прошлое мое посещение, куда-то делись. Неужели несколько месяцев в
обществе этого мужлана могли так подействовать на нее? Или ее тревожило
то, что я вряд ли продержусь эту ночь?
Благонрав Суфский, сколько бы ты ни знал, для тебя в этом может быть
гораздо меньше радости, чем для остальных. Что-то он еще говорил на эту
тему, не помню только что.
Жестокого. Гросаль...
расположении духа, что неудивительно, учитывая выступление менестреля.
Междуморье оправилось немного от первого потрясения. Конечно, от городов
осталось лишь жалкое подобие былого величия.
вот, Кайлам пятьдесят лет спустя... Можете вы представить себе пятьдесят
лет правления северных варваров? Ужасных светловолосых дикарей?
какое-то мгновение мне показалось, что он собирается опустить его мне на
голову. Фрида бросила на меня тревожный взгляд, как бы предупреждая, что
его обещание убить меня - не пустая угроза. Впрочем, это я знал и сам.
запылал еще ярче, я начал.
"Майне либе дамен унд геррен, надеюсь, мой рассказ понравится вам"? Так
послушайте тогда Историю о Белорозе Верлийской.
5. ОТВЕТ ОМАРА НА РАССКАЗ МЕНЕСТРЕЛЯ
детям. Едва рассвело, она выскользнула из здания и поспешила по опустевшим
улицам домой. Когда она поднималась наверх, в свою комнату, каждая
ступенька на лестнице, казалось, кричала от боли в опустевшем жилище. Слуг
она отослала накануне вечером, наверняка дом Утрозвезда сожгут еще до
захода солнца, и всех, кого найдут в нем, ожидает неминуемая смерть.
пятьдесят лет горожане Кайлама не осмеливались выставлять богатство
напоказ. Захватчики-варвары правили, сея ужас и смерть. Любой местный
житель, стоило ему хоть чуть-чуть высунуться, рисковал поплатиться
головой, его добро конфисковывалось, его женщины угонялись в рабство, где
их скорее всего тоже убивали.
застелена, его вещи все еще висели в шкафу, его гребни лежали на комоде,
но комната уже казалась опустевшей и неприветливой.
острый, как бритва, сработанный в какой-то дальней стране. Стилет
принадлежал ее прабабке - так, во всяком случае, рассказывал отец, но и он
не знал о его происхождении больше ничего. Он не знал даже, пользовались
ли им когда-нибудь. Слабое потемнение на лезвии могло быть, а могло и не
быть ядом. Сегодня она, возможно, узнает, верно ли семейное предание.
улыбнулась дочери так, как всегда улыбалась ей, сколько та себя помнила.
Она казалась едва ли старше Белорозы, какой та стала сейчас. Она погибла
вскоре после того, как был написан этот портрет, - как-то утром она
наткнулась на улице на отряд варваров. Они изнасиловали ее прямо на
мостовой, а потом убили, пока горожане Кайлама разбегались в страхе.
Жестокость была для варваров политикой, демонстрацией превосходства.
Златоцвете просто не повезло: она попалась им на пути после получения
приказов Хола.
смогу быть достойной твоей памяти.
только однажды, в тот вечер, когда Волнорез спросил ее, не возражает ли
она, если его отец зайдет к ее отцу переговорить о брачном союзе между
двумя домами. Помолвка состоялась, но свадьбу пришлось отложить из-за
восстания. Где он теперь. Волнорез Кравский? Лежит ничком в луже крови у
Мельничного ручья? Или похоронен в братской могиле рядом с Утрозвездом
Верлийским и многими, многими другими?
- не только от холода, - она обдумала наряд, который наденет. В правление
варваров люди Междуморья - особенно женщины - научились одеваться в
обществе скромно и незаметно. Только у себя дома позволяли они себе носить
традиционные одежды своих предков. В последние несколько недель они с
радостью вернулись к древним обычаям, и улицы снова расцвели яркими
красками. Однако недолгая весна восстания прошла, и снова наступала зима
террора.
шерсти, какую только удалось достать, - легкого, как из тонкого хлопка,
ало-изумрудного. Она накинула его на левое плечо. Углы опускались ниже
колен. Она расстелила платок на кровати и укоротила на треть.
бабке - медные цветы на ярко-синем фоне. Его она укоротила наполовину,
потом повязала на пояс золотой кушак, расправив свисающие концы тканей
так, чтобы они образовывали подобие юбки.
ожерелье, подаренное ей Волнорезом к помолвке. Она старалась не думать о
Волнорезе. Она знала, что ее отец убит. Ей рано было еще терять надежду на
счастливую любовь. Так у нее по крайней мере сохранялся смысл жизни, ведь
мести с весьма сомнительными шансами на успех было недостаточно.
колотилось, дыхание перехватывало. Обнаженные руки, обнаженные ноги, едва
прикрытая грудь - она бы не стала показываться в таком виде перед отцом и
даже перед Волнорезом, во всяком случае, до свадьбы. Даже по собственным
меркам она вырядилась абсолютно бесстыдно, значит, варвары точно придут в
ярость. Ну и пусть, позор смущал ее теперь меньше всего. Пусть наживкой
послужит ее собственное тело.
голову высоко и шагать не спеша. Гостиные ее далеких предков представляли
собой настоящие залы, пригодные для балов, в них свободно могли
разместиться десятки людей. Эта казалась тесной даже тогда, когда в ней
собирались все восемь вождей сопротивления.
Междуморья над очагом обязательно имелась такая ниша. Когда-то в них жили
домашние божества. Потом нагрянули варвары и разбили всех богов, которых
смогли найти. Только пустые ниши остались воспоминанием об утерянной
свободе. Сколько Белороза помнила себя, ниша эта оставалась пуста за
исключением редких случаев, когда отец отпускал всех слуг, запирал двери и
вынимал из тайника Верла, чтобы поклониться ему. Когда дочь достигла
совершеннолетия, он представил ее богу, и с тех пор они поклонялись Верлу
вместе.
Верл стоял в своей нише по древнему праву - маленький белый голубок. Не то
чтобы он был красив или слишком похож на настоящего, просто глиняное
изображение птицы. Один глаз обозначался маленьким черным камешком, на
месте другого была дырка. Его ноги были скручены из проволоки, и он
потерял пару когтей. Он был очень стар - тысячу лет, а может, и больше. Он
был богом семьи Белорозы, и она любила его.
меч и золотая цепь, заляпанные засохшей кровью.
большего? Кстати, раньше ты всегда называла меня "Матерью".
далекий-далекий прибой. - Ты последняя из моих птенцов - по крайней мере
сейчас, - и все остальное не так уж важно. И потом, кто сможет отличить
голубя-отца от голубки-матери... кроме разве что другого голубя?
храбрости исполнить задуманное.
чем у твоих предков, ведь я знаю твою семью не сосчитать сколько лет и
зим. Я горжусь тобой, как гордился Утрозвездом, когда он, овеянный славой,
заходил ко мне два дня назад. Никто из твоих предков не поднимался выше
него.
взять вот это. - Она положила руку на странную цепь.