конструкторы требовали два года на проект и еще два - на испытание и
освоение. А тут пришел этот фанатик Котов со своим комбайном, и мы
поверили ему. В общем, сейчас отступать поздно, надо пробиваться вперед.
Но вот беда, товарищ Ковалев: Котов слег, вы уходите... Кто будет работать
на комбайне? Может быть, вы потерпите месяц, полтора, пока мы подготовим
машинистов на три смены? Я напишу на вашем заявлении: "Уволить с первого
октября". Не возражаете?
катастрофой, болезнью изобретателя, его поручениями, новым тормозом и
укреплением окошка... Он взял листок из рук Кашина и спокойно разорвал
его.
доставить Виктора на вершину Горелой сопки. С этими же словами сейчас он
пробивается к сердцу вулкана.
миллионы тонн камня. Если они сдвинутся, от человека не останется мокрого
места. Вулкан коварен и беспокоен, он встречает пришельца духотой, зноем,
горячим паром, он может напасть каждую минуту. Но летчик Ковалев не
подведет, не сбежит, никому не уступит своего почетного, самого опасного
на стройке поста. "Надо пробиться вперед", - сказал Кашин. Сделаем,
товарищ начальник!
рифму, как в песне. Можно напевать эти слова, сидя за рычагами... Пусть
песня нескладная и не подходит для подземного машиниста, но это первая
песня, которую Ковалев напевает с тех пор, как он оставил небо.
встретиться ни разу.
несколько месяцев не мог найти Тасю. Она была тут же, на строительстве,
только за двести километров от городка, в разведочной партии.
же день. Но Елена не попадалась на улицах городка. В списках сотрудников
Вулканстроя не оказалось ни Тартаковой, ни Кравченко. Только случайно два
месяца спустя Тартаков узнал, что Елена работает на уединенном острове
Котиковом. Она жила тоже в Камчатской области, но ехать к ней было не
ближе, чем из Москвы в Горький, и гораздо труднее.
Чтобы объехать всю стройку, нужно было потратить неделю. Пожалуй, только
Кашин имел возможность осматривать ее каждый день, даже не выходя из
своего кабинета.
передающие изображение, были в то время новинкой, как радио в 20-х годах.
В довольно громоздких аппаратах рядом помещались иконоскоп - передатчик
изображения и кинескоп - приемник изображения. В городах видеофоны еще не
могли вытеснить телефонную сеть. В сущности, при обычных телефонных
разговорах нет необходимости видеть собеседника. Но на крупных заводах и в
особенности на больших, разбросанных стройках видеофоны пришлись к месту.
И Кашин с удовольствием поставил такой аппарат рядом с письменным столом.
Теперь, не тратя времени на разъезды, он мог видеть, что происходит на
самых отдаленных площадках.
пенистые гребни волн, простор океана, портовые краны, похожие на журавлей,
вместительные грузовые суда, тяжело осевшие в воду.
Еще поворот - железнодорожная станция, забитая составами, толкутся
маневровые паровозы, переговариваясь крикливым тенорком... Еще поворот -
подмостки длинных пакгаузов, мешки, прикрытые брезентом, деревянные
строения, запорошенные белой известковой или серой цементной пылью, -
центральный склад стройки... Новый поворот - и перед глазами широкая
улица, ряды двух- и восьмиквартирных сборных домиков с крутыми крышами,
прямоугольные узоры фундаментов, над ними - краны. Там, где возвышается
один из кранов, строится клуб, другой обозначает больницу, третий -
будущий горсовет будущего Вулканограда.
авторемонтные, арматурные, столярные. Визжат дисковые пилы, распиливая
дрожащие доски. Грохочут бетономешалки, мотая угловатыми головами,
сплевывают в кузовы самосвалов серый студень бетона. Затем на очереди
базальтолитейный комбинат. Сейчас это голое изрытое поле с кучами рыжей и
черной глины. Но Кашин хорошо знает, как преобразится этот пустырь. Вот
отсюда придет лава, здесь будут формы для базальтового литья, отсюда пар
пойдет на турбины, а горячая вода - в оранжереи, на южный склон горы, где
уже торчат железные ребра будущих строений.
а на строительных площадках.
инженеры. Как выглядит площадка - вот что меня интересует.
лоб, сливающийся с лысиной, заметные мешки под усталыми глазами, и,
дожидаясь своей очереди, слушали ровный, никогда не повышающийся голос:
Теперь разглядел - порядок. А что это за кучи справа? Нет, вы не туда
смотрите: от меня справа, от вас слева. Экран искажает? Хорошо, я буду у
вас завтра с утра и посмотрю, кто искажает: экран или вы... Я вас
спрашиваю, сколько уложили бетона в фундамент. Не сколько уложите, а
сколько уложили... Я вижу, вам придется сдавать дела. Чхубиани справится с
двумя участками. Что? Хотите кончить опору? Нет, так не выйдет, чтобы вам
досталось легкое, а тяжелое другому. Сдавайте дела немедленно, по
состоянию на сей час. Дать отсрочку? Да нет, зачем нам обманывать друг
друга? Вы же слабый инженер, поучитесь работать у Чхубиани... Завтра вам
дадут два вагона стекла, товарищ Лапшин. Приступайте к изготовлению рам
для парников. Как вы разместили новых рабочих? Нет, временных бараков я не
разрешаю, это самые долговременные сооружения на свете. Сейчас тепло,
пусть рабочие неделю пробудут в палатках, но через неделю должно быть
готово настоящее жилье. В следующую среду я проверю. Вы же знаете, я
никогда не забываю проверить.
галерея, облицованная вогнутыми плитами. Галерея слепая, она упирается в
стенку. Но это не забой, в стене видна стальная дверца. Вот она
открывается, изнутри выходит человек в комбинезоне, с гаечным ключом в
руках.
девятнадцать метров.
геологов-разведчиков. Черноволосая девушка сидит у аппарата. Это Тася.
Аппарат обыкновенный подземно-рентгеновский. На его экране, как обычно,
серые полосы различных оттенков - пласты горных пород. Среди них - косой
след, словно ход дождевого червя. Кашин с удовлетворением глядит, как
ползет к нижней кромке темное пятнышко - электрический бур.
- нетающие льды. Сейчас там пасмурно, вершина в облаках, идет густой снег,
вместо вышек видны смутные тени. Перед Кашиным возникает лицо бурового
мастера. Из-под меховой шапки, усыпанной снегам, торчит задорный чуб,
блестят щеки, мокрые от снега, блестят глаза, блестят ровные зубы. Так и
хочется сказать: "Экий бравый парень! Что за молодец!"
на крышу камни кидал. Но нас не запугаешь. Мы, Мовчаны, лихой народ,
запорожских казаков потомки. Дед мой самых горячих коней объезжал. Другие
подойти боятся, а деду чем злее конь, тем приятнее. Но старому и не
снилось, что внук его сядет на вулкан верхом и будет шпорой его горячить.
сегодня?
двадцать пять. Это я, Мовчан, говорю.
сонливость, одышка и тошнота. Все эти неприятности зависят от недостатка
кислорода и подстерегают человека выше трех-четырех километров над уровнем
моря.
Когда она прибыла наверх, по календарю стоял июль, но вокруг лежали снега,
и ртуть в термометре держалась ниже нуля. Вода в кастрюлях кипела при
восьмидесяти градусах, и повар жаловался, что приходится варить пищу вдвое
дольше, чем полагается, и все-таки она полусырая.
Мороз Александра
Контровский Владимир
Херберт Фрэнк
Муркок Майкл
Посняков Андрей
Пехов Алексей