Чтение 7–й страницы книги ~Хозяин колодцев~

Только месяц спустя после визита вербовщиков дед почувствовал в себе
достаточно сил, чтобы выйти "в мир". Юстин отговаривал его, но дед был
непреклонен: выстругал себе палку, обмотал ноги тряпками и пошел -- до
ближайшего хутора, за новостями.

Вернулся на другой день -- прихрамывающий, но довольный.

Новостей и в самом деле оказалось выше крыши. Краснобрового свергли;
говорят, сам он сгинул где-то в горах, сорвался с кручи, уходя от погони.
Ушастый Звор вошел в княжью столицу, одним указом низложил всех княжьих
советников, наместников и начальников и другим указом назначил своих -- и
они разъехались по городам и поселкам, потрясая оружием и верительными
грамотами, сопровождаемые многочисленной угрюмой стражей. Цены на хлеб
подскочили втрое; народ на всякий случай затаился, прекратил всякую
торговлю, спрятал все, что можно было уберечь -- до выяснения обстоятельств,
пока не станет понятно, чего от новой власти ждать.

-- Теперь свободно можешь ходить, Юс, -- говорил дед, почесывая бороду.
-- Ты теперь не дезертир. Ты теперь можешь хоть куда наняться, хоть где
поселиться, нам-то с тобой конец Краснобрового -- в радость, ну его,
кровопийцу...

Юстин отмалчивался. Умом понимал, что дед говорит о важном, но никак не
мог заставить себя озаботиться свержением Краснобрового, подорожанием хлеба
и новыми наместниками. Ему было даже обидно, что дед настолько поглощен
пугающими и радостными новостями; ему даже страшновато было оттого, что его
собственные мысли соотносились с дедовым рассказом, как небесные облака -- с
псовой охотой в далеком лесу. Пугающе, шумно, кроваво -- но далеко внизу,
подернуто дымкой, безразлично...

Все, что происходило в эти дни с ним и Анитой, казалось ему столь же
значительным, как солнце и луна. Как небо и яблоки. Как жатва.

"x x x"

Они купались на отмели вдали от берега. Вместе грелись на плоском
бородатом камне -- нагишом; это было прекрасно и мучительно. Мелкие ракушки
впивались в бока; Анитины волосы вплетались в морскую траву.

-- Какое бесстыдство, -- блаженно шептала Анита, глядя в небо.

Нигде-нигде на свете не было ни души.

Дни шли один за другим, как ожерелье из белых черешен; дни были
солнечные, ночи -- короткие, вечером Анита уходила, чтобы вернуться наутро.

-- Юс... -- сказал однажды дед, когда звездным вечером они улеглись
спать во дворе, под небом, дед на телеге, а Юстин под телегой. -- Ты уже
знаешь, кто она?

-- Нет, -- сказал Юстин, с которого моментально слетел весь сон.

Дед посопел; за этим сопением стояли долгие дни, когда Юстин уходил на
рассвете и возвращался в сумерках; вечера, когда дед косился на Юстина,
желая и не решаясь о чем-то спросить, но Юстин не замечал этих взглядов и
счастливо засыпал на соломе, и ему снилось утро...

-- Юс, -- сказал дед, и сквозь щели в телеге на Юстина упало несколько
соломинок, -- я ведь жду все, жду. Думаю, Юс мой женится, жену приведет,
будут дети... Ты ведь не дезертир теперь. Можешь жениться, на ком хочешь.
Парень ты видный: красивый, здоровый, умный... А я больной уже и старый, Юс.
Сколько проживу -- неизвестно. Ты бы спросил у нее -- пойдет она за тебя
замуж? Если она, конечно, человек?

"x x x"

"Пойдешь за меня замуж?"

Сколько раз он задавал ей этот вопрос. То грозно, то мягко, то просяще,
то небрежно. Сколько раз он спрашивал ее -- в мечтах.

Сколько раз, открыв рот, он закрывал его снова. Она спрашивала -- что?
И он отзывался -- нет, ничего...

А потом зарядили дожди на целую неделю.

А потом...

"x x x"

-- Юстин! Юс! Вставай... Пожалуйста...

Он протер глаза. Была ночь; он содрогнулся, вспомнив, как она снилась
ему накануне визита вербовщиков. Что, неужели опять беда?!

Но она не снилась. Она стояла рядом и трясла его за плечо. Ночью! В
доме!

-- Что? -- спросил он, перехватывая ее руку.

-- Отец все знает, -- сказала Анита в темноте. -- Юстин... Теперь или
мы бежим -- или ты меня больше никогда не увидишь.

-- Мы бежим, -- легко согласился он.

Как ни тихо шептались они -- сопение деда на лавке прекратилось.

-- Мы бежим, -- повторил Юстин уже не так уверенно. -- А куда?

-- Я добыла другое стеклышко, -- сказала Анита. -- Две его половинки. Я
знаю место, куда оно ведет. Это очень далеко. Даже отец, может быть, не
найдет нас... Только смотреть надо не на солнце, а на луну.

Юстин глянул в ту сторону темноты, где должно было находиться окно.
Ничего не увидел.

-- Сегодня полнолуние, -- сказала Анита. -- Под утро ветер развеет
тучи... Только я тебе сначала должна сказать, кто мой отец. Иначе это будет
нечестно.

Юстин не слушал, думал о деде. О том, что дед чуть жизни не лишился,
спасая его, Юстина. О том, что, кроме Юстина, у деда нет ни одной живой
души. О том, что скоро осень, а скотину забрали. О том, что дед болен -- по
его, Юстина, милости.

-- Погоди, -- сказал он шепотом. -- Погоди...

-- Ты боишься?

-- Нет! Но я подумал... А как же дед? Можем мы его взять с собой?

Заскрипела лавка. Дед пошевелился. Юстин прекрасно понимал, что он не
спит. Слушает.

-- Но у стеклышка только две половинки! -- сказала Анита уже в полный
голос. -- Только две... Мы уйдем сегодня -- или я тебя больше никогда не
увижу!

Юстин молчал.

-- Кто твой отец, девонька? -- тихо спросили с лавки.

-- Какая разница, -- шепотом сказал Юстин.

-- Большая разница, -- с горечью отозвалась Анита. -- Мой отец... Мой
отец -- Ос, Хозяин Колодцев.

Тихонько запел ветер в печной трубе. Значит, в самом деле -- скоро небо
очистится, выйдет луна.

-- Этого не может быть, -- сказал Юстин. -- Так не бывает. Анита, так
не может быть!

-- Так есть, -- глухо сказала Анита. -- Я его люблю... Но он -- такой,
какой он есть, и другим быть не может.

Темнота тихо застонала. Скрипнула под дедом скамейка.

-- Я бы могла не говорить, -- сказала Анита, будто оправдываясь. -- Но
это было бы нечестно. Он ведь будет искать меня и, может быть, найдет --
даже там. И тогда... понимаешь?

-- Он не разрешает нам встречаться? -- глупо спросил Юстин.

-- Он считает, что я должна делать то, чего хочет он, -- тихо сказала
Анита. -- Он иначе не умеет. Он же Хозяин Колодцев.

-- Не повторяй! -- тихонько вскрикнул дед. -- Не повторяй...
Накликаешь...

Ветер в трубе завыл сильнее.

-- Значит, ты не пойдешь со мной, Юстин? -- тихо спросила Анита. --
Значит... мы можем попрощаться?

-- Уходи, -- взмолилась темнота. -- Зачем ты пришла, девонька... Зачем
ты влюбила его в себя... Ты ведь знала, чем это может кончиться -- для
него... Зачем же ты?

Ветер в трубе выл сильнее, выл, будто одичавший пес посреди кладбища.
Уи-и-и...

-- Да, -- тихо сказала Анита. -- Вы правы. Конечно.

Воздух заколыхался; в приоткрытую дверь потянуло сквозняком. Юстин
соскользнул с печи, опрокинул в темноте табурет, метнулся мимо лавки -- к
двери.

-- Ю-ус! -- неслось ему вслед.

На улице было светлее. На небе, в том месте, где была луна, облака уже
светились белым.

-- Стой! -- он догнал ее у ворот. -- Стой... Послушай. Неужели мы никак
не можем взять деда с собой?

-- Так ты готов идти со мной?!

-- Пойду, -- сказал Юстин, стуча зубами, вероятно, от холода. -- Я уже
сбежал один раз -- от вербовщиков... Как трус.

-- И правильно сделал, -- возразила Анита. -- Тебя ведь вели не на
войну, а на бойню.

-- Теперь не важно, -- сказал Юстин. -- Слушай... Я с тобой. Куда
хочешь. Если бы деда не было -- я бы вообще не думал, пошел бы за тобой -- и
все.

-- А если отец нас поймает?!

-- Не поймает, -- Юстин махнул рукой.

-- А если поймает?

-- Не поймает! -- рявкнул Юстин. -- Что мне с дедом делать-то, а? Как
он будет без меня?

Анита на минуту умолкла. Потом вдруг сцепила пальцы:

-- Ну вот что... Я знаю способ, чтобы ты мог время от времени к деду
наведываться. Помогать ему. Деньгами... Скотину можно будет купить новую,
дом починить...

-- Навещать? -- переспросил Юстин. -- Здесь?