мола.
лед на нашем канале - это все равно что мостовая, шоссе, улица!..
Иначе наслаиваться начнет.
стало больно.
его недуге. Врачи думали, что сам он не догадывается об истинном диагнозе,
но Ходов знал все, знал, что рак не даст ему пощады. Если медицина
бессильна, то заменить ее может только воля. Так думал Ходов и, не разрешая
болезни сломить себя, держался, молчал.
какого напряжения ему стоило быть всегда четким, ровным, сухим.
строителей ледяного мола был для Ходова тем кислородом, который поддерживал
силы больного.
помощников Ходова, готова была надломиться и его воля. Он понял, как близок
конец. Но Василий Васильевич все еще не сдавался, крепился, скрывал.
своих помощников, чтобы объявить им об этом. В присутствии других он никогда
не морщился от боли. Лишь спазмы перехватывали горло, и голос тогда был
особенно скрипуч.
уничтожения нашего сооружения, поскольку оно уже выполнило свою
экспериментальную роль. Как ни тяжело, но надо быть готовым к тому, что нам
не разрешат и дальше служить препятствием для нормального судоходства в
полярных морях.
Сметанкин поймет, что если лед вскроется хоть осенью, то по годовалому льду
в нашем канале ледоколы смогут водить суда круглый год!
обходится дорого. Мы имели задание построить опытное сооружение - провести
грандиозный опыт по созданию незамерзающей полыньи. Только наша страна могла
позволить себе эксперимент такого масштаба. Опыт, к сожалению, не дал
желанных результатов.
Александр Григорьевич! - обратился за поддержкой к океанологу Алеша.
губу.
Однако не следует думать, что это обстоятельство уменьшает ответственность
всех нас, строителей, проектировщиков и некоторых, несущих ответственность
особую...
взгляд, но Ходов смотрел не на него, а на Александра Григорьевича Петрова.
Алеша только что рассердился на дядю Сашу, но теперь он встревожился. Он
вдруг впервые заметил, сколько прибавилось у того седины в бороде.
Григорьевич, но не как парторга стройки, а как ученого-океанолога, своим
заключением повлиявшего на решение строить мол вопреки некоторым другим
мнениям.
голосом сказал:
же заключение.
жестко сказал он. - Получена радиограмма, вызывающая научного консультанта
стройки океанолога Петрова в Москву, к товарищу Волкову. Там же спросят
ответ и с меня.
себя, только на себя одного.
летчик Росов, обслуживающий стройку, доставит вас. Постарайтесь получить все
необходимые инструкции. Росова не задерживайте.
спину, пока за ним не закрылась дверь. Выйдя на палубу, Александр
Григорьевич увидел настороженно смотрящую в небо Галю.
Росова.
Аральского моря.
безводный год вода не поднималась по каналам и убогий участок за их домом
выгорал. Вода означала жизнь. Недаром киргизы говорили: "Земля кончается
там, где кончается вода", а туркмены - "Вода дороже алмаза". Сергей
Леонидович с детства привык относиться к воде, как к величайшей
драгоценности. Он прошел суровую школу борьбы. Вступив в партию сразу же
после Великой Октябрьской революции, он воевал в сухих астраханских степях,
позднее бил басмачей в песках среднеазиатских пустынь. Жизнь все время
сталкивала его с огромными просторами плодороднейшей земли, лишенной воды.
Мечта дать земле воду владела им, рядовым красноармейцем.
окончания гражданской войны, после ликвидации басмачества попал он, кавалер
ордена Красного Знамени, на рабфак.
инженера Демченко, еще в прошлом веке говорившего о возможности
"использования воды сибирских рек для изменения климата Арало-Каспийской
низменности". В царское время эта мечта инженера казалась бредом.
ознакомился с проектом Букенича, предлагавшего в 1920 году повернуть Иртыш,
чтобы он прошел через Тургайский перевал. Тысячелетия назад поднялся этот
перевал и изменил ток сибирских рек. За новым водоразделом остались сухие
древние русла, которыми можно воспользоваться.
повернуть Обь и Енисей, чтобы они впадали в Каспийское море.
работал на Днепрострое, потом в Ферганской долине на народной стройке
канала. Особенной радостью для него было участие в экспедиции, исследовавшей
бассейны рек Оби и Енисея.
разработать грандиозный замысел поворота сибирских рек.
именной маузер, полученный за храбрость, и явился в военкомат. Однако
пришлось вернуться домой. Его боевой пост был там, где он работал.
приволжские степи, карандаш инженера Карцева чертил на карте, похожей на
штабную, линии каналов, которые должны были напоить водой эти степи. Когда
бои шли за Днепр и гитлеровцы, поспешно отступая, взрывали плотину первенца
социализма - Днепрогэса, Карцев преграждал реку Обь сорокакилометровой
плотиной высотой в семьдесят восемь метров. Там должна была возникнуть
мощнейшая в мире гидростанция, равная десяти Днепрогэсам. Поднятая плотиной
Обь разливалась по карте, затопляя болота и тундры. Карцев обводил контуры
будущего Сибирского моря, площадью больше, чем Азовское и Аральское моря,
вместе взятые, где должно было появиться рыбы больше, чем в Каспии. Другая
плотина намечалась на Енисее. Ей предстояло на сто десять метров поднять
уровень Енисея, повернуть великую реку вспять, чтобы воды ее по
девятисоткилометровому каналу, четыреста метров шириной по дну и сто метров
глубиной, прошли через Тургайский перевал и по древним руслам и поймам,
шириной от восьми до восьмидесяти километров, дошли до Аральского моря. Эти
воды должны были принести жизнь в пустыни.
древним узбоям через Аральское море, направляя их к устью Аму-Дарьи. Отсюда
будет прорыт канал, по которому часть вод Аму-Дарьи направится в пески
Черных барханов. Но с приходом вод Енисея Аму-Дарья может отдать все свои
воды Хорезму. По каналу потечет Енисей, который будет впадать в Каспийское
море, не давая ему высыхать. По пути он будет орошать Черные барханы. Но для
этого его вода, пройдя через Аральское соленое море, должна остаться
пресной. И Карцев перечеркивал Аральское море. Его или перепашут, отведя
енисейскую воду в сторону, или превратят в пресное проточное озеро. Море
становится соленым из-за солей, которые несут в него реки. Вода испаряется с
поверхности моря, а соль остается. Если Арал станет проточным, соленость его