ласкали друг друга губами и языком, льнули друг к другу всем телом,
буквально пожирали друг друга, задыхаясь от наслаждения... Глория тихонько
мелодично шипела - словно пела что-то на своем языке любви. Вдруг она
охнула, выкрикнула что-то, и бутон раскрылся, превратившись в алый цветок, и
я погрузился в самую сердцевину этого цветка, а тело Глории и ее голос
запели еще громче, в унисон нашей страсти и любовной игре, высоким и чистым
голосом, и голос ее плоти заставлял и меня подпевать этой дивной песне
любви. Увы, слишком скоро, как мне показалось, мы оба одновременно испытали
высший восторг.
прохладна, а я - чрезвычайно разгорячен, в полном упоении ею... Не сразу
нашел я в себе силы прошептать: ?Любимая... Дорогая... Никогда прежде...
никогда...?
предупредительные сирены, слышались тяжелые взрывы, громы и молнии... В
здании гостиницы хлопали двери, слышался топот ног, и все ближе и ближе к
нам раздавался скрипучий голос: ?Воздушная тревога, дамы и господа!
Воздушная тревога! Самое глубокое бомбоубежище, если пожелаете, на станции
подземки Саут-Кен?.
обратили на его призывы внимания: то, чего мы оба так страстно желали,
находилось здесь. Кончик осторожного язычка Глории медленно обследовал мои
глаза, уши, лицо, рот... Ее гибкое тело словно ходило волнами, а гладкая
блестящая кожа была как шелковая. Лепестки того алого цветка снова
задрожали, легонько покалывая меня, заманивая обратно, возбуждая желание и
давая силы... И на этот раз мне показалось, что наступило вечное
блаженство...
спокойной ночи, уютно угнездились в теплой постели и крепко уснули.
любовью, но тут зазвучал сигнал отбоя, напоминая нам, зачем, собственно, мы
оказались в Лондоне 1944 года. Мы посмеялись, пожали плечами и стали
собираться с мыслями, намереваясь непременно отыскать того шалуна, который
послал столь нелепый призыв о помощи. Я полагал, что все дело в странно
образованной мышке с драгоценной тиарой на голове и явно развитым чувством
юмора. А Глория - что это один из тех шутников, которые способны написать
молитву на булавочной головке. И она оказалась права.
вышли на Слоан-сквер, спустились по Слоан-стрит, свернули на Пимлико-роуд,
дошли до Букингем-Пэлэс-роуд (местные жители называют ее еще
?Бак-хаус-роуд?) и наконец оказались на вокзале Виктория, мрачном, помпезном
памятнике дурному вкусу викторианской эпохи.
царило оживление - с раннего утра начали прибывать владельцы сезонных
билетов, которые, казалось, и без света ориентируются прекрасно. Во всяком
случае, не хуже, чем при свете. Лондонская толпа действительно довольно-таки
суетлива, так что нам пришлось побегать, пока мы не нашли то, что искали, а
именно вывеску:
Вывеска красовалась на двери, выкрашенной золотой краской, и в центре этой
двери была нарисована еще одна дверь, поменьше, а на ней - еще одна и т.д.
Стены вокруг были покрыты толстым слоем белой штукатурки. На двери висел
замок.
дверям камеры хранения и задали одетой в военную форму женщине несколько
вопросов.
лектричество отключили да так и не включили больше, хотя генератор-то вроде
как снова заработал... Мадам Туе? Чтой-то давно ее не видать. Небось, как
всегда, топит свое горюшко в ?Пим-Пинт-энд-Пайни-Эппл?. Да вы и сами можете
туда заглянуть. Это туточки, за углом. Небось не заблудитесь!?
не обнаружили гостиницу ?Пимлико Пинт энд Пайнэппл? по адресу: Семли-плейс,
1, Вестминстер. Вот так. Нет, я не жалуюсь. Даже хорошо: ведь если бы мы не
потратили на поиски этого заведения столько времени, то оно наверняка
оказалось бы еще закрыто. Ох уж эти идиотские законы англичан насчет
торговли спиртными напитками! Зато теперь в пивном зале гостиницы царило
оживление, и нам тут же указали мадам Туссен - она сидела одна у дальней
стены и топила свое горюшко в большой кружке некрепкого горького пива.
что-то черное и чудовищно размалеванную. Возле пивной кружки на столике
лежали аккуратно сложенные в столбики шиллинги и шестипенсовики. Когда мы
сели напротив, я незаметно сунул фунтовую купюру между этими столбиками.
Ю.Корнеева.), - ненатурально воскликнула она хорошо поставленным голосом
актрисы-неудачницы. Ну еще бы! таких я узнаю сразу! -- А вы кто такие?? Я
решил подыграть ей: ?Мы ваши коллеги, мадам. Моя фамилия Нуайе, я продюсер
из США. А это моя помощница Глория. Мы слышали о вашем замечательном шоу и
специально приехали, чтобы его посмотреть?.
починено... Вы разве сами не видите??
лилипутов??
заглотнула еще добрую порцию горького пива и тупо посмотрела на меня.
голосом, каким актеры подают ?реплики в сторону? в пьесах из времен
Реставрации, молвила: ?Никогда не допускайте, чтобы Враг, имени которого мы
называть не будем, подслушал ваши речи... Но когда то проклятое орудие
нанесло удар по электростанции, полностью выведя ее из строя, осталась еще
одна, последняя... - Мадам Туссен глотнула еще пивка. - Последняя, но,
заметьте, очень мощная вспышка энергии, тысячи и тысячи вольт, лебединая
песнь умирающей электростанции Вокс-холла... Она-то и прострелила мое шоу
насквозь! Сколько-то минут все двигалось и крутилось с безумной скоростью, а
потом стало останавливаться, замирать, и вот наступила пора петь песню
смерти... Теперь все стоит и никогда уж не оживет вновь!? Я сочувственно
поцокал языком: ?Какая жалость! Проклятые любители тушеной капусты
непременно за это ответят!?
одну купюру и сказал: ?Не будет ли с нашей стороны слишком большим
нахальством, мадам, попросить вас показать нам ваше шоу? Живо оно или
мертво, но мы чувствуем, что могли бы многому у вас научиться - в
общетеатральном, так сказать, смысле. Кто знает? А вдруг в Америке под вашим
руководством это шоу сможет возродиться снова? Как вы на это смотрите??
пиво и решительно встала: ?Идемте?.
возлюбленную - интересно, читает ли она мои мысли? А думал я о том, что
последний всплеск энергии умирающей электростанции каким-то образом, видимо,
наделил миниатюрные существа некоей псевдожизнью, превратив их в подобие
роботов. Я уже видел перед собой крошечные автомобильчики, автобусы и
поезда, которые движутся по привычным маршрутам, тогда как крошечный народец
лилипутов-автоматов заперт в клетки и один из его представителей передает на
волю сигналы SOS...
вошли. Она включила свет: мы находились в небольшой прихожей; туда же
выходило окошечко офиса, надпись над которым гласила: ?Вход с 2-х до 6?.
Далее виднелась дверь, которая вела в просторную галерею, огибавшую по
периметру огромный круглый стол, диаметром по крайней мере футов двадцать.
Вокруг стола амфитеатром располагались места для зрителей. Мы влезли туда,
прошли в последний ряд и посмотрели вниз.
Паддингтон, Сент-Мэри-ле-Боу, Кенсингтон, Вестминстер, Фулем, Челси; улицы,
дороги, аллеи, конюшни, дома... Я узнал магазин ?Питер Джоунз? и отель
?Кадоген?. На улицах было оживленно - машины, автобусы, трамваи, поезда,
множество людей; люди даже высовывали головы из окон... Но - увы!
мышиных следов.
руки.
декоратором??
рекламы я изменила фамилию. Это чисто профессиональное. Вы только
представьте себе, как фамилия Таусер, ярко освещенная огнями, может
смотреться над крышей театра в Вест-Энде!?
Глория. - А можно нам взять у вашего сына интервью?? ?Зачем это?? - Голос
мадам звучал неприязненно.
знать, каково мнение вашего сына по этому поводу. Захочет ли он с нами
сотрудничать??