Чтение 3–й страницы книги ~Сильнее времени~

потому малопонятном для гостьи.

К Вилене, раскачиваясь, будто с непривычки, подошел Костя. Она
спросила:

- Отец? - имея в виду радиограмму из Вечного рейса.

Костя замотал головой, потом сказал полушепотом:

- Кажется... разумяне! - и сделал круглые глаза.

Вилена не знала, верить или нет? Костя такой шутник! Кроме того,
голос отца Арсения - пусть из непостижимой дали - все же был ей ближе
и понятнее, чем межзвездные сигналы разума.

- Удалось записать, - с нарочитой хрипотцой шептал Костя, косясь
на Шилова. - Теперь растянем запись, как резину, в миллион раз.
Замедлим сигнал "до мычания".

Вилена уже знала со слов профессора Шилова, что его ученики на
этот раз брали с собой новую машину, записывавшую на "молекулярном
уровне". Если на обычной магнитной ленте запись - намагничивание
крупинок, то на новой машине - смещение молекул. Как это происходит,
Вилена не очень поняла и постеснялась расспросить. Оказывается,
симфонию Бетховена можно уложить в доли секунды и записать на этой
машине. Профессор Шилов даже вспомнил слова крупного ученого и
музыканта конца двадцатого века о том, что если бы на Земле появились
представители других планет и их в течение часа надо было бы
познакомить с человечеством, то лучше всего было бы исполнить им
девятую симфонию Бетховена.

Вилена, едва Арсений, закончив разговор с Шиловым, подошел к ней,
спросила:

- А если вы записали в космосе какую-нибудь девятую симфонию их
Бетховена?

Арсений улыбнулся, крепко сжав обе руки Вилены:

- А что? Может быть. Стоит послушать... - И обернулся к Шилову: -
Игнатий Семенович, а не взять ли нам в обсерваторию для прослушивания
музыкального консультанта?

Шилов замялся. Ему было неприятно, что к нему в обсерваторию
Вилену пригласил не он, а Ратов. Вежливо улыбаясь, он сказал:

- Если у Вилены Юльевны пробудился интерес к нашим исследованиям,
то милости просим. Я всячески стараюсь приобщить ее к нашим тайнам.
Лишь бы ей не стало скучно. Придется без счету раз, до полного
изнеможения прослушивать записанный импульс сигнала, чтобы найти
подходящую скорость воспроизведения.

- Так мы уже сто раз пробовали, - вмешался Костя. - Слушали,
слушали и нащупали.

Шилов колебался недолго. Ему и самому не терпелось познакомиться
с этими сигналами. Он согласился ехать с радиоастрономами-космонавтами
и Виленой прямо в обсерваторию.

Ехали на турбобиле, который вел Шилов, охватив лоб обручем
управления. Биотоки его мозга воспринимались послушной машиной, и она
набирала скорость и поворачивала в нужную сторону, тормозила,
останавливалась и вновь пускалась в путь без участия каких-либо
рычагов.

Всю дорогу Костя без умолку болтал о том, как в различных
фантастических романах прошлого представляли инопланетян: и вроде
людей, и похожих на осьминогов, в виде жидкости и даже плесени на
скалах...

Турбобиль подъехал к трехэтажному зданию обсерватории с
колоннами, как в старинных помещичьих усадьбах на полотнах художников,
и с чудесным парком, очень понравившимся Вилене.

Ученые и Видена не пошли по парадной лестнице, а сразу спустились
вниз, войдя через боковой вход в "лабораторию тишины". Она была
отгорожена звуконепроницаемыми перегородками от всего мира.
Чувствительные приборы могли улавливать здесь звуки, недоступные им
снаружи.

Профессор Шилов за напускной торжественностью скрывал волнение,
чего-то стыдился, бросал ревнивые взгляды на Вилену с Арсением. Держа
свою седую голову даже выше обычного, он подошел к шкафу, смотревшему
на него глазами-циферблатами, как звездный житель из рассказов Кости,
осторожно поместил внутрь катушку. Пригласил всех сесть.

Вилена опустилась на удобный диван, но, по привычке пианистки, не
коснулась его спинки. Поэтому она выглядела настороженной, что совсем
не вязалось с ее полузакрытыми глазами.

Она ждала музыки, хотя Шилов предупредил ее, что звуков в обычном
понимании не будет.

- То, что вы услышите здесь, - сказал он ей негромко, - все-таки
всего лишь условный прием изучения радиосигналов, замедленных до
звуковых частот.

И тем не менее, когда шкаф зазвучал, для Вилены "лаборатория
тишины" наполнилась именно звуками! Она не могла их иначе
воспринимать.

Ей представилось, что звучит орган. Только звуки, в противовес
обычным, как бы собирались отовсюду и обрывались в источнике звучания.
Вилена не могла избавиться от ощущения потусторонности того, что
слышит. Она покосилась на Арсения. Тот слышал эти звуки не в первый
раз, но сидел, как и она, напряженно, не касаясь мягкой спинки, чуть
наклонив массивную голову и уставившись взглядом в звуконепроницаемую
панель бетонной стены.

Вилена зажмурилась, слушая одновременно и звуки и незвуки. Она
чувствовала чье-то настроение, угадывала непонятную печаль, старалась
проникнуть в причудливую вязь чуждой гармонии.

Необыкновенная "музыка" захватывала ее, подчиняла себе, внушала
нечто чужое и далекое...

И вдруг с поразительной отчетливостью защелкал соловей. Вилена
даже вздрогнула, открыла глаза: те же стены, тот же напряженный
Арсений, рядом Костя, развалившийся в мягком кресле, Шилов со
взглядом, устремленным в потолок из пористого материала, чем-то
похожего на клубящиеся кучевые облака.

Соловью ответил другой, потом третий. И сразу целый хор
несуществующих пичуг залился на разные голоса. Они то собирались
вместе в могучем звучании, то рассыпались бисерными трелями. А орган,
вбирающий в себя звуки, продолжал греметь.

Наконец, звуки, не бывшие звуками, смолкли. Запись кончилась.

- Все-таки ради чего сооружена в космосе глобальная радиоантенна,
как не для этого! - патетически возвестил профессор Шилов.

- Звучная клинопись, - определил Костя.

- И все-таки надо пока воздержаться от выводов, - внушительно
сказал Игнатий Семенович, выключая аппаратуру. - Не следует обольщать
себя надеждой на разумность того, что мы услышали. Как известно,
солнце тоже "поет". От него к Земле летят мириады частиц. В этой самой
комнате наши приборы "щелканьем соловьев" не раз воспроизводили полет
солнечных корпускул. Звуки в этих случаях вполне условны, как я и
предупреждал нашу гостью. Все-таки я надеюсь, ей было интересно
познакомиться с нашей будничной работой. - И он поклонился Вилене.

- Что вы! - воскликнула она. - Разве будни? Праздник!

Вилена, не желая мешать ученым, собралась уходить.

Арсений хотел проводить ее, но она воспротивилась. Даже Шилов
остался с учениками, увлеченный их "добычей".

Лишь через несколько дней Арсений появился у Ланских. Его
приветливо встретила бабушка Вилены, Софья Николаевна, бывшая актриса,
очень гордившаяся, что в ее роду была знаменитая артистка Иловина. Как
и она, Софья Николаевна не осталась на сцене играть старух, следила за
собой; была подтянута и стройна, всякий раз радуясь, когда ее со спины
принимали за молодую.

- Вот остаток твоего звездного богатыря, - объявила она Вилене,
вводя к ней гостя.

- Останься, бабуля, - попросила Вилена. - Я сейчас позову всех.

- Аншлаг! - улыбнулась бабушка. - У нее для вас сюрприз.

Арсений поднял брови.

Вилена не ахала по поводу его изможденного вида и не объясняла
своего замысла. Она вышла из комнаты.

- Что это вы так загримировались под голодающего тысячелетней
давности? - продолжала шутить Софья Николаевна. - Или для полета ваш
вес слишком велик?

- Признали так в свое время. Когда просился в космонавты. Как
радиоастронома теперь терпят. Похудеть есть отчего.

- Да уж знаю. Вилена проболталась.

- Секрета нет. Напротив. Чтобы разгадать смысл звучания, его всем
надо знать.

Вошла Вилена с отцом, матерью и Авеноль.

Юлий Сергеевич Ланской, профессор математики и руководитель
Кибернетического центра, брил голову, ростом был ниже Вилены, мелкими
чертами лица удивительно походил на дочь.

Мать Вилены, Анна Андреевна, казалась большой и рыхлой. Но
головка у нее была словно от другой, прелестной женщины. Младшая дочь,
Авеноль, голова у которой была, как у матери, казалась по сравнению с
ней тростинкой.

Девочка обрадовалась Арсению.

Вилена усадила всех и села за рояль.

Арсений подумал, что будет показано что-нибудь, подготовленное к
музыкальному конкурсу.

Вилена заиграла.

Арсению трудно было даже представить себе, каких титанических
трудов и вдохновения стоила Вилене ее фантазия на "музыку небесных