Путешествие к центру Земли
1
быстрыми шагами подходил к своему домику, номер 19 по Королевской улице -
одной из самых старинных улиц древнего квартала Гамбурга.
как суп на плите лишь начинал закипать.
нетерпеливый, устроит настоящий скандал".
слегка дверь столовой.
В церкви святого Михаила пробило только что половину второго.
слабом характере было мне не по силам. Поэтому я собирался благоразумно
удалиться наверх, в свою комнатку, как вдруг заскрипела входная дверь;
ступени деревянной лестницы затрещали под длинными ногами, и хозяин дома,
миновав столовую, быстро прошел в свой рабочий кабинет.
стол - широкополую с взъерошенным ворсом шляпу и громко крикнул:
позвал меня:
- человек не злой, я охотно свидетельствую это, но если его характер не
изменится, что едва ли вероятно, то он так и умрет большим чудаком.
минералогии, причем регулярно раз или два в течение часа выходил из
терпения. Отнюдь не потому, что его беспокоило, аккуратно ли посещают
студенты его лекции, внимательно ли слушают их и делают ли успехи: этими
мелочами он мало интересовался. Лекции его, согласно выражению немецкой
философии, носили "субъективный" характер: он читал для себя, а не для
других. Это был эгоистичный ученый, настоящий кладезь знания, однако
издававший, при малейшей попытке что-нибудь из него почерпнуть, отчаянное
скрипение, - словом, скупец!
говорил публично, - а это прискорбный недостаток для оратора. И в самом
деле, на своих лекциях в Иоганнеуме профессор часто внезапно
останавливался; он боролся с упрямым словом, которое не хотело
соскользнуть с его губ, с одним из тех слов, которые сопротивляются,
разбухают и, наконец, срываются с уст в форме какого-нибудь - отнюдь не
научного - бранного словечка! Отсюда и его крайняя раздражительность.
трудно произносимых, грубых терминов, которые ранят уста поэта. Я вовсе не
хочу хулить эту науку. Но, право, самому гибкому языку позволительно
заплетаться, когда ему приходится произносить такие, например, названия,
как ромбоэдрическая кристаллизация, ретинасфальтовая смола, гелениты,
фангазиты, молибдаты свинца, тунгстаты марганца, титанаты циркония.
злоупотребляли ими: подстерегали опасные моменты, выводили его из себя и
смеялись над ним, что даже в Германии отнюдь не считается признаком
хорошего тона. И если на лекциях Лиденброка всегда было много слушателей,
то это только потому, что большинство их приходило лишь позабавиться
благородным гневом профессора.
истинным ученым. Хотя ему и приходилось, производя опыты, разбивать свои
образцы, все же дарование геолога в нем сочеталось с зоркостью взгляда
минералога. Вооруженный молоточком, стальной иглой, магнитной стрелкой,
паяльной трубкой и пузырьком с азотной кислотой, человек этот был на
высоте своей профессии. По внешнему виду, излому, твердости, плавкости,
звуку, запаху или вкусу он определял безошибочно любой минерал и указывал
его место в классификации среди шестисот их видов, известных в науке наших
дней.
гимназиях и ученых обществах. Хемфри Дэви, Гумбольдт, Франклин и Сабин,
будучи проездом в Гамбурге, не упускали случая сделать ему визит.
Беккерель, Эбельмен, Брюстер, Дюма, Мильн-Эдвардс, Сент-Клер-Девиль охотно
советовались с ним по животрепещущим вопросам химии. Эта наука была
обязана ему значительными открытиями, и в 1853 году вышла в свет в
Лейпциге книга профессора Отто Лиденброка под заглавием: "Высшая
кристаллография" - объемистый труд in-folio [формат издания в 1/2
бумажного листа] с рисунками; книга, однако, не окупила расходов по ее
изданию.
посланника Струве, ценной коллекции, пользовавшейся европейской
известностью.
себе его наружность: мужчина лет пятидесяти, высокого роста, худощавый, но
обладавший железным здоровьем, по-юношески белокурый, глядевший лет на
десять моложе своего возраста. Его большие глаза так и бегали за стеклами
внушительных очков; его длинный и тонкий нос походил на отточенный клинок;
злые языки утверждали, что он намагничен и притягивает железные опилки...
Сущая клевета! Он притягивал только табак, но, правду сказать, в большом
количестве.
длиною равнялся полтуаза [туаз равен 1,949 м], и заметить, что на ходу он
крепко сжимал кулаки - явный признак вспыльчивого нрава, - то этих
сведений будет достаточно для того, чтобы пропала всякая охота искать его
общества.
наполовину из дерева, наполовину из кирпича, с зубчатым фронтоном; дом
стоял у излучины одного из каналов, которые пересекают самую старинную
часть Гамбурга, счастливо пощаженную пожаром 1842 года.
прохожим. Крыша на нем сидела криво, как шапочка на голове студента,
состоящего членом Тугендбунда; отвесное положение его стен оставляло
желать лучшего, но в общем дом держался стойко благодаря древнему вязу,
подпиравшему его фасад и весной касавшемуся своими цветущими ветвями его
окон.
содержащимся в нем и содержимым, был его полной собственностью. К
содержимому следует отнести его крестницу Гретхен, семнадцатилетнюю
девушку из Фирланде [местность близ Гамбурга], служанку Марту и меня. В
качестве племянника и сироты я стал главным помощником профессора в его
научных опытах.
моих жилах текла кровь минералога, и я никогда не скучал в обществе моих
драгоценных камней.
несмотря на вспыльчивый нрав его владельца, потому что последний, хотя и
обращался со мною несколько грубо, все же любил меня. Но этот человек не
умел ждать и торопился обогнать даже природу.
гостиной отростки резеды и вьюнков, и затем каждое утро регулярно, не
давая им покоя, он теребил их листочки, чтобы ускорить рост цветка.
повиноваться. Поэтому я поспешил в его кабинет.
2
царства, снабженные этикетками и разложенные в полном порядке по трем
крупным разделам минералов: горючих, металлических и камневидных.
вместо того чтобы бездельничать с товарищами, находил удовольствие в том,
что сметал пыль с этих графитов, антрацитов, лигнитов, каменных углей и
торфов! А битумы, асфальт, органические соли - как тщательно их нужно было
охранять от малейшей пылинки! А металлы, начиная с железа и кончая
золотом, относительная ценность которых исчезала перед абсолютным
равенством научных образцов! А все эти камни, которых достаточно было бы