любым разговором, Котов слышал машину.
шкива, каждой шестеренки, безошибочно определял, какая деталь сработалась,
какую нужно сменить заблаговременно. На людях он не стеснялся
рекламировать машину, а сам неустанно размышлял о переделках и очень часто
после смены говорил:
прорези сделать поуже, тогда плавить придется меньше и мы будем быстрее
резать. Правильно? Надо отрегулировать подачу, а зубья чуть-чуть
наклонить...
сочувствием, немножко с завистью. Так пожилые, усталые неудачники смотрят
на юных мечтателей, еще не думающих о мелях и подводных камнях. Ковалев
был моложе инженера лет на пятнадцать, но сам себе казался гораздо старше.
отрегулировать подачу, чуть наклонить зубья, и не ворчал, когда на
следующий день сконфуженный конструктор чистосердечно признавался:
задержаться вечерком, переделать по-старому.
проходил день, два, и он готов был к новым опытам.
надо их сточить. Сегодня мы поработаем после смены...
сих пор она за смену поднималась на один-два градуса, а теперь стала
повышаться на десять-двенадцать. Котов встревожился, остановил машину,
потребовал усиленной разведки. И в тот же день в забой пришли два существа
в глазастых шлемах - одно в костюме большого размера, другое - в самом
маленьком. Они принесли с собой знакомые Ковалеву подземно-рентгеновские
аппараты. Устанавливал их высокий геолог, а тот, что меньше ростом,
указывал и поправлял. Они долго объяснялись между собой, а потом с
Котовым, и так как смена уже кончилась, все вместе пошли к выходу.
Раздевалка находилась в зоне комфорта. Здесь строители лавопровода
оставляли скафандры и превращались в обыкновенных людей. Ковалев снял свой
костюм, помог отстегнуть шлем низенькому геологу, и вдруг из асбестового
шара выглянули черные волосы с прямым пробором и удлиненные глаза.
басом.
словно в бане, да еще микрофон искажает.
какого цвета небо.
сам перевел разговор:
двести отсюда. Вели съемку подземного очага. Он большой, восточная часть
под океаном.
Тартаков. - Она показала на своего высокого спутника.
ученый, в Москве в университете лекции читал... Сейчас пишет книжку о
вулканах, приехал к нам собирать материал.
знающий человек... и культурный, любит театр, сам играл на сцене...
самый редактор, который в свое время задерживал статью о Викторе. Но те
споры давно прошли, фамилия редактора-интригана забылась. Мысли Ковалева
пошли иным путем.
уже в отставке? Эх, девушки, девушки!"
погоды. Директором там профессор Дмитриевский, а Саша его заместитель по
Сибири и Дальнему Востоку.
ваших сердечных тонкостей не понимаю. Саша ждет тебя, томится, тоскует.
Объясни мне, почему он там, а ты здесь? Кто тебя держит?
меня держит. Вы приезжаете сюда на три года по контракту, а я здесь
родилась. Эта электростанция для моей земли, для меня лично, а я вдруг
брошу стройку на кого-то и уеду!
села. Родина - это не село у реки. Я сам челябинский, а контузило меня над
Клайпедой. Вот как бывает. В Литве сражаются за Челябинск, в Москве
работают на Камчатку. Я бы на твоем месте не сомневался. Если любишь -
поезжай к нему, а не любишь - напиши прямо, откровенно.
Александр Григорьевич меня упрекал, теперь вы сердитесь... А если я все
брошу, чтобы варить ему обеды, он сам уважать меня не будет. Привыкнет и
начнет скучать. Пусть подождет год, я хоть на стройке побуду, немножко
поумнею. Не так просто сберечь любовь, Степан Федорович... - Тася махнула
рукой и не договорила. На глазах у нее показались слезы, она закусила губы
и отвернулась.
получается просто, у каждого свои горести, свои затруднения. Вот у него,
например...
собирается плакать, как обыкновенная девушка... как Эвридика в подземном
царстве. Утешьтесь, Эвридика, здесь я могу быть вашим Орфеем. Идите за
мной, я выведу вас к Солнцу, к небу... и к ближайшей столовой, где нам
дадут дежурные биточки в томатном соусе...
Неизвестно было, возникли очи недавно или прежняя разведка упустила их.
Горячие пары пробивались из недр вулкана по этим трещинам, накаляя
окружающие породы. Обходить опасную зону было нельзя, лавопровод должен
был идти прямо, как луч, чтобы никакие повороты не задерживали лаву.
Поэтому Котов продвигался вперед с опаской.
появлялся Тартаков. Часто вместе с ним приходила и Тася. Обычно Тартаков
был мрачен, разговаривал сквозь зубы, намекал, что работа в лавопроводе
для него падение. Но в присутствии Таси он оживлялся, подробно рассказывал
про московский балет, напевал арии, называл девушку Эвридикой и все
твердил, что это он Орфей, призванный вывести Тасю из подземного мира.
к Ковалеву и обиняком наводила разговор на одну и ту же тему - посещение
Гипровулкана.
и особенно лабораторию, которую Грибов показал ему.
завод, - восхищался Ковалев. - И Грибов там полный хозяин. Не понимаю,
почему он ушел оттуда. Я бы остался...
поймете, что мне надо быть здесь, на стройке, а Александру Григорьевичу -
в бюро, там, где решают, обсуждают, предсказывают. У каждого есть своя
линия... свое настоящее дело... призвание, как говорится.
своем месте в жизни, Мовчан - о чутье... И эта девчонка туда же...
Призвание, линия!
себя, поступиться ничем не хотите! Призвание для себя, и любовь для себя,
и... все, как мне лучше. Вам настоящее дело... а другим бросовое, третий
сорт...
обращай внимания, Тася.
щекотливый разговор. Она приступила к нему издалека - пожаловалась, что на
вершине вулкана слишком много работы. Двенадцать буровых! Ведь их за два
дня не обойдешь. Она уже просила себе помощника, но его еще надо обучать.
Потом припомнила, что Виктор управлялся и без помощника, когда у него был
вертолет, и под конец сообщила главное: вертолет ей могут дать, потому что