Марина Дяченко, Сергей Дяченко.

Хозяин колодцев

" * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ * "

В первый день лета Юстин нашел пять мертвых воронов. Все трупы
выглядели одинаково: клюв разинут, перья на боках слиплись, а на cпине
выпали, образовав круглую кровавую проплешину.

-- Наездники, -- сказал дед, когда Юстин рассказал ему о находке. --
Вчера вот только подумалось... -- и помрачнел. На другой день Юстин нашел
крысу. На боках у нее явственно виднелись следы маленьких шпор, спина,
сбитая седлом, кровоточила; тем не менее крыса не спешила подыхать и,
завидев Юстина, уползла под порог.

Дед всю ночь просидел, запершись в своей каморке, и к утру дом провонял
едким и кислым. На рассвете Юстин получил пригоршню лягушачьих костей, моток
шелковой нитки, один деревянный гребень, один железный -- и объяснения, как
всем этим пользоваться. Пока Юстин ходил по саду, разматывая нить, выламывая
зубья из деревянного гребня и зарывая лягушачьи кости, дед возился с
домашней живностью -- метил спины уткам, курам, козам, поросенку и кошкам.

-- Огонька я тоже на всякий случай пометил, -- сказал дед, когда
усталый Юстин мыл руки во дворе.

Огонек был волкодавом, и когда его передние лапы ложились Юстину на
плечи, пес смотрел на человека сверху вниз. Смывая мыло с твердых широких
ладоней, Юстин думал, каков же должен быть наездник, чтобы укатать Огонька.

-- Дед... А человека они могут укатать?

-- Человека не могут, -- сказал дед после паузы. -- Свинью, бывало,
укатывали. Теленка... А человека -- нет. Разве что Королева... Королева
наездников. Та -- может...

Юстин улыбнулся, давая понять, что оценил шутку.

Четыре ночи ничего не происходило; на пятую Юстин проснулся не то от
звука, не то от прикосновения, не то от дурного сна.

А может быть, от едва слышного звона натянувшейся шелковой нитки.

-- Стой! -- рявкнул дед. -- Сам не ходи... Вместе...

Бесновался на цепи Огонек.

Они выскочили в сад, вооруженные -- Юстин косой, а дед вилами. Прямо у
порога что-то прыснуло из-под ног; Юстин отшатнулся и едва не напоролся на
вилы, тогда дед на полуслове оборвал заклятье-оберег, выругался и забормотал
снова. Слова его вплетались в шелест ветра, от слов качалась трава и прыгал
по стволам свет фонаря. Юстину показалось, что кто-то глядит из-за деревьев,
что свет отражается в маленьких равнодушных глазах; прямо над головами
мелькнули три или четыре нетопыря, ветер стих, наваждение исчезло.

Дед отбросил вилы и взял у Юстина фонарь. Поднял повыше; в нескольких
шагах валялась дохлая крыса, снежно-белая посреди вытоптанной травы, со
жгутом спутанных ниток на шее.

-- Сказано -- на чьей земле наездник коня переменит, тому счастья семь
лет не будет, -- сообщил дед мрачно. -- У нас они уже на семь семилетий
изменялись, не меньше... Чтоб им провалиться, сволочам!

-- А может, обойдется? -- спросил Юстин, осторожно трогая пальцем
острие косы.

-- "Обойдется", -- безнадежно буркнул дед. -- За наездниками всегда
саранча идет, вот помяни мое слово... Горевестники они. Ненавижу.

Дед подошел к крысе. Поднял за шелковый жгут, рассмотрел дыры от шпор
на боках; отбросил под куст смородины:

-- Навернулся наш сторожок... Слушай, Юс, не в службу, а в дружбу. Надо
караулить, ничего не поделаешь, нельзя, чтобы они тут, как у себя дома...
Посиди до утра. Я тебе фуфайку принесу.

"x x x"

Под утро Юстин проснулся от сырого холода. Костер превратился в кучу
пепла; Юстин плотнее завернулся в дедову фуфайку, встал сперва на
четвереньки, потом, потирая затекшую спину, поднялся в полный рост. Вокруг
стояла тишина, не смела пискнуть ни единая пичуга, и Юстину припомнились
дедовы слова: горевестники... За наездниками всегда саранча идет, помяни мое
слово...

Он вспомнил, как накануне козы отказывались идти на луг, жались друг к
дружке и истошно мекали. Как не выходили из дому гулены-кошки, а куры,
спокойно бродившие по двору, ни с того ни с сего вдруг устроили такой гвалт,
будто они были уже в желудке у хорька. Да, незавидная судьба -- шпоры в бока
и бег до смерти...

Юстин рывком оглянулся. Ему оказалось -- вот-вот на шею свалится с
ветки беспощадный любитель быстрой езды, разорвет рот невесть откуда
взявшимися удилами...

Ветки покачивались, будто успокаивая. Среди листвы виднелись маленькие,
едва начавшие вызревать яблоки.

Юстин закинул косу на плечо -- и медленно двинулся в обход огромного
сада, их с дедом единственного достояния, их гордости и кормильца, вечной
заботы, их сада, короче говоря...

Он шел и думал о наездниках. О том, что вся их короткая жизнь --
забава. Что они забавы ради гоняют на птицах и крысах, на собаках, волчатах
и летучих мышах. И, скорее всего, у них нет никакой Королевы. Зачем им
Королева? Каждый из них сам себе король...

С другой стороны... Не бывает дыма без огня, верно? Пусть все, кто
якобы видел Королеву, врут... Но ведь люди, случается, пропадают невесть
куда, был -- и нету... Может быть, те, пропавшие, и видели Королеву на самом
деле? Просто никому не успели рассказать?

Прямо над головой у него закачалась ветка, дернулась, обрушивая на
Юстина редкий дождик росы. Он вскинул голову; в кроне старой черешни, как в
зеленом шаре, сидела девушка.

Лицо ее было белое и круглое, слишком большое для наездника. Шея,
плечи, тонкие руки, подол светлого платья; Юстин напряженно искал взглядом
перепончатые крылья. Если только за спиной прячутся складки, то...

Девушка покачнулась, теряя равновесие. Уперлась в ветку босыми ногами;
Юстин разглядел очень тонкие, нежные ступни, круглые пятки, два ряда круглых
пальчиков -- будто четки.

Она сидела, насупившись; с каждой секундой небо становилось все светлее
и светлее, и Юстин уже мог видеть, что незнакомка не так бледна, как
показалось вначале. Что щеки ее -- румяные, кончик носа -- розовый, а волосы
-- каштановые. И еще он видел, что ей неловко -- и оттого она злится.

-- Ты косарь? -- спросила она наконец. -- Шел траву косить? Вот и иди
себе...

Голос у нее был будто бы простуженный -- низкий и хрипловатый.

-- Я хозяин этого сада, -- сказал Юстин. -- И этого дерева.

-- Значит, это твою черешню я ем, -- спокойно подытожила девушка. --
Будь добр, иди своей дорогой. Я сейчас слезу.

Ветка качнулась; девушка потеряла равновесие, пытаясь прикрыть подолом
круглое колено:

-- Ну, что уставился? Иди отсюда!

-- Черешня у нас еще не созрела, -- сказал Юстин.

-- Это внизу не созрела... А здесь, на верхушке, вполне уже
хорошенькая... Ай!

Юстин отбросил косу и бросился ей на помощь -- однако в последний
момент воровка ухитрилась приостановить падение. Снова взобралась на ветку,
залезла еще выше; с высоты насмешливо взглянула на Юстина:

-- Поймал?

-- Пеняй на себя, -- сказал Юстин. -- У нас с ворами знаешь как? Голая
домой пойдешь. В смоле и в перьях.

Круглопятая девушка засмеялась -- хрипловато и низко, точь-в-точь
Королева наездников:

-- Сперва поймай.

-- А я обожду, -- Юстин сел на траву. -- Куда мне спешить... Девушка в
ветвях притихла.

-- Спешить некуда, -- Юстин растянулся, подложив под голову ладонь. --
Скоро дед мой придет, собаку приведет... Собачка до вечера посторожит. А
вечером сама, как груша, свалишься.

-- Ну-ну, -- сказала девушка, без особой, впрочем, уверенности в
голосе. И почему-то посмотрела на светлое небо, подернутое перышками
облаков.

Юстин задумчив.о изучал ее круглые пятки; нет, эти пятки не знают, что
такое горячая дорога, острые камушки, что такое стерня. И если хорошенько
поискать под деревом...

Долго искать не пришлось. Пара туфелек, кожаных, не особенно маленьких,
но очень ладно сшитых, небрежно валялась в траве под кустом.

-- Дорогие, -- сказал Юстин, разглядывая находку.

-- Не твои, -- отрезала круглопятая.

-- Конфискую за потраву, -- сказал Юстин. -- Тебе ни к чему, все равно
голая домой пойдешь...

-- Ну и дурак, -- сказала девушка. В низком ее голосе неожиданно
прорезались высокие нотки, нервные такие петушки.

И снова воцарилось молчание. Юстин уселся на траву, а потом и
растянулся, закинув руки за голову.

-- Тебя как зовут? -- спросила круглопятая девушка.

-- Юстин.

-- А меня Анита...

Она замолчала, ожидая продолжения диалога; Юстин жевал травинку. Ему
было интересно, как круглопятая станет выкручиваться дальше.

-- А я наездника видела, -- сказала девушка. -- Прямо сегодня. Вот
близко, прямо как тебя.

Юстин нахмурился: