Чтение 10–й страницы книги ~В погоне за метеором~

вместе с ними и всю небесную механику".

Время между тем шло да шло... Март сменился апрелем. Скоро настанет
день, назначенный для свадьбы. Не случится ли что-нибудь до этого?.. До
сих пор это злополучное соперничество основывалось только на
предположениях, на гипотезах. Но что произойдет, если открытие, сделанное
бывшими друзьями, в силу какого-нибудь неожиданного события станет
официальным, если оно столкнет соперников лбами?

Все эти, вполне естественные, опасения, однако, не приостанавливали
приготовлений к свадьбе. Все будет готово вовремя, даже длинное платье
мисс Лу.

Первая половина апреля прошла в ужасных атмосферных условиях: дождь,
ветер, небо, затянутое тучами, которые ни на мгновение не расходились. Не
показывалось ни солнце, которое в этот период описывало довольно крутую
дугу над горизонтом, ни почти полная луна, которая должна была бы освещать
небесное пространство, ни a fortiori [тем более, особенно (лат.)]
злополучный метеор.

Миссис Гьюдельсон, Дженни, Фрэнсис Гордон и не думали сожалеть о полной
невозможности вести какие-либо астрономические наблюдения. И никогда еще
Лу, ненавидевшая дождь и ветер, так не радовалась ясному небу, как
радовалась теперь упорному ненастью:

- Хоть бы так продолжалось до самой свадьбы, и пусть еще три недели не
показываются ни солнце, ни луна, ни самая крохотная звездочка!

Но вопреки мольбам Лу положение изменилось. В ночь с 15 на 16 апреля
северный ветер прогнал туман, и небо вновь приобрело свою безукоризненную
ясность.

Мистер Дин Форсайт и доктор Гьюдельсон, каждый из своей башни, снова
принялись ощупывать небесное пространство над Уостоном от горизонта и до
зенита.

Промелькнул ли снова метеор перед стеклами их подзорных труб? Нужно
полагать, что нет, если судить по угрюмому выражению их лиц. Одинаково
скверное у обоих настроение говорило за то, что и тот и другой потерпели
одинаковую неудачу... Так оно и было на самом деле. Мистер Сидней
Гьюдельсон ничего не узрел в небесном пространстве, и мистеру Дину
Форсайту так же мало посчастливилось, как и его сопернику. Неужели же они
действительно заметили в тот раз всего лишь блуждающий метеор, навсегда
освободившийся от земного притяжения?

Заметка, появившаяся 19 апреля в одной из газет, уяснила положение.

В заметке этой, исходившей из Бостонской обсерватории, было сказано
следующее:

"Третьего дня, в пятницу 17 апреля, в девять часов девятнадцать минут и
девять секунд вечера болид необычайных размеров пересек с
головокружительной скоростью западную часть неба.

Нужно отметить удивительное обстоятельство, лестное для города Уостона:
по имеющимся сведениям, этот метеор в один и тот же день и в один и тот же
час был одновременно замечен двумя весьма почтенными жителями этого
города.

По мнению Питсбургской обсерватории, это тот самый болид, о появлении
которого поставил 24 марта в известность обсерваторию мистер Дин Форсайт,
а по мнению обсерватории города Цинциннати - тот самый болид, о котором
сообщил того же числа доктор Сидней Гьюдельсон. Как мистер Дин Форсайт,
так и мистер Сидней Гьюдельсон постоянно жительствуют в городе Уостоне,
где пользуются всеобщим уважением".

ГЛАВА ШЕСТАЯ,

в которой содержатся более или менее фантастические сведения

о метеорах вообще и в частности, о болиде, честь открытия

которого оспаривают друг у друга господа Форсайт и Гьюдельсон

Если какой-либо континент вправе гордиться одной из стран, входящих в
его состав, как отец гордится одним из своих детей, то это право,
разумеется, принадлежит Северной Америке. Если какая-либо республика
вправе гордиться одним из штатов, входящих в ее состав, то речь, конечно,
идет о Соединенных Штатах Америки. Если какой-либо из пятидесяти одного
штата, украшающих пятьдесят одной звездой угол знамени Федерации, вправе
гордиться своей столицей, то речь, конечно, идет о Виргинии и ее столице
Ричмонде. И если, наконец, какой-либо город Виргинии вправе гордиться
своими сынами, то это Уостон, где только что было сделано столь блестящее
открытие, которому суждено занять одно из самых значительных мест в ряду
астрономических открытий нашего века!

Таково во всяком случае было твердое убеждение всех уостонцев.

Легко себе представить, что газеты - во всяком случае уостонские -
поместили восторженные статьи о мистере Дине Форсайте и докторе
Гьюдельсоне: Разве слава этих двух знаменитых граждан не отбрасывала лучи
своего сияния на весь город? Кто из жителей города не ощутил на себе
отблеска их славы? И само название города Уостона разве не останется
неразрывно связанным с этим открытием?

В гуще американского населения, где так падки на сенсацию и где борьба
мнений разгорается с такой бешеной страстностью, немедленно же сказался
эффект этих восторженных статей. Читатель поэтому не удивится (а если
удивится, то ему придется поверить нам на слово), что с этого самого дня
население шумными толпами устремлялось к домам на Морисс-стрит и на
Элизабет-стрит. Никто не имел представления о соперничестве, разгоравшемся
между мистером Форсайтом и мистером Гьюдельсоном. Восторг толпы объединял
их воедино, - в этом не могло быть сомнения. Оба их имени были и должны
были остаться до скончания веков соединенными вместе настолько прочно,
что, быть может, через тысячелетия будущие историки станут утверждать, что
оба эти имени принадлежали одному и тому же лицу.

Но, не дожидаясь, пока время выверит обоснованность таких гипотез,
мистер Дин Форсайт вынужден был появиться на террасе своей башни, а мистер
Гьюдельсон на площадке своей обсерватории, чтобы ответить на приветствия
толпы. Раздавалось оглушительное "ура", и оба астронома-любителя кланялись
и благодарили.

Внимательный наблюдатель, однако, мог бы заметить, что лица их не
выражали настоящей радости. Какая-то тень омрачала их торжество, словно
облако, заслоняющее солнце. Они невольно искоса поглядывали - мистер
Форсайт на башню мистера Гьюдельсона, а мистер Гьюдельсон на башню мистера
Форсайта. Каждый видел своего соперника, отвечающего на аплодисменты
уостонской толпы, и приветствия, которыми их встречали, казались не столь
сладостными, сколь горько звучали аплодисменты, которыми награждали
соперников.

В действительности и там и тут приветствия и крики были одинаково
искренни. Толпа не делала различия между обоими астрономами. Сограждане
приветствовали Дина Форсайта с не меньшим пылом, чем доктора Гьюдельсона.

Но какими замечаниями обменивались под шум оваций Фрэнсис Гордон и
служанка Митс, с одной стороны, и миссис Гьюдельсон, Дженни и Лу - с
другой? Не опасались ли они, что заметка, посланная Бостонской
обсерваторией в редакции газет, могла оказаться чреватой тяжелыми
последствиями?. То, что до сих пор составляло тайну, стало явным. Теперь
уже мистер Форсайт и мистер Гьюдельсон знали, что являются соперниками. Не
приходилось ли ожидать, что оба астронома-любителя будут добиваться если
не награды, то признания права на первенство в этом открытии, что могло бы
привести к скандалу, крайне неприятному для обоих семейств?

Нетрудно угадать, какие чувства волновали миссис Гьюдельсон и Дженни, в
то время как толпа шумела перед их домом. Если доктор и появлялся на
террасе своей башни, то жена его и дочь категорически отказывались
показаться публике. Обе они, с тяжелым сердцем, укрывшись за плотными
занавесями, глядели на это шумное сборище людей, не предвещавшее им ничего
доброго. Если мистер Форсайт и мистер Гьюдельсон, поддавшись нелепому
чувству зависти, станут оспаривать друг у друга право на метеор, не примет
ли публика сторону того или другого из них? У каждого будут свои
приверженцы, и в разгаре страстей, овладевших городом, каким тогда
окажется положение будущих супругов, этих Ромео и Джульетты, когда простой
научный спор превратит обе семьи в неких Монтекки и Капулетти?

Лу - та просто была в ярости. Она хотела распахнуть окно, обругать
собравшихся и сокрушалась о том, что под рукой нет пожарной кишки, которой
можно было бы окатить толпу и утопить все восторженные крики в потоках
холодной воды. Миссис Гьюдельсон и Дженни с трудом удалось умерить пыл
разгорячившейся девочки.

В доме на Элизабет-стрит положение было в точности такое же. И Фрэнсис
Гордон также охотно отправил бы ко всем чертям этих восторженных
почитателей, по вине которых могло обостриться еще больше и без того уже
натянутое положение. И он также воздержался от появления на террасе, тогда
как мистер Дин Форсайт и Омикрон красовались перед толпой, не скрывая,
насколько удовлетворено их тщеславие.

Подобно тому как миссис Гьюдельсон приходилось всеми силами сдерживать
вспышки Лу, так же и Фрэнсис Гордон вынужден был успокаивать
рассвирепевшую Митс. Митс грозилась ни более ни менее, как "вымести прочь
с улицы всех этих крикунов", что в ее устах звучало отнюдь не пустой
угрозой. Нет сомнения, что орудие, которым она ежедневно действовала с
такой виртуозностью, и здесь оказалось бы вовсе не безобидным. Но...
встречать метлой людей, собравшихся приветствовать вас, было бы, пожалуй,
слишком запальчиво.

- Ах, сынок ты мой! - восклицала старуха. - Не спятили ли эти крикуны с
ума?

- Я готов этому поверить, - ответил Фрэнсис Гордон.

- И все это из-за какого-то большущего камня, который болтается по
небу.

- Да, да, Митс!