЮС?
РАСХОДИТСЯ ПО ВСЕМУ МИРУ - сообщали отсутствующим в такое время суток
прохожим яркие, несколько пострадавшие от дождя буквы. ?ЛЛОЙД НЬЮС? - ВСЕГО
ЗА ОДИН ПЕННИ, ЮГО-ВОСТОЧНАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА, РЕМСГЕЙТ и МАРГЕЙТ 7/6. Вынув
руку из муфты, Сибил принялась грызть пропахший турецким табаком ноготь и
лишь немного удивилась, что пальцы ее посинели от холода и отчаянно дрожат.
угла донеслось громкое ?чух-чух-чух?, и к ?Гранду? подкатил сверкающий
паровой экипаж. Одетый в ярко-синюю ливрею машинист спрыгнул на мостовую и
опустил складную подножку. На улицу вывалилась шумная толпа пьяных французов
в подбитых алым плащах, парчовых жилетах и с вечерними тросточками,
украшенными кистями, двое из них - с подружками.
использующий рельеф местности, она пересекла улицу под прикрытием
сверкающего лаком экипажа, затем обогнула высокие, с деревянными спицами и
резиновыми шинами колеса и смело присоединилась к компании. Французы
парлевукали друг с другом, поглаживали усы и гоготали; Сибил они даже не
заметили, а может, заметили, но только им было до фонаря, кто там к ним
присоседился и зачем. Сибил благочинно улыбалась всем и никому в частности,
стараясь держаться поближе к длинному, в драбадан пьяному парню. Гуляки,
пошатываясь, взобрались по мраморным ступеням, а длинный с беспечной
легкостью человека, не знающего цену деньгам, сунул в руку швейцара фунтовую
банкноту. Тот ошалело сморгнул и почтительно тронул рукой раззолоченную
фуражку.
французами Сибил пересекла пустыню полированного мрамора до конторки портье,
где они разобрали ключи и, зевая и ухмыляясь, побрели вверх по плавно
изгибающейся лестнице, оставив Сибил у конторки одну.
случайно услышанной фразой. Отсмеявшись, он скользнул вдоль сверкающей,
красного дерева конторки.
Сибил.
она почти заикалась. - Или скорее... генерал Сэм Хьюстон еще проживает у
вас?
в курительной комнате... Может быть, вы оставите для него сообщение?
массивной, украшенной растительным орнаментом двери в углу вестибюля. -
Разумеется, дамы не ходят в курительную... Прошу прощения, мадам, я вижу,
что вы несколько расстроены. Если дело важное, я могу послать к нему
рассыльного.
отеля и собственную, с золотым пером, самописку.
обороте: ?Мистеру Майклу Рэдли?. Портье звякнул колокольчиком, поклонился в
ответ на ее благодарности и вернулся к своим делам.
выложенный пробкой поднос и потащился нога за ногу к резной двери.
курительной.
багровое, лоснящееся от пота, совершенно пьяное лицо Хьюстона и его ногу,