Чтение 30–й страницы книги ~Темпоград~

настроился на гибель. Тогда откажись, пусть молодые рискуют. Останься. Ты
же президент Темпограда. Ты незаменим. Ты здесь нужнее в тысячу раз.

- Ладно, Гельмут, кончай... - сказал Гранатов жестко. - Так вот, если я
не вернусь...

- И слушать не хочу. Ты будешь здесь через три дня.

- Для вас - три дня, для меня - биогод, или три биогода, или десять
биолет. Если так, я вернусь глубоким стариком. Возможно, захочу отдыхать.
И тогда ты, как мой первый заместитель...

- Ни о чем не беспокойся, все будет, как при тебе.

- Не перебивай, Гельмут, мы зря теряем время. Как при мне, не будет,
даже не должно быть. Предстоят большие перемены. Ты понимаешь, что в
Т-граде назревает кризис?

- Кризис?! В каком смысле?

- Да, очередной кризис, требующий смелых решений и резких поворотов.
Неизбежный, обязательный, запроектированный кризис, я бы сказал. Ты пришел
к нам поздно, Гельмут, не знаешь всей истории проекта. Ведь как был
задуман Т-град? Как город срочных дел, город скорой научной помощи. Но
"Скорую помощь" не проектируют на стопроцентную нагрузку. Аварии
непредвиденны, не расписаны равномерно по часам, и в гараже должны стоять
наготове свободные машины. Стоят наготове, бездействуют. Ждет машина, ждет
шофер, ждет дежурный врач, но не пострадавшие. Наш город скорой научной
помощи тоже строился с резервами, для ожидания срочных дел. Это было
незаметно в первые дни, потому что задания копились десятилетиями. Сначала
нас завалили, мы справлялись с трудом. Расчистили завал. Что делать
дальше? Тут появился Той со своим ворохом проблем. Разобрались, решили,
сдаем рабочие чертежи, отсылаем в Москву, к вечеру сдадим все под ажур. И
что тогда? Лаборатории начнут простаивать, пустеть, опытные кадры поплывут
от нас в Большой мир, рассосутся. И в критический момент, когда появится
новое задание, придется лихорадочно искать людей на всех материках, тратя
время, полновесные земные дни, наши годы... Можешь ты вообразить себе
"Скорую помощь", которая начинает искать, кого из хирургов пригласить,
когда больной лежит на операционном столе? Нет, Гельмут, нам нужно срочно,
сейчас же, занять людей интересным делом, прежде чем они расползутся.

- И в такой момент ты бросаешь нас?

- А я для того и покидаю, чтобы найти темы, Гельмут. Мы идем
разведывать микромир. Это же второй космос... и более необыкновенный, чем
планетно-звездный. Переселиться в микромир потруднее, чем построить сто и
еще сто городов на любой планете. Если я вернусь, я привезу мешок проблем,
Гельмут, и тогда выход из кризиса найден. Если не привезу... тебе придется
искать. И потом... - Гранатов задумался, помолчал. - У нас нет другого
выхода. И мы не имеем права медлить. На одной чаше весов - риск, наш риск,
на другой, если угодно, - судьба цивилизации. Мы живем теперь с мыслью о
тоитах, о чужой планете, но оттого, что эта планета чужая и далекая, наша
ответственность не меньше, чем ответственность за планету собственную.

Друг мой, Гельмут, ты мой первый заместитель, ты всегда был самым
надежным из помощников, лучшего я не нашел бы, без лести говорю. У тебя на
редкость упорядоченное мышление, и я с охотой поручал тебе наводить
порядок, потому что сам я человек вдохновения. Я не методичен, у меня
другое достоинство, я умею находить людей, а ты умеешь распоряжаться
найденными. Но без меня и тебе придется испить. Привыкай всматриваться,
привыкай прислушиваться без пренебрежения, не только командуй, но и
слушай, в особенности тех, у кого есть идеи, умение. Вот Вильянова - у
него талант в пальцах, он чувствует материал и воображение у него
трехмерное, четырехмерное. Ему можно поручать невозможное, он вообразит,
сконструирует, смонтирует и все, чего он коснется, заработает. Слушай
также Анджея; я знаю, что тебя шокирует наш генератор безумных идей, но,
увы, на проторенных путях получаются стандартные ожидаемые результаты и
стандартные тупики. Выходы из тупика подсказывают только безумные идеи. Я
знаю, что только одна из ста мыслей Анджея гениальна, остальные ничего не
стоят, но ты научись находить, отличать эту гениальную сотую часть.
Вильянову проси отличать, а также Бхакти и Катаяму. И еще, Гельмут, не
стесняйся выслушивать Льва. Нам с тобой он кажется мальчишкой, но у него
кругозорище, всеохватная голова. И в ней порядок: графики и таблицы, с
заполненными клетками и пустыми. Природа не терпит пустоты, а этот мозг не
терпит пустых клеток. Нюх у него на пробелы в науке, на несделанные
открытия. Мы все здесь охотники за открытиями, а Лев, как охотничья
собака, стойку делает над следом. Слушай Льва, Гельмут, не думай о
возрасте. С возрастом приходит опыт, а не азарт и чутье.

Если бы только Лев слышал! Можно только представить, как бы он
возгордился.

- Ну и так далее, - продолжал Гранатов. - Я оставил тебе целый трактат,
характеристики на двести человек. Но о кризисе надо было сказать устно.
Главное - возьми себе за правило: никому не отвечать поспешно: "Нет, ни в
коем случае". Говори: "Подумаю, посоветуюсь". И советуйся. Что молчишь?
Разве я сказал что-то новое для тебя?

- Кое-что неожиданное.

- Это плохо. Плохо, что нашлось неожиданное для тебя. Тем труднее будет
перестраиваться.

- Вот видишь, Юлий, лишний раз убеждаюсь, что тебе никак нельзя
покидать Т-град. Я тебя не заменю. И не вижу достойного заместителя. Ты
прирожденный дирижер, без тебя оркестр разладится. В нашем городе сто
тысяч человек. Какой интерес в том, чтобы командовать тремя?

- Есть интерес в том, чтобы не командовать вообще, - вздохнул Гранатов.
- Иногда дирижеру хочется взять в руки скрипку.

Он мог бы отвечать подробнее, но понимал, что Баумгольц не поймет его.
Баумгольц любил и почитал порядок. Порядок требовал, чтобы каждый знал
свое место, подчинялся вышестоящим, всеми остальными командовал. Разве
наука не требует порядка? Еще какого! Баумгольц любил командовать и с
охотой подчинялся. Подчиняясь, он поддерживал дисциплину и показывал
пример. Но никому не подчиняться и слушаться подчиненных - это было ни с
чем не сообразно, противоестественно.

Гранатов жил в иной плоскости: не решал задачи, а ставил. Ставя их,
думал об истории, о прошедшем и будущем. И знал, что у истории свой взгляд
на ценность труда: может быть, и пристрастный, может, и не совсем
справедливый. Современники ценят виртуозов-скрипачей, млеют, слушая
теноров, но потомки знают в основном только композиторов. У науки свои
пристрастия, она ценит первооткрывателей и пренебрегает продолжателями,
хотя иной раз труд продолжателей куда сложнее. И ценит тех, кто сделал
открытие, а не того, кто послал, поручил. В самом деле, кто вспоминает,
что корабли Колумба были снаряжены по приказанию Фердинанда Арагонского и
его супруги Изабеллы Кастильской? Кто связывает их имена с открытием
Америки?

Наверное, подданные, гранды сочли бы своего короля сумасшедшим, если бы
Фердинанд вздумал возглавить эскадру вместо Колумба.

Баумгольц был из породы грандов, Гранатов - из Колумбов.

- Извини, но мне хочется самому открыть этот Атомматерик, - сказал он.

17. МИКРОНАВТЫ. 31 мая. 6 часов 13 минут

За резкой вспышкой последовал удар. Словно шлепнули по воде мокрой
простыней - простыней размером с озеро шлепнули по целому озеру. Это
воздух вошел в опустевший темпоскаф. А над кронами поднялась пыль, и все
галки, галдя, закружились в воздухе. Оказалось, что в Темпограде
достаточно птиц, чтобы весь парк наполнить гвалтом. И согласно звякнули
стекла во всех окнах верхнего яруса.

Со времен космических стартов наблюдатели не провожали корабли. Слишком
горячий пар вырывался из труб космических "пароходов". Очевидцы сидели в
удобных креслах в закрытых помещениях, за стартом следили через стекла или
с помощью экранов. И в данном случае все они - и Лев среди прочих -
находились в одном из кабинетов Дворца Часов. Перед ними светились экраны.
На правом виднелся тот ложок, где вчера Гранатов вдавил стаканчик во
влажный грунт. И стаканчик был виден, и лужица, и муравейник,
встревоживший Баумгольца, даже муравьи, бегущие к ближайшей осине.

- Смотрите, наши там уже.

Стаканчик внезапно стал темно-красным, словно наполнился вишневым желе.
В нем тотчас же замелькали темные силуэты. Стоящие или сидящие человечки
то появлялись, то исчезали в разных точках желе. А на поверхности
стаканчика, перед дырочками, неожиданно возникали какие-то втулочки,
выпрыгивали в траву и тут же возвращались.

- Суета какая-то, суматоха, - заметил кто-то неуважительно.

- Так и мы выглядим из Большого мира, - возразили ему. - Разница в
темпах, разница в размерах.

Итак, Гранатов отправился в экспедицию в микрокосмос, в страну
укороченных размеров и растянутых секунд. Стаканчик, вдавленный в песок
возле лужи, был первой станцией на этом опасном пути - миниатюрная копия
трехэтажного цилиндра в масштабе один к ста. Микронавты - путешественники
в малое были пересланы сюда так же, как пересылались астронавты с Земли на
Той.

- Дайте же звук! - распорядился Баумгольц.

Забормотал, залопотал репродуктор. Так бормочет лента старинного
магнитофона, когда ее прокручивают в поисках полюбившегося танца.
Микронавты не только двигались, но и говорили в сто раз быстрее.

Наконец электрики наладили замедленную ретрансляцию, из микрофона
полилась знакомая неторопливая речь Гранатова. Торжество слышалось в его
голосе:

- ...таким образом, мгновенная трансляция живых людей на уровень одной
сотой, То есть на вторую микроступень, прошла безупречно. Размеры
уменьшились в сто раз, темпы увеличены в сто раз. Настроение бодрое,