Чтение 7–й страницы книги ~Кладбище сердца~

Возможно, это субстанция бренности,

во сне изымаемая у Спящих,

заливает дорогу зимнюю,

как в обильные дожди.

Или идеальная Антижизнь

учится рисовать эскизы мщением,

всаживать сосульки горгулье в глаз.

Между прочим, хотя никто

не может быть историком собственной жизни,

я вижу ваше павшее небо, былые боги,

в снах, заполненных дымом

древних горящих статуй,

безмолвных, повергнутых ниц.

(...и никогда вечнобелое не зазеленеет.)

Последовала пауза, потом:

- Следующее стихотворение называется...

- Подожди, - сказал Мур. - Первое стихотворение... В твоей программе
есть объяснения?

- К сожалению, нет. Для этого требуется более сложное устройство.

- Повтори, когда выпущена книга.

- 2016 год, Северо-Американский Союз.

- И это его последняя книга?

- Да, он член Круга и печатается с интервалами в несколько десятилетий.

- Читай дальше.

Машина забормотала снова. Мур не очень хорошо разбирался в поэзии, но
все же заметил постоянное упоминание льда и холода, снега и сна.

- Стоп, - сказал он автомату. - Есть у тебя что-нибудь из его вещей тех
времен, когда он не входил в Круг?

- "Отвергнутый рай" издан в 1981 году, через два года после вступления
Юнгера в Круг. Однако в предисловии говорится, что большая часть стихов
написана до этого события.

- Читай.

Мур внимательно слушал. О снегах, льдах и снах почти не говорилось. Он
передернул плечами - тоже мне открытие! - и кресло, не отставая, поменяло
форму, пристраиваясь к нему.

Юнгера он почти не знал. Стихи Юнгера ему не нравились. Да и вообще
мало какие стихи ему нравились.

Чтец взялся за новую вещь.

- "Дом для собак", - объявил он.

Сердце - кладбище гончих,

Скрывшихся с глаз охотничьих.

Любовь здесь покрыта глазурью смерти,

Сюда псы приползают умирать...

Мур слушал следующие строфы с улыбкой. Он угадывал источник этих
стихов, и они ему нравились больше.

- Закончить чтение, - скомандовал он машине.

Он заказал еду и стал думать об Юнгере. Однажды он с ним разговорился.
Когда это было?

2017...? Да, на столетии Освобождения Свободных Трудящихся во Дворце
Ленина.

Водка текла рекой...

Фонтаны сока, словно артерии инопланетных существ, выбрасывали вверх
свои яркие зонтики - пурпурные и зеленые, лимонные и оранжевые. Бриллианты,
достойные эмиров, сверкали над многими сердцами. Принимавший гостей
премьер-министр Корлов улыбался, как гигантский снеговик.

...Танцевальный павильон был из поляризованного хрусталя, и мир за
стенами то возникал, то исчезал, то возникал снова: - как реклама, - заметил
Юнгер, полулежащий на стойке бара.

Его голова повернулась навстречу Муру. Он походил на красноглазую
сову-альбиноса. - Альбион Мур, если не ошибаюсь? - проскрипел он, протягивая
руку. - Камо грядеши, черт возьми?

- Виноградный сок с водкой, - заказал Мур живому официанту, бесполезно
высившемуся у миксер-автомата. Человек в униформе нажал две кнопки и
передвинул стакан через два фута индевелого красного дерева. Мур придвинул
его к Юнгеру, изображая салют. - Поздравляю со столетием Освобождения
Свободных Трудящихся!

- За освобождение выпью. - Поэт перегнулся и набрал собственную
комбинацию кнопок. Человек в униформе тихонько фыркнул.

Они выпили свои порции одновременно.

- Нас обвиняют, - широкий жест Юнгера указывал на весь мир вообще, - в
том, что мы не знаем и не хотим знать ни о чем и ни о ком за пределами
Круга.

- Так оно и есть, а что?

- Да... но это можно понимать в широком смысле. К собратьям по Кругу мы
относимся точно так же. Если честно, со сколькими членами Круга вы знакомы?

- С очень немногими.

- Я не спрашиваю, сколько фамилий вы знаете.

- Что ж, я постоянно веду с ними беседы. В Круге все условия для того,
чтобы много двигаться и много говорить, - и у нас в запасе все время мира. А
у вас сколько друзей?

- Одного сейчас прикончил, - ухмыльнулся поэт, нависая над стойкой. -
Сейчас смешаю себе другого.

Мур не хотел быть объектом для шуток или для излияния тоски, и он еще
не разобрался, к какой категории следует отнести происходящее. После
злосчастного океанского бала он жил как в мыльном пузыре и не желал, чтобы в
него тыкали колючки.

- Значит, вы из тех, кто ходит сам по себе. Если вам не нравится в
Круге, выходите.

- Вы не настоящий то-ва-рищ! - Юнгер погрозил пальцем. - Были же
времена, когда человек мог прийти в бар и поговорить по душам с барменом или
с собутыльниками! Вы не можете этого помнить - те времена кончились с
появлением никелированной барматики. Черт побери ее железные зрачки и
научную рецептуру!

Он вдруг выстучал сразу три бокала быстрым движением. Придвинул их по
темной поверхности стойки.

- Попробуйте это! Отпейте из каждого! - скомандовал он Муру. - Вам не
различить их без карты вин!

- В этом на машину можно положиться.

- Положиться? Черт побери! Можете положиться, что получите невроз.
Когда-то человек мог купить пива и излить душу. Пока не расплодились эти
ваши полагаемые машины! А теперь мы вступаем в молчаливый клуб маниакальных
прыжков и все большей ненатуральности. Разве такой была "Русалка"? -
возгласил он с ноткой фальшивого неистовства. - Или "Кровавый лев Степни"?
Какими выносливыми были собутыльники Марло!

Юнгер обмяк.

- Увы! Алкоголизм нынче не тот!..

Его отрыжка, словно понятная без перевода фраза, вынудила лакея у
миксер-автомата отвернуться, чтобы скрыть испуг на лице.

- Я повторяю свой вопрос, - продолжил переговоры Мур, - что вас держит
там, где вам не нравится? Откройте, к примеру, собственный настоящий бар,
если это то, что вам по душе. Он может иметь успех, я думаю, - живые бармены
и все такое.

- Иди ты... не скажу куда! - Юнгер уставился в пространство перед
собой. - Может, когда-нибудь я так и сделаю, - бормотал он. - Открою
настоящий бар...

Мур отвернулся, чтобы взглянуть на Леоту, танцующую с Корловым. Он был
счастлив.

- Есть много причин, по которым люди вступают в Круг, - бубнил Юнгер, -
но главная из них это эксгибиционизм, и еще щекочущий призрак бессмертия за
кулисами, наверное. С течением лет все труднее и труднее становится привлечь
к себе внимание. В науке это уже почти невозможно. В ХIХ или ХХ веке еще
можно было стать великим ученым, а сейчас остались только великие
коллективы. Все искусства демократизировались до нереальности - и куда
подевались их ценители? Я не имею в виду обычных зрителей.

- И вот мы имеем Круг, - продолжил он. - Скажем, наша спящая красавица,
которая танцует там с Корловым...

- А?

- Пардон, не хотел вас так грубо будить. Я говорю, что если мисс Мейсон
требовалось привлекать к себе внимание, то в наше время она не могла бы
стать стриптизеркой, поэтому ей пришлось вступить в Круг. Это даже лучше,
чем быть звездой экрана, работать нужно меньше...

- Стриптизеркой?

- Это актрисы, раздевавшиеся под музыку.

- Помню, я слышал об этом.

- Это тоже ушло в прошлое, - вздохнул Юнгер. - И хоть я ничего не имею
против нынешней манеры одеваться и раздеваться, мне все же кажется, нечто
яркое и хрупкое умерло вместе со старым миром.

- Но разве она не яркая?

- Безусловно, это так.

Они решили совершить небольшую прогулку снаружи, по холодной ночной
Москве. Мур не собирался уходить, но он выпил уже столько, что с легкостью
согласился. Кроме того, он не хотел, чтобы этот спотыкающийся болтун
свалился в яму или заблудился где-нибудь, опоздал на рейс или свернул себе
шею. И они брели вдвоем, вверх по ярко освещенным проспектам, вниз по
полутемным улицам, пока не вышли на Площадь. Остановились перед огромным