Чтение 24–й страницы книги ~Темпоград~

Хоть и замедленная съемка, а все же какое-то движение. Вот, например, идет
на рекорд та самая Аня Фокина - любимая спортсменка Винеты. Обязательно
перед экраном толпа.

- Товарищи, я не опоздал? Еще разбегается?

- Уже оттолкнулась. Начинает замах.

- Хорошо пошла.

- Нет, слабоват толчок. Не дотянет.

- Вытащит. Я верю в Аню.

- Не вытащит. Хотите, измерим? Можно рассчитать скорость.

- Глядите, какой переворот. Плашмя над планкой.

- Заденет левой ногой. Носок вытянула бы.

И так хочется подойти к экрану, ладонью подтолкнуть Анину ногу.

Однажды (в какую-то из четвертых минут) рядом со Львом у экрана "болел"
лохматый хмурый мужчина. Потом выяснилось, что он поэт. В Темпограде
переводил индийский эпос "Рамаяну" - работа на несколько лет.

- Час убил на один прыжок, - проворчал он.

- Зачем же убивали? - спросил Лев. Сам он подошел в последнюю секунду,
когда сбитая планка уже висела в воздухе.

- Движения хочется, - вздохнул поэт. - Пусть замедленного, хоть
какого-нибудь. Надоели фотографии. Жуткое чувство: весь мир заснул, а мы
ночные дежурные. Временно выключились из времени. Скорее бы назад, в
нормальную жизнь! Вот истекут мои третьи сутки и в ту же секунду сорвусь.

- А кто вас держит? - спросил Лев. - Разве обязательно надо досиживать
трое суток?

- Совесть держит, - сказал поэт мрачно. - Такое вредное чувство.
Взялся, подрядился, обещал, не могу не выполнить. Кляну себя, но корплю,
терплю и корплю.

- Но здесь так интересно, - сказал Лев. - Передний край науки. Все
открытия делаются здесь. Центр мысли.

- Ну да, мысли здесь, а жизнь там. Мой совет, не застревай тут, молодой
человек. И не проси продления, не умоляй. Впрочем, все равно не дадут.
Трое суток - и точка.

- Я не застряну, - сказал Лев извиняющимся почему-то тоном. - Меня
привезли на три часа, сегодня же отправят обратно.

- Счастливчик! Почему так скоро?

Лев объяснил.

И тогда лохматый поэт сказал сурово:

- Никуда ты не уедешь, парень. Тоже застрянешь, по глазам вижу.

- Почему по глазам?

- Потому что не сволочь, - отрезал поэт. - По глазам это видно.

Он оказался пророком, этот мрачный скептик.

13. ОХОТНИК. 23 мая. 20:30-21:18

Лев составил свои списки, а Клактл - свои, и дело у него подвигалось,
тем более что гости приходили все реже и реже. Видимо, основные вопросы
исчерпали, а до уточнений еще не дошли. В результате Клактл без помех мог
с самого утра сидеть со своим секретарем-переводчиком, обсуждая каждую
кандидатуру на спасение из тысячи наинужнейших.

Сам себе Клактл казался очень принципиальным, но при всех своих благих
намерениях все же был пристрастен. На тысячу очередников - первой и второй
очереди - пришлось девятьсот жрецов, прочие места были отданы властелину,
его родне и придворным. Среди жрецов в подавляющем большинстве были
младшие, практики, Лев сказал бы "технари" - посвященные в тайны звезд,
чисел, руд, камней, дворцов и мостов. И конечно, все поголовно были из
Нижнего царства. Клактл просто не знал никого в чужих странах. Конференций
на Тое не было, монографии не издавались и не переводились; тайны
передавались изустно, шепотом, чужестранцам не выдавались даже под пыткой.

- А простые люди? Мастера? Земледельцы? - напоминал Лев.

- Серая скотинка, - отмахивался тоит. - Роются в грязи, храмов не видят
даже.

- Но храмы-то они строили.

- Храмы создавали жрецы. Волю богов воплощали в камне.

Лев вспоминал некрасовское: "Папаша, кто строил железную дорогу?" -
"Инженеры, душенька".

В конце концов десять раз перечеркнутый и переправленный список был
переписан набело. Клактл потребовал аудиенции у "верховного жреца
волшебного города под колпаком". Имелся в виду Гранатов.

Лев пожал плечами, но пошел к секретарю Гранатова. Результат получился
неожиданный. Президент пригласил к себе Льва без тоита.

Польщенный юноша добрых пять секунд просидел в кабинете Гранатова,
восхищаясь быстротой и точностью президента. На селекторе один за другим
вспыхивали экраны. Гранатов выслушивал, давал четкие указания, тут же сам
кого-то вызывал на экран, мгновенно переходя от одного дела к другому,
казалось бы, противоположному. Лев дивился, сколько знаний вмещается в
этой седой с залысинами голове и сколько тем эта голова может держать в
себе одновременно. По любому вопросу Лев попросил бы неделю на
размышление.

Впрочем, как выяснилось, и Гранатову требовалось время на размышление.

- Я просил вас зайти, - сказал он, выключая все экраны, - чтобы заранее
узнать, что хочет наш гость. Вероятно, вы в курсе. Не хотелось бы обидеть
его непродуманным ответом.

Лев рассказал про списки.

- А зачем эти списки?

Лев объяснил:

- Клактл не верит в будущие открытия. Заботится об элите. И очень
боится, что властитель и его солдаты отстранят жрецов - носителей
культуры, по его мнению.

- И в списке жрецы?

- Почти одни жрецы.

- А женщины? А дети? А рабочие?

Лев повторил слова Клактла о серой скотинке.

Гранатов усмехнулся с горечью:

- Значит, жрецы - все, землекопы - ничто. И владыки отстраняют жрецов,
а те отпихивают землекопов. Хороша компания... Нет, без сомнения, надо
спасать всех поголовно. Вы растолкуйте этому жрецу-технократу, что мы
можем спасти всех до единого. Объясните понятнее. Если слов не понимает,
нарисуйте картинку. Помните, я говорил про зайца и орла: можно убежать,
можно спрятаться. Может быть, так дойдет?

Можно представить, как старался Лев. Он подготовил лекцию для Клактла,
отредактировал, прорепетировал. Высокохудожественную картину "Заяц и орел"
не грешно было бы повесить на стену Малого зала. Но безуспешно. Клактл
выслушал, но не поверил.

- Я жрец, посвященный в тайны, - сказал он. - Я умею отличать правду от
сказки. Вы добрые люди с добрыми намерениями, но вы не боги. Силы смертных
ограничены. У вас есть один корабль на тысячу тоитов. Вы построите еще
один, еще один, но не тысячи. Иди еще раз, мальчик, проси прием у
хранителя тайн вашего города.

Аудиенция состоялась с теми же самыми разговорами об избранниках и
серой скотинке.

- Списки не понадобятся, - уверял Гранатов. - Мы спасем всех ваших
соплеменников и всех сопланетников.

Тоит стоял на своем:

- Прилежный всадник пускается в путь на рассвете. Нехорошо задерживать
его напутствиями и обещаниями. У вас есть корабль, вывозите первую тысячу.
Не надо терять дорогие дни.

- По списку, составленному вами лично? - спросил Гранатов не без
язвительности.

- Добавьте по своему списку, - ответил Клактл.

Гранатов положил бумагу в стол.

- Хорошо, обещаю вам, что через три дня, если не будет ощутимого
успеха, мы приступим к эвакуации.

- Какая цена трех дней?

- Я имел в виду темпоградские дни. Вы же убедились, что у нас время
идет иначе.

Клактл вежливо промолчал. Он не верил, что время идет иначе где-нибудь.
И тут же неожиданно для Гранатова и для Льва объявил:

- Прошу меня немедленно отправить к Верховному толкователю. Я не могу
ждать три дня.

Гранатов привстал, несколько смущенный:

- Разве мы плохо вас принимаем? Если нуждаетесь в чем-либо, скажите. Вы
нам очень нужны, вы незаменимый консультант. Спешить некуда, в Москве уже
темно, вы вернетесь ночью. Все равно ваши товарищи спят уже. Побудьте у
нас до утра хотя бы.

- Отправляйте немедленно, - требовал тоит, важно глядя снизу вверх на
Гранатова. - Толкователь отпустил меня только на один день. За ослушание у
нас рубят голову. Кроме того, я болен. Здешний воздух меня отравляет. -
Клактл, засучив рукава, показал какие-то пятна на локтях.

Гранатов вопросительно посмотрел на Льва: "Что за пятна?" Но Лев не
замечал их раньше, не знал, болезнь это или предлог.

- Немедленно! - повторил тоит и вышел за дверь, как бы отсекая
возражения.

Президент жестом остановил Льва. Прошелся по кабинету в волнении:

- В чем дело, дружок? Мы обидели гостя?

- Он просто не верит нам, - сказал Лев. - Не верит в ускорение времени.
Вообще думает, что мы преувеличиваем свои силы, нечаянно или нарочно.

- Не верит! А может, и в самом деле болен? Тогда удерживать нельзя.
Обойдемся как-нибудь. Заставим их в Москве дежурить посменно, чтобы