отчасти объясняет крайнюю жестокость, с какой он подавил массовое
антипромышленное движение Уолтера Джерарда, вспыхнувшее позднее в
Манчестере. Ведь этот луддизм боролся не со старым режимом, а с новым, с
тем, который был установлен самими радикалами.
инспектора Особого отдела Боу-стрит.
орудует сомнительной чистоты губкой и бинтами, пока не убедился, что
инспектор полностью ушел в свои страдания. Чтобы еще более усыпить его
подозрения, Мэллори позаимствовал у стражей закона лист бумаги и уселся за
составление письма.
пьяницами и дебоширами. Как социальный феномен это представляло несомненный
интерес, однако Мэллори был далеко не в настроении провести ночь на топчане
в шумной мужской компании. Он наметил совершенно иную программу действий и
упорно ее придерживался, а потому вежливо расспросил запыхавшегося и
издерганного сержанта о дороге, аккуратно записал его указания в блокнот и
выскользнул из участка. Креморнские сады он нашел без труда.
садах, казалось, не сознавал, что творится чуть дальше, ударные волны
локализованного разложения не распространились еще по всей системе.
самого грязного участка Темзы. Вечерний бриз приносил с реки легкий, даже
приятный запах рыбы; древние раскидистые вязы почти скрывали от глаз
завладевший городом туман. Солнце село, и на радость почтеннейшей публики в
сгущающейся тьме смутно замерцали мириады газовых фонарей.
более счастливые времена. Здесь были клумбы яркой герани, ровно постриженные
лужайки, оплетенные виноградом беседки, причудливые павильоны и, конечно же,
знаменитый ?Хрустальный круг?. А еще ?Слоновий выгон? - огромный
танцевальный зал, крытый, но без стен, где на деревянном, с выбоинами от
каблуков настиле могли вальсировать или отплясывать польку тысячи танцоров
одновременно. Внутри имелись прилавки со снедью и напитками; огромный, с
конным приводом панмелодиум лихо наигрывал попурри из модных опер.
три, не более, сотни народу, и не более сотни из них можно было бы назвать
людьми респектабельными. Эта сотня, как думалось Мэллори, состояла из тех,
кто устал от сидения в четырех стенах, а также влюбленных парочек, отважно
переносящих любые трудности. Из оставшихся две трети составляли мужчины -
более или менее опустившиеся, а треть - проститутки, более или менее наглые.
да и запах у него был странноватый - то ли из-за смрада, то ли кто-то
попытался улучшить грошовый самогон поташем, или нашатырем, или кассией. Да
нет, скорее уж индейской ягодой, вон какой у этой отравы густой цвет, прямо
как у портера. А в желудке-то, в желудке как жжет, словно и не виски это
вовсе, а серная кислота.
вальса. Мэллори и в лучшие-то времена танцевал редко, поэтому он принялся
рассматривать женщин.
бородатым джентльменом. Джентльмен был тучен и явно страдал подагрой, зато
женщина танцевала с профессиональным изяществом; в искусственном свете то и
дело поблескивали медью каблуки французских ботинок. Кружение ее нижних юбок
давало некоторое представление о форме и размере бедер под ними. И никаких
турнюров, никакого китового уса. У нее были красивые лодыжки, обтянутые
красными чулками, а юбки кончались дюйма на два выше, чем то допускали
приличия.
остановилась и отошла к группе друзей, состоявшей из пожилой, приличного
вида женщины в капоре, двух молоденьких девушек вполне определенного
свойства и еще одного пожилого джентльмена, чье унылое лицо явно указывало
на иностранное происхождение. Голландия или какая-нибудь из Германий.
Танцевавшая девушка заговорила с подружками; время от времени она
запрокидывала голову, как будто смеялась. У девушки были великолепные темные
волосы, шляпка, подвязанная на шее лентами, висела у нее за спиной. Красивая
крепкая спина и тонкая талия.
втолковывала иностранцу, однако на его кислой физиономии не отражалось
ничего, кроме брезгливого высокомерия. Девушка небрежно изобразила что-то
вроде книксена и отвернулась.
подбородок, густые брови и широкий улыбчивый рот с чуть подведенными помадой
губами. Лицо не то чтобы уродливое, но простенькое, заурядное, разве что
серые глаза его немного скрашивают да волосы. И все же было в этой девушке
нечто привлекательное, бесшабашно дерзкое и чувственное. А еще -
изумительная фигура. Это было особенно заметно, когда она шла - плавно
покачиваясь, почти скользя - к бару. Снова эти восхитительные бедра и
плавный изгиб спины. Девушка облокотилась о стойку и начала любезничать с
барменом; подол ее юбки задрался почти до середины икр. Мэллори вздрогнул,
словно получив пинок этой мускулистой, обтянутой красным чулком ногой.
и слегка жалобно, чисто по-женски. Ей хотелось выпить, но у нее не было
денег, заплатят ее друзья, чуть попозже. Бармен не верил, но не говорил
этого прямо.
в руки, кокетливо опустила ресницы и улыбнулась.
танцуешь потом как перышко. Вы танцуете?
чувственной усмешке.
направилась к своей компании.
неспешно зашагал вокруг гигантского помоста, рассматривая других женщин, но
тут увидел, что недавняя знакомая призывно машет рукой, и вернулся к стойке.
сказала она.
а в Уайтчепеле.
ночевать прямо в парке!
резкого движения в ямке у ее горла мелькнул краешек машинных кружев.
гроша.
чудесные.
настила в мерцающую светом газовых рожков темноту. - Ты ведь не из Лондона?
Коммивояжер?
несколько шокированный такой прямолинейностью.
симпатичная комната.
кавалеру сохранить равновесие и взглянула ему в глаза.
Эдвардс, а Эдвардес, с ?е?. Это мой сценический псевдоним. А друзья зовут
меня Хетти.
на сцене.
казались почти черными. - Надеюсь, да, потому что у меня сегодня настроение
делать очень нехорошие вещи.
прижал правую руку к объемистой груди и буквально впился в ее губы. Девушка
чуть взвизгнула от удивления, а потом закинула ему руки на шею. Поцелуй
растянулся на несколько минут; Мэллори чувствовал ее язык у себя на зубах.
ноги, прямо сейчас. Покажешь?
их опустила.