Чтение 109–й страницы книги ~Пылающий остров~

- Вы правы, - сказал Молния. - Без электронных машин не обойтись.

- Все дело в программе вычислений. В моем случае машина получила
цифры: триста сорок семь и девятьсот восемьдесят шесть.

- Я могу изменить прицел. Промах не играет сейчас роли.

Василий Климентьевич нахмурился.

- Сейчас, может быть, и не играет. Но мы с вами ведь собирались
взорвать остров Аренида. Точность прицела решает в таком случае все.

- Какие будут приказания? - сухо спросил Молния.

- Что ж, проверим? Тогда, товарищ майор, будьте любезны изменить
прицел.

С безразличным видом Молния подошел к аппарату и отдал
распоряжение.

Пока ждали сигнала готовности, все молчали.

Кленов, растопырив локти, хмуро смотрел в пол. Наконец сигнальная
доска засветилась. Министр взглянул на Молнию.

- Огонь!

- Есть огонь! - Молния нажал кнопку.

Задрожали стены. Пол под ногами заколебался. За окном взметнулись
тучи песка.

Министр указал глазами на экран.

В первое мгновение ничего нельзя было разглядеть. Потом стала
отчетливо вырисовываться Земля, словно видимая с громадной высоты. С
непостижимой быстротой она сначала превратилась в вогнутую чашу, с
одного конца которой виднелось море. Потом чаша эта, постепенно
поворачиваясь и удаляясь, стала закругляться с краев, превращаясь в
шар.

Молния, Кленов и министр переглянулись. Они видели земной шар,
который благодаря полету снаряда заметно поворачивался. Сквозь
просветы между облаками угадывались неясные очертания материков и
морей.

В немом молчании смотрели люди на чудесный экран телевизора,
принимавшего передачу со снаряда.

Люди потеряли счет времени. Тяжело дыша, они не отводили от
экрана взоров.

Вместе со снарядом неслись они сейчас в верхних слоях
стратосферы.

Наконец все заметили, что земной шар стал расти, по-прежнему
продолжая поворачиваться. Он становился все больше и больше. Скоро всю
видимую площадь стала занимать вода, походившая на ослепительную
эмаль.

- Тихий океан, - спокойно произнес министр и вынул из бокового
кармана трубку.

Внезапно в самом углу экрана появилась светлая точка. Постепенно
она стала расти и шириться. Она походила на огонь электросварки,
только кровавого цвета.

Очень быстро огненная зона захватила весь экран. На него стало
больно смотреть.

Вдруг в центре появилось что-то фиолетово-черное, и все сразу
исчезло.

- Все, - сказал министр, раскуривая трубку.

- Есть попадание! - сказал Молния. - Признаю свой расчет
неверным. Верен ваш, товарищ уполномоченный правительства. Прошу
отстранить меня.

Министр пристально посмотрел на Молнию.

- Просишь? А еще военный! Прошлый раз я тебя как будто не
спрашивал... - И министр выпустил клуб дыма.

- Теперь надо... м-да!.. Второй. И если все будет в порядке,
тогда уж, благословясь, и залп...

Министр спрятал в карман книжку, которую держал все время в
руках, и дал предупредительный сигнал по строительству. Потом
посмотрел пристально на Молнию:

- Огонь!

- Есть огонь! - ответил тот и нажал кнопку.

Только на секунду появилась на экране Земля. В следующий момент
все исчезло.

Молча смотрели люди на пустой экран.

Спустя несколько секунд страшный огненный вихрь пронесся над
строительством.

Затряслась центральная будка управления. Повалилась одна ее
стена. Кленов, министр, Молния лежали на полу...

Снаряд разорвался, едва вылетев из орудия.

Через минуту Сергеев и полковник поднялись, но старый профессор
так и остался лежать, подогнув острые колени и вытянув жилистую шею.
Ртом он судорожно ловил воздух. Мертвенная, зеленоватая бледность
покрыла его лицо. Из-под прикрытых век виднелись только белки.

Василий Климентьевич опустился на колени, стараясь расстегнуть у
Кленова воротничок.

Глава II. ИСПОЛНЕНИЕ ЖЕЛАНИЙ

После неудачного испытания снарядов с заменителем профессор
Кленов вместе с Василием Климентьевичем вернулся в Москву.

Переоценив свои силы, Кленов рассчитывал помочь Марине в
получении нужного изотопа радия-дельта. Однако сразу же по приезде
старый профессор занемог и не выходил из своей комнаты. Лечь в
больницу он наотрез отказался.

Но оставаться в стороне от общей борьбы он не хотел. И днем и
ночью он лежал в постели с наушниками на голове, настроив
чувствительный радиоприемник на "обратную волну Матросова".

Конечно, можно было воспользоваться и репродуктором, но наушники
выключали Кленова из всего окружающего, переносили в многоголосый мир
эфира.

Кленов знал, что на аппаратуре обратной волны дежурства ведутся и
без него, но он одержим был идеей первым поймать сигналы созданного им
радиопередатчика отраженной волны.

Кленов не открывал штор, и дневной свет почти не проникал в его
комнату. В полумраке виднелся стол, так заваленный книгами, что на нем
мог с трудом поместиться листок бумаги. Надо бы прибрать, да нет сил,
а главное, времени. Кресло, стулья, шахматный столик... Всюду стопки
книг. Не успевал все прочитать, а заведено было не класть книгу в
шкаф, пока не просмотрена. Теперь все равно не успеть даже
перелистать.

Доктор потом разберется, передаст в библиотеки. Уж очень он
качает головой, когда выслушивает своего "аллигатора".

Когда Кленов лежал на боку, ему была видна стена с картинами. Он
начал коллекционировать их еще в Соединенных Штатах. Профессор Вонельк
приобретал только картины русской природы, нарисованные
преимущественно Левитаном. Каких ухищрений стоила ему заблаговременная
пересылка их в СССР!

Особенно близки были ему картины, где на фоне неба виднелись
верхушки деревьев или где в небе плыли облака.

Улетевшее облачко!.. Оно улетело из жизни много лет назад, а
вместе с ним и способность любить.

Странно думать, что в студенческие годы у него были друзья, что
он сочинял стихи о любви. Что же так неузнаваемо изменило его, сделало
нелюдимым и аскетом?

Жизнерадостный, влюбленный, наивно мечтающий о прекращении войн,
Кленов погиб вместе с Мод во время взрыва в Аппалачских горах. И он
еще раз погиб, утонув вместе со своими иллюзиями в Атлантическом
океане, когда моторный бот был потоплен японской подводной лодкой.

Спасенный в море Вонельк был уже другим. Он принял чужое имя и
весь сосредоточился на сокрытии от Вельта своей тайны. Имитировав
потерю памяти, он начал жизнь сызнова. Никто не догадался, что
необыкновенный студент потому в полтора года окончил Корнель-ский
университет, что был уже профессором. И Джону Аллену Вонельку не так
трудно было вскоре действительно стать профессором Корнельского
университета. Никто не знал, как страдал он в добровольном своем
изгнании, лишенный друзей и родины, нося выдуманный им крест служения
человечеству.

Однажды он побывал на съезде ученых. С волнением вступил он на
Европейский континент - Россия была совсем близко! Он ходил по Парижу,
смотря на резвившихся детей, и думал, что они своей жизнью обязаны
ему, умевшему молчать... Он смотрел на собор Парижской богоматери,
входил внутрь, платил суетливой монашке монету за право любования
мрачной колоннадой. А уходя, оглядывался назад - на прямоугольные
башни, на загадочные химеры, украшавшие фасад, и думал: Гюго прославил
все это, а он сохраняет тем, что молчит, и безумное человечество не
может взорвать, развеять по ветру Париж вместе с его памятниками
искусства. Он шел в Лувр и как хозяин обходил залы. Все это существует
благодаря ему. Вот бархатный зал со скамейками по стенам. Посередине,
выделяясь на темнобархатном фоне, великолепная статуя Венеры
Милосской... Никогда ни одна копия не производила на Кленова такого
впечатления, как эта, чуть изъеденная с поверхности временем, но
полная обаяния, красоты и древности статуя... Ее тоже спасает он,
Кленов, для потомков... Пусть никто не знает о нем, пусть никто не
подозревает, что это он сохраняет и эту статую, и все остальное... Ему
не надо признания и благодарности!