живете в Париже, миссис Турнашон?
единственной целью ее послушать. - Она помедлила. - И не поняла почти ни
слова.
нравиться эта женщина.
вынул из кармана кусок грязной замши и начал, насвистывая, протирать
гофрированное крыло.
миссис Турнашон слегка побледнела от волнения и вынула из кармана программку
лекции.
сказал Фрейзер.
как вы сказали вас зовут?
аэронавт Турнашон <Турнашон, Феликс (1820-1910) - знаменитый французский
аэронавт, писатель и карикатурист, один из пионеров фотографии
(преимущественно портретной); писал под псевдонимом Надар. В 1855 г.
запатентовал идею использования фотоизображения в картографии, в 1858 г.
сделал первый в мире аэрофотоснимок (что послужило поводом для карикатуры
Постава Доре, озаглавленной: ?Надар поднимает искусство фотографии до
небывалых высот?)>, ведь верно? - Она расписалась, используя в качестве
пюпитра услужливо подставленную Фрейзером спину. - Это не ваш родственник?
Турнашон выхватила программку из несопротивляющихся пальцев ее светлости. -
Королева машин! А вы маленькая, седая и комичная, самый заурядный синий
чулок! - Она рассмеялась чуть истерически. - Эта афера с лекциями, которые
вы тут устраиваете, дорогуша, - деньги-то хоть приносит? Надеюсь, что да.
распахнул дверцу машины.
пальца до вульгарности роскошное кольцо. - Ваша светлость, прошу вас, я
хочу, чтобы вы это взяли!
ей очень пригодится... - Она отодвинула его спиной и протянула руку. - Ваша
светлость, прошу вас, возьмите! Мне не следовало вас обижать, это было
просто подло. Пожалуйста, примите мой подарок! Пожалуйста, я ведь, правда
восхищаюсь вами, я высидела всю эту лекцию. Возьмите, пожалуйста, я принесла
его специально для вас! - Она отступила и улыбнулась. - Спасибо, ваша
светлость! Удачи вам. Я не стану вас больше беспокоить. Оревуар! Бонн шанс!
по перегородке. Шофер занял свое место.
В филигранной оправе блеснул довольно крупный бриллиант. - Кто она такая,
мистер Фрейзер?
наглая.
бренди и сельтерской. - Это как-то не совсем прилично. Но иначе была бы
сцена. - Она поднесла камень к полосе пыльного солнечного света. -
Посмотрите, какой он большой! И дорогой, наверное.
кареты. Послышался тонкий, почти неслышный визг, и на стекле осталась
блестящая бороздка.
мешайте нашей старушке пить, сколько влезет, - говорил иерарх с обычной
своей убийственной иронией, - говорить, что хочет, флиртовать, с кем хочет,
лишь бы только не было скандала. Вы можете считать свою задачу успешно
выполненной, если сможете удержать нашу маленькую Аду от игральных
автоматов?. Прежде шансов на подобную катастрофу было немного, поскольку в
ее сумочке хранились лишь билеты и немного мелочи, но бриллиант серьезно
менял положение. Теперь придется удвоить бдительность.
дверях казались вполне надежными, а неизбежные глазки для подсматривания
Фрейзер отыскал и заткнул в первый же день. Ключи от номеров он хранил у
себя.
удовольствие побыть в ее ученом обществе, а долги миледи быстро съели и это
немногое. Скудной выручки из билетной кассы едва ли хватит, чтобы купить
билеты до Лондона.
вновь.
Чарльстон и Ричмонд?
мистер Фрейзер?
без задержек. - Если он и покривил душой, то лишь отчасти - платили
действительно без задержек...
расстроилась леди Ада. - Боже, а ведь сколько вы со мной мучаетесь, мистер
Фрейзер. Я и понятия не имела.
вознаграждением.
тронули черепаховую ручку дорожного зеркальца.
непроизвольно поднял руку и коснулся своей бугристой щеки. Седые бакенбарды
не скрывали шрамов. Заряд дроби в лицо. Боль иногда еще давала о себе знать,
особенно перед дождем.
сделала знак, чтобы Фрейзер подошел поближе, и печально вздохнула.
правду. Я что, действительно заурядный синий чулок?
шестеренок, фрикционное тепло и масляные брызги заполняют воздух
предгрозовой мглой. Черные, без единого шва, ленты мостовых; несметное
множество ручейков, по которым бешено несется перфорированное кружево
информации; призраки истории, выпущенные в этот жаркий сияющий некрополь.
Бумажно тонкие лица надуваются, как паруса, изгибаются и скручиваются,
катятся по пустынным улицам; человеческие лица - заемные маски, объективы
всепроницающего Ока. Отслужив свое, каждое лицо крошится, хрупкое, как
пепел, обращается в сухую пену информации, в биты и в пиксели. Но сходит со
сверкающих валов Города новая ткань догадок и проблем, неустанно вертятся
стремительные веретена, миллионами стряхивая невидимые петли, а в жаркой
бесчеловечной тьме данные плавятся и сливаются, вспененные шестернями в
пузырчатую пемзу скелета, опущенную в грезящий воск, чтобы смоделировать
плоть, совершенную, как мысль...
молнии проспектов, переохлажденный газ неба, лабиринт, где Око ищет
собственный свой взгляд, перескакивая квантовые разрывы причинности,
вероятности и случайности. Электрические фантомы вброшены в бытие,
исследованы, расчленены, бесконечно итерированы.
почти-живущее, вплетая корни мыслей в жирный перегной собственных
сброшенных, как листья, отражений, ветвящееся мириадами молний все выше и
выше, к сокровенному свету прозрения.