Чтение 19–й страницы книги ~В зените~

оценкой, обычно - 60-70. Вероятно, это были проценты новизны и добротности
добытых знаний. Прилежные получали новый блок на миллион ячеек, прилаживали
его к спине и отбывали. Тут же происходили и экзекуции. На моих глазах
какого-то легкомысленного семинулевку-неудачника, получившего оценку 20,
размонтировали, несмотря на жалобное верещание и посулы исправиться. Блоки
его вынули, записи стерли и передали отличившемуся самодовольному М
(математику). Благодаря прибавке М сразу перешел в девятинулевой разряд.

А я, глядя на всю эту кутерьму, волнуясь, тасовал в уме варианты
убедительных речей. Я понимал, что времени для размышления у меня не будет.
Увидев Аксиома, я должен мгновенно понять, с кем я имею дело, и выбрать
самую действенную дипломатию. Наконец дошла до меня очередь. Резкий свисток
известил, что Он свободен, наверху над лестницей раздвинулись створки,
громадные, как ворота гаража. Переступив порог, я увидел широкий коридор,
вдоль которого за сеткой стояла стационарная вычислительная машина,
собранная из стандартных блоков с квадратиками "дважды два" на каждом, с
фотоглазами, со ртами-рупорами и с частоколом ушей. А под ушами бежала,
мерцая, световая лента из нулей-нулей-нулей...

Длиннющий коридор тянулся бесконечно, исчезая в сумраке, и справа и слева.
Я остановился в недоумении, не зная, куда повернуть, и тут рты-рупоры
загудели разом:

- Ты хотел видеть меня, агрегат, сделанный из органиков. Смотри! Аксиом
Великий перед тобой.

Рупоры говорили разом во всю длину коридора, и каждое слово дополнялось
раскатистым эхом: "ом-ом-омммм... ий-ий-ийййй..."

"Боже мой! - подумал я. - Так это и есть Аксиом. Он - машина. Правду
сказали мне восьминулевки: "Он создал нас по своему образу и подобию". А я
не поверил тогда".

И припомнилось, что Гилик говорил мне перед вылетом. На Эаропе находился
завод машин марки "Дважды два". Видимо, среди них была и машина-память
высокого класса с самопрограммированием. Подобным киберам всегда дают
критерии: "Что есть хорошо и что есть плохо". Помнить хорошо, забывать
плохо, считать хорошо, ошибаться плохо... Эту машину тоже бросили за
ненадобностью, однако не учли, что она была еще и саморемонтирующаяся. И
оставленная без присмотра, она починила себя, восстановила завод, наладила
монтаж исследовательских машин "по своему образу и подобию", всю эту
бессмысленную возню по накоплению никому не нужных сведений.

- Кураторы доложили мне, что ты уклоняешься от исследования, - загудели
рупоры.

Я подождал, пока эхо замерло в глубине коридоров.

- Ваши кураторы не понимают, как коротка жизнь человека. Мне пятьдесят два
года. В среднем люди живут около семидесяти.

- Не беспокойся, - прогудел коридор. - Ты проживешь достаточно. Научные
силы моей планеты сумеют продлить твою жизнь на любой заданный срок. Уже
установлено, что тебе необходим газообразный кислород, который ты
всасываешь через разговорное отверстие каждые три-четыре секунды. Уменьшив
концентрацию всесжигающего кислорода в тысячу раз, мы продлим твою жизнь в
тысячу раз. Установлено также, что питательные трубочки внутри твоего тела
засоряются нерастворимыми солями кальция. Мы их прочистим крепким раствором
соляной кислоты. Установлено также, что среда - ерунда, у тебя есть
биопрограмма, записанная на фосфорнокислых цепях, и в ней отмечен срок
жизни. Мы найдем летальный ген и отщепим его во всех клетках. Установлено
также, что твой головной блок отключается после шестнадцати часов работы.
Мы будем выключать его через три минуты, я ты проживешь в тысячу раз
больше. Кроме того, установлено, что, получив задание с критерием
"интересно", ты можешь обходиться без выключения... Видишь, как много мы
сделали за короткий срок. Мы, Аксиом Всемогущий, мы можем все...

И тут я не выдержал: расхохотался самым неприличным образом. Оказывается,
это болтающее книгохранилище, этот коридор бараньих лбов, это кладбище
ненужных сведений помнило все, но нисколечко не умело рассуждать. Оно
списало дубовые умозаключения девятинулевых Ва, Вс и прочих и, даже не
сравнив их, не заметив противоречий, выдавало мне подряд. Аксиом
действительно знал все, что знали его подчиненные, но ни на йоту больше...

- Я понимаю все, но объясни, что ты подразумеваешь под этими невнятными
словами, - недовольно прогудел всезнающий.

- Они выражают радость, - схитрил я. - Мне радостно, что я могу оказаться
тебе полезным. Твои кураторы ограниченны. Ты научил их собирать знания, но
они не умеют рассуждать. Не получили программу на рассуждение. Я дам тебе
эту программу, если ты разрешишь мне удалиться с миром, покинуть твою
планету завтра же.

- Я знаю все, - заявил Аксиом. - Но поясни, что ты понимаешь под термином
"рассуждать".

- Рассуждать - это значит сопоставлять и делать выводы, - сказал я, - в
частности, сопоставлять вычисления с фактами. Дважды два - четыре в
математике, а в природе - дважды два - около четырех. Формулы суши хороши
для суши, а на море нужны формулы моря. Верное здесь неверно там; за
горизонтом "так" превращается в "иначе". Мир бесконечен, мы знаем только
окрестности и правила окрестностей считаем аксиомами... - В общем повторил
то, что писал для восьминулевых в алгоритме.

После пятидневной голодовки у меня стоял звон в ушах. Предметы то
размывались, то съеживались, как в бинокле, когда наводишь на резкость.
Только головокружением могу я объяснить, не оправдать, а объяснить мою
топорную откровенность.

Аксиом прервал меня:

- Мир не бесконечен. Я его создал и знаю в нем всђ. Аксиомы даю я. Они
безупречны, потому что я не ошибаюсь. Ошибаешься ты. Ошибаться плохо. Не
тебе учить меня, жалкий десятинулевик с замедленными сигналами. Посчитай,
сколько у меня нулей.

Он ярче осветил ленту, бегущую под карнизом. Нули-нули-нули. Лента бежала
беспрерывно. Наверное, она замыкалась где-то сзади.

- Я сосчитал, - съязвил я. - Нуль равен нулю, и тысяча нулей равны нулю. В
итоге - нуль. Ты это знаешь сам.

И тут я услышал рокот за спиной - ворота сходились. Одновременно с потолка
начала спускаться сетка, ограждавшая Аксиома. Я вынужден был попятиться и,
отступив, полетел по ступенькам. Так кончались здесь аудиенции. Гостя
просто спускали с лестницы.

Я вернулся к себе в приподнятом настроении, по-детски радуясь, что проявил
и доказал свое превосходство над самой премудрой машиной планеты. Что будет
дальше? Не знаю. Придумаю. Как-нибудь перехитрю это литье, не умеющее
рассуждать. А пока надо набраться сил. Я роскошно поужинал и завалился
спать.

И был наказан за беспечность. Во время сна мои стражи унесли и спрятали
скафандр. Безвоздушность держала меня надежнее всяких запоров. Вообще режим
стал строже. Прогулки отменили, меня не выпускали даже в зал сухого
бассейна. Мои друзья А, В и С почти не разговаривали со мной. Лишь изредка,
заглянув в дверь, спрашивали по своему катехизису.

- Помнить хорошо?

- Смотря что, - отвечал я.

- Забывать плохо?

- Смотря что. Лишнее надо забывать.

- Ошибаться плохо?

- Смотря когда. На ошибках учатся. Однажды А спросил меня:

- "Смотря" - это и есть ключ к рассуждению?

- Я вам давал алгоритм рассуждения. Вы его стерли.

Машины скосили друг на Друга глаза, как бы переглянулись.

- Твой алгоритм подрывает знания. Ты враг знаний!

- Я не подрываю, а продолжаю знания. Здесь так, а за горизонтом иначе.