страшно. Пусть был бы здесь аспирант... Нет, он мягкий... ему самому нужна
поддержка. Лучше такой, как Виктор, вечно озабоченный, как бы не
сплоховать, как бы вести себя образцово. А еще лучше - Яковлев, человек,
который точнее всех знает, кому и когда выходить на простор, когда быть
осторожным и когда отважным.
Желает успеха. Велел передать, что он еще хочет продолжить разговор...
Да, да, впереди еще много хорошего. И разговор о просторах будет
продолжен...
"шестьдесят... шестьдесят пять... семьдесят..." Потом послышался тоненький
писк радиотелеграфных сигналов, бесконечные вопросы:
штабе? Вызывайте Москву.
чуть слышный голос Грибова.
приступает к съемке? Очень хорошо. Пусть берет весь район к югу от
Таналашки. "Алдан" будет работать западнее.
Записывайте: квадрат двадцать шесть, наклон луча вертикальный. Первое
отражение шесть девятьсот. Это глубина океана. Второе отражение... Вы
слышите? Повторяю: квадрат двадцать шесть, два - шесть... Не поняли?
Дмитрий, Валентина, Анна, Шапка, Ефим, Сергей, Тимофей, мягкий знак...
спиной стояли люди. Радисты внимательно ловили каждую цифру, старательно
выстукивали про Сергея, Тимофея и мягкий знак. В Москве телеграфистки
читали вслух имена. Тотчас же техники, хмуря брови, начинали считать на
линейках. Они считали одновременно, чтобы проверять друг друга, потом
называли результат. Чертежница ставила точку на карте, и все предсказатели
придвигались ближе, чтобы разобрать цифры.
опасности, а только зеленым - некоторый излишек напряжения, почти
безопасный.
глубинометристом и могла сама представлять по цифрам примерные итоги. Она
понимала, что самое страшное прошло, под землей установилось временное
равновесие. Но, не доверяя себе, она переспрашивала:
Таналашкинская плита съехала и легла на широкое, прочное ложе. Надо было
еще выяснить, как лежит ее восточный край, самый дальний. Очаг исчез.
Теперь здесь была не очень опасная зона повышенного напряжения - зеленое
пятно.
находился в Москве, а основной докладчик - в Тихом океане, на глубине
восьмидесяти метров. Совещание обсуждало цифры, а докладчик диктовал их
одну за другой. Елена была возбуждена, забыла об опасности и усталости.
Съемка требовала точности и внимания. Нужно было не терять времени и
вместе с тем не спешить, правильно установить аппарат, подогнать уровни,
точно вести измерение.
сероватым и темное небо отделилось от черной воды, когда капитан Ховрин
сказал Елене:
порвана. Боюсь, как бы не было беды.
красные и черные пятна.
должна быть закончена.
в футляр и сказал Карповичу:
небольшие толчки. О сроках сообщим особо. Землетрясение исчерпало себя,
можно не тревожиться. Передайте мою благодарность всем сотрудникам".
человека, сделавшего свое дело. Он, полководец подземной войны, выиграл
битву, разгадал замыслы врага, и враг был отбит. Приятно, когда удается
сделать как следует порученную тебе работу.
зажмурилась от света. Напряжение работы спало, ее пошатывало от усталости.
Моряки окружили ее со всех сторон, и каждый хотел пожать ей руку.
когда лопнула эта проклятая нитка!
так и катились. Она выплакивала все страхи этой тревожной ночи, все
сомнения своей тревожной жизни, плакала об ошибках и о том, что только
сейчас ее признали настоящим человеком.
Навьюченные мешками лошади и автомашины потянулись обратно в города,
загрохотали краны, нагружая пароходы, рыбаки отвалили от причалов,
санитары понесли больных из палаток в больницу. Ковалев взялся за рычаги
включил ток, Мовчан собрал бригаду и сказал: "Держитесь, хлопцы, Степан
уже нажимает".
теперь спешила наверстать упущенное. Жизнь вошла в свою колею.
присылаете все реже, и я узнаю о Вашей жизни только из газет. Когда беру
центральную газету, первым долгом смотрю, нет ли на последней странице
сводки: "По сведениям Бюро подземной погоды, новые толчки в Армении не
предвидятся", или же: "По сведениям Бюро подземной погоды, в период от
второго по шестое сентября ожидается землетрясение в районе Северного
Памира силою до пяти баллов". И я уже знаю, что в эти дни Вы сидите над
картой Памира, считаете, проверяете, думаете. Недавно в "Огоньке" я читала
очерк о Вашем бюро и вырезала фотоснимки. Там вы стоите у стола и смотрите
на чертеж через плечо какой-то девушки. Что это за девушка? Вы не писали
про нее ни разу. Хорошо ли она чертит? Лучше меня? Верно, после работы вы
занимаетесь с ней математикой? А потом Вы провожаете ее? Как полагается в
Москве?
аппарата уже умещаются концы всех скважин. Все они сходятся к большой
пещере, осталось каких-нибудь полтораста метров. До самого конца бурить не
будут, подойдут поближе и взорвут все сразу шестого ноября, а седьмого
состоится торжественное открытие станции. На праздник ждем Вас
обязательно. Ведь станция выстроена по Вашему предложению. Это все помнят,
и Михаил Прокофьевич Кашин недавно говорил о Вас на летучке.
рабочих лавопровода. Я была у них недавно в забое. Ужасная жара,
температура грунта градусов семьсот пятьдесят. Через окошечко видно, что
камень светится красивым таким темно-вишневым светом. Работают все в
несгораемых костюмах, похожи на водолазов. Кругом вода, пар. Жар сгоняют
водой и забой поливают, чтобы камни трескались, тогда легче их выламывать.
свой подземный разведчик, даже не техник, а геолог - Вадим Георгиевич
Тартаков. Может, Вы его знаете? Он из Москвы, был доцентом в университете.
Я боялась его сначала, потому что он очень ученый, говорит, что
Вулканстрой - для него большое падение. Он прозвал меня Эвридикой и
объяснил, что в древности была такая девушка, она попала в подземный мир,
а ее друг спустился туда, чтобы выручить ее. Но на самом деле это я
спускаюсь в Пекло выручать Вадима Георгиевича, потому что он никак не
привыкнет разбирать снимки на глаз. Я советовала ему упражняться, но он
махнул рукой и сказал, что снимки тлен; как только кончится стройка, он
уедет в Москву и никогда не возьмет аппарат в руки.
По Вашим рассказам, Москва представлялась мне сплошным институтом, где в
кабинетах сидят ученые люди и задумывают новые машины, книги, проекты,
законы, чтобы всем лучше жилось. А Вадим Георгиевич пересчитывает
рестораны, где подают мороженое в горячих сливках, и комиссионные