постукивание.
человек с продубленной солнцем и ветром кожей. От него пахло, как от
поденщика, - лошадьми и потом. Как-то на Нил-стрит она заплатила два пенни,
чтобы посмотреть диораму какой-то огромной американской пустыни, ужас
искореженного камня. Слушая техасца, который, судя по его виду, родился и
вырос именно в такой пугающей обстановке, Сибил вдруг осознала, что
первобытные просторы из речи Хьюстона, все эти дикие дебри с их невероятными
названиями и в самом деле реальны, что там действительно живут люди. Мик
говорил, что Хьюстон украл когда-то целую страну, - и вот теперь за ним
пришел ангел мщения. Она с трудом поборола идиотское желание расхохотаться.
как она смотрела на Мика, когда тот ее расспрашивал. Возможно, он, этот
ангел Голиада, и не один. Как удалось столь странной личности попасть в
?Гранд?, проникнуть в запертую комнату? Как может спрятаться такой человек
даже в огромном Лондоне, даже в бессчетных толпах оборванных американских
беженцев?
кожа.
как блеснули, сдвинулись с места грани дверной ручки. Техасец вскочил на
ноги.
кинжал, нечто вроде тесака, только с заостренным концом. Кинжал находился
так близко от лица Сибил, что она разглядела медную накладку на тупой
стороне клинка и зазубрины на этой накладке. А потом дверь стала медленно
открываться, и внутрь проскочил Мик, его голова и плечи - черный силуэт на
фоне льющегося из коридора света.
ударилась головой. Она стояла на коленях, окруженная смятым кринолином, и
смотрела, как огромная рука хватает Мика за горло, поднимает в воздух,
прижимает к стенке, как ноги Мика судорожно бьются, выстукивают по
деревянной панели барабанную дробь, а потом в живот Мика косо, снизу вверх,
вошел длинный блестящий клинок, вырвался и вошел снова, и в ноздри ударила
жаркая вонь Мясницкого ряда.
или театральный спектакль, или кино - кино, где бальзовых кубиков так много,
и они такие крошечные, и программа, ими управляющая, так умело составлена,
что экранная реальность даже реальнее обычной, настоящей реальности. Техасец
аккуратно опустил Мика на пол, прикрыл и запер дверь; двигался он неспешно и
методично.
Мика за воротник и потащил поглубже в тень, к зеркальному шкафу. Каблуки
Мика неприятно скребли по полу. Потом техасец встал на колени, послышался
шорох одежды, шлепок отброшенного в сторону бумажника, потом зазвенела
мелочь, одна монета упала на паркет, покатилась, еще раз звякнула и стихла.
пьяная рука пыталась вставить ключ в замочную скважину.
свою трость. Потом громко рыгнул и потер живот, место старой раны.
стуком трости.
пальцы. Техасец прикрыл дверь.
комната над ?Оленем? казалась далекой, как первые воспоминания детства.
Хьюстон пошатнулся, ударил тростью по шторам, сорвал их, и тут же свет
уличного фонаря зажег морозные узоры на забранных решетчатым переплетом
стеклах, хлынул в комнату, выхватил из тьмы фигуру техасца, и черный платок,
и мрачные глаза над краем платка, глаза отрешенные и безжалостные, как
зимние звезды. Хьюстон попятился, полосатое одеяло соскользнуло с плеч на
пол, тускло блеснули ордена.
руке техасца детской игрушкой.
и следа опьянения. - Ты Уоллес? Сними эту тряпку. Поговорим, как мужчина с
мужчиной...
ограбил нас, Сэм. Где они? Где деньги казначейства?
патока, голосе - бесконечное терпение, абсолютная искренность. - Я знаю, кто
послал тебя, мне известны их лживые поклепы. Но клянусь тебе, я ничего не
крал. Эти деньги находятся в моих руках по праву, это неприкосновенный фонд
техасского правительства в изгнании.
Мы дохнем с голоду, а они нас убивают. - Пауза. - И ты еще собирался им
помочь.
мира, рейнджер. Я знаю, что в Техасе плохо, и мне больно за мою страну, но
мира не будет, пока я вновь не стану у руля.
ненависть. - Я все проверил, здесь их нет. Ты продал свое роскошное
поместье... Ты все спустил, Сэм, спустил на шлюх, на выпивку, на хитрые
спектакли для иностранцев. А теперь ты хочешь вернуться на штыках
мексиканской армии. Ты - вор, пропойца и предатель.
Трусливый убийца! Грязный сукин сын! Если ты такой смельчак, что можешь
убить отца своей страны, целься сюда в сердце. - Он ударил себя в грудь
кулаком.
Хьюстона к стене. Генерал рухнул на пол, а мститель налетел на него,
согнулся, чтобы ткнуть стволами маленького пистолета леопардовый жилет.
Следующий выстрел прогремел у самой груди Хьюстона, затем еще один. Вместо
четвертого выстрела с громким щелчком сломался курок.
движения, по леопардовому жилету катились красные бусинки.
трость Хьюстона, техасец принялся молотить ею по окну. Стекла разлетались
вдребезги, одно за другим, на тротуар сыпались осколки, затем не выдержал и
решетчатый переплет. Мститель взлетел на подоконник и на мгновение замер.
Ледяной ветер взметнул полы его плаща; оцепеневшая Сибил невольно вспомнила
первое свое впечатление: огромный черный ворон.
Голиада, - и пропал, оставив ее один на один с тишиной и подступающим к
горлу ужасом. Сибил на четвереньках поползла по заваленной хламом комнате,
поползла наугад, безо всякой цели. Сильно мешал кринолин, но тело ее
двигалось будто само по себе. Под руку попалась тяжелая трость; золоченый
набалдашник в форме ворона отломался и лежал рядом.
Трость, как она теперь разглядела, была полой внутри, из нее выпал плотный
комок ваты, в котором сверкали... Бриллианты. Ее руки собрали камешки в
горстку, обернули их ватой и запихнули добычу за корсаж.
леопардовому жилету медленно, словно в страшном сне, расползалось красное
пятно.
из черного шелка, а в них - аккуратные свертки, заклеенные в плотную
коричневую бумагу. Колоды перфокарт, загубленные пулевыми отверстиями... И
кровь - по крайней мере, одна из пуль пробила картонную броню и вошла в
тело.
шкафа, она услышала под ногами хлюпанье, недоуменно опустила глаза и увидела
красную лужу. Рядом, почти невидимый в тени, валялся сафьяновый, тоже
красный, футляр для визитных карточек. Сибил подняла футляр, раскрыла его и
увидела два билета, зажатые большой никелированной скрепкой.
раздраженно и настойчиво. - Где моя трость? Где Рэдли?
двери, вышла в коридор, плотно прикрыла за собой дверь и чинно, как
благовоспитанная барышня из хорошей семьи, засеменила по ярко освещенным и
до крайности респектабельным коридорам ?Гранд-Отеля?.