Чтение 65–й страницы книги ~В зените~

- Он хочет быть пророком в своем отечестве, - язвит Гилик.

А Дятел (вредный этот космический Дятел, совсем непохож на моего
ироничного, но доброжелательного учителя) тянет свое:

- Вы полагаете, что это целесообразно?

- Но мне же не поверят! - кричу я. - Мне просто не поверят, если я явлюсь с
пустыми руками.

- А зачем нужно, чтобы вам верили?

Опять вступает Граве:

- Еще раз вспомни, Человек, свой экзамен по астродипломатии. Ты сам
говорил: "Этим огнеупорным рано вступать в Содружество Звезд; они еще не
научились рассуждать, доверяются чужому разуму, ищут пророков и слепо
следуют за ними". Мы не собирались превращать тебя в пророка, нам,
звездожителям, нужны товарищи, а не приверженцы. Нарочно пригласили в Шар
не политика, не ученого, а литератора - глаза и язык планеты,
профессионального рассказчика. И нарочно приглашали фантаста, чтобы раз
навсегда снять вопрос "было или не было?". Пусть твои читатели не доверяют
тебе, пусть считают все выдумкой, пусть даже не обсуждают: было или не
было? Нравится или не нравится? - вот что важно. Рвутся ли они в такое
будущее? Согласны ли заботы наши делить, не только открытия, но и заботы?
Хочется ли им ломать голову над переустройством природы, проектировать
солнца, планеты, климаты, океаны, сочинять сто тысяч географий ежегодно,
или же они довольны одной-единственной географией, склонны лелеять каждый
островок, каждую протоку, закат на Финском заливе, Невку Большую, Невку
Малую, рощицы, пруды, болота, кочки? Переделывать или беречь? Или и беречь
и переделывать? Пусть обсудят, поспорят. Споры возбудить - вот твоя задача.

- А ему так хотелось быть пророком, - подковыривает Гилик.

Я подумал, что сувенирчики какие-нибудь я все равно прихвачу. Гилика хорошо
бы "забыть" в кармане в наказание за его ехидство.

Но Дятел как бы услышал мои мысли. Вероятно, в самом деле слышал. Сапиенсы
это умеют.

- Мы попросим помочь нам выдержать принцип. Вам придется надеть земную
одежду, тщательно проверить карманы. Впрочем, при перемещении в зафон все
лишнее устранится автоматически.

- Может быть, вы и память сотрете? - зло сказал я.

- Наоборот, зафиксируем насколько возможно. Вот записи придется оставить
тут. Кроме тех, что в земном блокноте. Записи перечитай, запомни как
следует...

- А что мне записи? - обозлился я. - Меня позвали сюда, чтобы вынести
впечатление. Впечатление сложилось: черствый вы народ, господа
звездожители. Пригласили в гости, теперь гоните. Ну и пожалуйста. Часу не
хочу быть у вас. Отправляйте немедленно.

- Немедленно? Ты говоришь обдуманно?

- Обдуманно. Нечего мне делать у таких хозяев. Отправляйте.

И тут оказалось, что и они готовы к отправке. В моей комнате меня уже ждет
земная одежда: костюм с голубой ниткой и драповое пальто, ещђ сохранившее в
себе ленинградскую сырость. Переодевшись, я демонстративно вывернул
карманы. Душу отводил. Все равно операторы исключили бы при перезаписи
любой сувенир, даже, если бы я проглотил его.

Знакомые, сто раз исхоженные коридоры ведут меня к межзвездному перрону.
Направо, налево, еще раз налево и опять направо. Вот и платформа с рядами
раздвижных дверей, похожая, на переговорную Телефона - Телеграфа. Из той
синей двери я столько раз отправлялся на Оо, из той крайней - на Эароп к
восьминулевым...

- Прощай, Человек, - говорит Граве. - Привык я к тебе, скучать буду. И
волноваться. Как ты там уцелеешь на своей Земле без страховочной записи?
Прощай! А может, и встретимся. Ведь я куратор твоей спиральной ветви.
Может, и окажусь на Земле.

- Будь последовательнее, Человек, - важно говорит и Гилик, протягивая
по-земному лапку.

Двери кабины сдвигаются, и исчезают за ними навеки пятнистый скелет и
металлический чертенок на его плече, хвостиком обхвативший свою талию.

Зажигается табло с надписью: "Набирайте на диске место назначения. Не
ошибайтесь в буквах".

Набрал. Остается нажать клавишу.

Вздохнул тяжело.

Нажал.

Знакомое испытание. В кромешной тьме нечто хватает тебя за руки и ноги,
начинает выкручивать. Суставы выворачивает, шею выламывает, глаза
выдавливает. Терплю, столько раз терпел, в последний раз терплю. Вот уже
назад крутит. Еще немножечко!

И обалдевший, потерявший дыхание от боли, с вытаращенными глазами...

Сижу на мокром камне в пустынном осеннем парке.

Сумерки. Ветер несет облака, разорванные на клочья, горстями сыплет брызги
в лицо. Уныло гудят, качаясь, голые стволы осин. Почерневшие листья плавают
в пруду. Затоптана в грязь мокрая мочалка сгнившей травы. Осень. Ленинград.

Словно и не было приглашения в зенит.

Было ли?

Путешествие завершилось, и книга моя закончена, в сущности. Но очень мне
хочется описать во всех деталях возвращение, описывая, пережить все
треволнении первых часов на Земле.

Сначала ведущим чувством было умиление. Все вызывало умиление:
пронзительная свежесть сырого воздуха, запах почвы, бурые пальцы корней,
чистота осиновой коры, умытой дождем. Я вел себя несолидно. По-есенински
обнимал встречные березки и, кажется, прыгая на одной ноге, приговаривая:
"Зем-ля, зем-ля, зем-ля!" И умилился облаявшей меня дворняге - настоящему
земному псу, сварливому, со свалявшейся в космы мокрой шерстью.

Неизменности я радовался больше всего. Дым Отечества сладок, если он
пахнет, как в детстве. Странника огорчают перемены, он хочет, чтобы жизнь
поджидала его. Пусть на прежнем месте будет прошлое.

Умилительное вчера! Те же серые от дождя заборы вдоль заколоченных дачек.
Те же голенастые краны во втором ряду за дачками. Такие же струи в колеях и
кюветах, и так же дождь шелестит, и так же скрежещет трамвай на кольце,
кажется, та же кондукторша в пустом прицепе с сумкой и ремнями
крест-накрест, как у санитарки - боевой подруги. Прекрасный подлинный
земной человек! Надень анапод, сними анапод, все едино - останется
человеком. Расцеловать бы ее, первого встреченного человека, да боюсь, не
оценит порыва, расшумится, милицию вызовет. Не хочется тратить время на
протокол о причинах целования кондуктора при исполнении служебных
обязанностей.

- А деньги будем платить, гражданин?

- Ах да, деньги! Я и забыл, что на Земле полагается платить деньги. Да есть
ли у меня? - Лезу в карман, нащупал кошелек. Прекрасно Мелочь есть и еще
четыре трешки. Откуда же столько? Помнится, я почти все деньги оставил в
гостинице на билет. Может быть, сапиенсы наделали мне атомных копий? Это
хорошо бы - атомные копии - доказательство, все точечки одинаковы, все
ворсинки и потертости сходны. Нет, не копии! Даже номера различны. Видимо,
Граве привез деньги, сунул мне на дорогу в кошелек. Ну что ж, спасибо за
заботу, дружище. Могу ехать прямо на вокзал. Вокзальная сутолока. Журчат
тележки носильщиков, бегут женщины с узлами, волокут детишек. И я бегу,
поддаваясь темпу, хотя времени предостаточно. Душная полутьма купе, номер
четный, верхняя полка, что может быть лучше? Поднял, как полагается, не
разучился, расстелил наматрасник, подоткнул суровую вагонную простыню, лег,
потянулся, лопатки расправил. И вспомнилось, как мечтал об этом мгновении