венец рассыпался, как спички. Сосна описала полукруг, ветви ее хлестнули
Елену. Она схватилась за них инстинктивно. Но у сосновой кроны возник
водоворот. Елену неудержимо потянуло под ветви. Она сопротивлялась как
могла, напрягая мускулы, обдирая кожу иглами. Однако вода была сильнее.
Вода отрывала руки, хлестала мокрыми ветками по лицу. Елена вцепилась в
колючую ветку зубами. И тотчас же другая гибкая и упругая, ветвь уперлась
ей в лоб, как будто хотела утопить. Елена отводила голову, ветка следовала
за ней. Борьба уже происходила под водой.
утопленница, мокрая, жалкая, некрасивая. Всем будет неприятно смотреть на
меня... и страшно дотронуться".
нехотя отступала, возвращаясь в свое логово после разбойничьего набега на
сушу. Соленая пена схлынула и оставила на берегу мокрые бревна
разрушенного дома, сосну, засевшую в стропилах, и женщину, запутавшуюся в
колючих ветвях.
громыхал гром, непривычный в это время года. Океан не хотел успокоиться,
тяжелые черные валы накатывали на берег, ворочали камни, пробовали
крепость скал. Эти валы были гораздо меньше первого, самого страшного, но
все-таки вдвое выше, чем обычно в бурю.
поднимался пар. Переодеться было не во что. Лучшие платья утонули вместе с
чемоданом, те, что похуже, были погребены в разрушенном доме. Наступившая
темнота заставила подумать о ночлеге. Мужчины нашли брезент, расстелили у
костра, укрыли детей. Начиналась скудная жизнь потерпевших крушение. Даже
на помощь звать было некого. Взбираясь по скале, радист уронил на камни
рацию, что-то повредил и не мог исправить. Он возился у аппарата и
напрасно взывал:
блестели. Он сидел рядом с Еленой и жалобным голоском скулил:
подобие шалаша. Топора не было, он тоже остался в доме.
Завтра с утра отец пойдет починит.
детям. И женщинам не место. Уеду отсюда, немедленно, завтра же. Все равно
работа загублена, материалы утонули. О себе тоже надо подумать".
землетрясением она энергично распоряжалась, в воде судорожно боролась за
жизнь. Но сейчас возможная гибель представлялась ей во всех вариантах. Она
вздрагивала от ужаса и ожесточенно твердила:
И вслед за короткими сумерками к костру подступила тьма, угольно-черная,
первобытная, непроглядная. Беззвездное небо, океан и скалы - все
превратилось в черную стену. Из тьмы доносился глухой и грозный шум
прибоя. Порывами налетал сырой ветер, крутил едкий дым. Казалось, на свете
не осталось ничего, кроме тьмы и костра, у которого ютились последние
уцелевшие на земле люди. Елена чувствовала себя несчастной, одинокой,
заброшенной.
пристальнее вгляделась в темноту и увидела две звездочки - красную и
зеленую. Звук приближался, звездочки - вместе с ним.
вертолет.
поддерживал пассажира, у которого была забинтована голова. На повязке
проступали ржавые пятна. Человек этот был бледен и, видимо, чувствовал
себя плохо, но не потерял своей порывистой подвижности.
вас. Ваша фамилия Кравченко, кажется? Будем знакомы. Я начальник штаба,
Яковлев. Ну, как у вас, все живы, здоровы?
раздражением. Ей было неприятно, что вопрос Яковлева прозвучал почти
шутливо. - Дом обвалился, документы утонули, дрова подмочены, есть нечего,
- продолжала она, как бы упрекая Яковлева.
переполнен воплями о помощи. Страшнее всего за границей. На Таналашке
настоящая катастрофа: смыты в море рыбацкие поселки и бараки
законтрактованных рабочих. Владельцы-то спаслись - они на всякий случай
поверили нам и уехали, но о рабочих и не подумали. Представляете себе, что
бывает, когда крыши неожиданно валятся на голову? Разрушено много зданий,
повсюду пожары. Там - короткое замыкание, там - опрокинутая лампа или
треснувшая печь... В порту волна смыла маяк, склады... А один пароход
вынесло на берег и посадило на крышу гостиницы. Как его будут снимать
теперь, неизвестно. Погибли тысячи людей, многие тысячи... И еще погибнут.
Продуктов нет, медикаментов нет, электричества нет. Мы посылаем им помощь.
Два судна уже вышли в море.
Яковлев, подметив ее настроение, нарочно рассказал все это.
- сказала Елена.
хватает, требуйте по радио, вам доставят. Детей я могу захватить с
собой... Но взрослым придется потерпеть. Теперь станция нам нужнее, чем
когда-либо, - сказал Яковлев.
передать. Если у вас на вертолете есть связь, сейчас же установлю
аппарат...
глубинометристы по всей Камчатке, и оба судна уже в море - "Аян" и
"Алдан". Только на "Аяне" несчастье: глубинометрист пострадал, некому
вести съемку... - Яковлев сделал выразительную паузу и закончил: - Поэтому
я прилетел. Надо доставить вас на "Аян".
где уже вышел из строя один глубинометрист? Пересаживаться с вертолета на
маленькое суденышко, пляшущее в волнах? Снова рисковать, снова испытывать
судьбу? Нет, с нее хватит!
простужена. Пусть кто-нибудь другой. Мало ли глубинометристов на Камчатке?
Почему именно я?
это лишних два часа. На Вулканстрое пятьдесят тысяч рабочих и десять тысяч
машин. Все они стоят, ожидая прогноза: будет ли повторное землетрясение
или нет? Люди живут в палатках, мы им запретили возвращаться в дома.
Рыбаки не выходят в море, лесорубы не валят лес, горняки не спускаются в
шахты, школьники не учатся, врачи отложили операции. Покой, здоровье и
работа людей зависят от вас, товарищ Кравченко.
повторяла Елена.
говорил о рыбаках, школьниках и больных.
нарисовало будущее.
В Хабаровск, к аспиранту? Конечно, теперь он уже не назовет ее
удивительной женщиной. С работой будет трудно... На ней останется пятно:
она утопила документацию, отказалась лететь с Яковлевым, удрала со службы.
Выбирать не придется, лишь бы приняли куда-нибудь. Опять она будет, как в
Москве, в управлении, читать чужие отчеты и укладывать их в архив. Книгу
об океане она уже не напишет. Мнение Е.Кравченко цитировать больше не
будут. В архивах не делают открытий, точнее - делают архивные открытия,
находят чужие забытые мысли, своих мнений там не находят. И когда Витька
вырастет, ему нечем будет гордиться перед своим товарищем. Он не сможет
рассказывать о своей замечательной маме... Но все равно, она воспитает его
как следует, смелым и честным. Она объяснит ему, каким надо быть. А что,
если он спросит: "А ты, мама, всегда была смелой и честной?"
"Аяне" целы или захватить свой?
тарахтя, мчится вертолет. Вертолет не скоростная машина, но километра
два-три за минуту он покрывает. И вот минута бежит за минутой, минуты
складываются в часы, а под колесами все та же плоская равнина, нет ей ни
конца ни краю. И на этой равнине летчику нужно разыскать суденышко -
пляшущую на волнах щепку. Пусть известны координаты, пусть горят
сигнальные огни, пусть работают радиопеленгаторы. Радио утверждает, что
самолет уже на месте, где-то поблизости от судна, а внизу - непроглядная
тьма и нет ни искорки. Может быть, радио ошибается? Очень возможно. В
воздухе разряды, ночь грозовая, передача то и дело замирает.