Чтение 31–й страницы книги ~Сильнее времени~

микробы страшной болезни, чтобы найти против нее противоядие.

- Все мы свято чтим ее память. Но я предпочитаю, чтобы память обо
мне возможно позже поселилась в сердцах людей.

- По-моему, ты эм, а не человек! - вмешался Кузнецов. - Теперь я
понимаю, почему ты так здорово их переводишь.

- Моя мать и здесь пример. Поступлю, как она на Земле, - объявил
Арсений Ратов.

Он взял из конечностей эма нагрудник и, примерив его,
приготовился снимать шлем.

Толя Кузнецов с восторгом, а Каспарян с тревогой смотрели на
него.

- Лучше переводи, что он сейчас сообщает нам, - попросил Арсений.

Мудрый эм догадался о беспокойстве пришельцев и сообщил, что на
их планете все смертоносные организмы, жившие на суше и в воздухе, в
том числе и бесконечно малых размеров, давно исчезли.

- Он сказал, что эмы выращивают только те виды живого, которые им
нужны, - добавил Каспарян.

- Скот, что ли? Во всяком случае, он дает понять, что опасности
нет?

- Почему, почему? - рассердился Каспарян. - Откуда он может
знать, что опасно для нас? Он по себе судит?

- Хорошо, - проговорил Ратов. - Вам запрещаю снимать шлемы. А сам
попробую.

И Арсений снял шлем, затая дыхание, как ныряльщик. Потом надел
нагрудник.

Друзья с волнением смотрели на него. Он выпрямился и глубоко
вздохнул, как делал на помосте для поднятия тяжестей.

- Чудный воздух, - сказал он. - А ароматов сколько! Голова
кругом! Петь хочется! Жаль, не могу вам позволить...

Он повернулся к джунглям, потом к морю и все дышал, дышал, с
наслаждением втягивая в себя чужой, наполненный неведомыми запахами
воздух.

Толя Кузнецов стал умолять, чтобы Арсений позволил и ему сиять
шлем. Но Арсений был неумолим. Каспарян одобрил его.

Так Арсений Ратов, единственный из землян, ощутил чужую планету
во всей ее полноте.

Потом эмы отвели пришельцев в свой "муравейник", как впоследствии
выяснилось, жилое здание, состоящее из бесчисленных сот, служивших
эмам кельями. Стены в нем были живой, искусственно выращенной тканью.

Своеобразная цивилизация эмов, взяв контроль над природой
планеты, пользовалась только живыми машинами и устройствами, даже
материалы у них были такими же.

Исполинский, искусственно выращенный "глаз эма" не уступал
радиотелескопу обсерватории Шилова. Чтобы обойти его кругом вместе с
медленно шагавшим Эоэммом, друзья затратили около часа.

В одну из келий "живого здания" был введен зрительный нерв
гигантского глаза. К этому нерву и присоединил свою аппаратуру Ратов.
Эоэмм внимательно наблюдал за ним.

Эмы, вероятно, уже не в первый раз принимали этот космический
сигнал. Но он, построенный на чужой системе информации, был им
совершенно непонятен. Только люди могли догадаться, что информация
заключена не просто в радиоколебаниях, как "речь эмов", а в звуковых
"медленных" волнах, которые надо выделить из высоких радиочастот, как
это делают на Земле.

Когда Арсений перевел космический сигнал в звуки, настал черед
Каспаряна разгадать неведомый язык.

Это было совсем не так просто. И если когда-то в XX веке
электронно-вычислительная машина расшифровала язык майя за сорок
восемь часов, то сейчас Каспаряну, с его знаниями и опытом, с его
киберлингвистической машиной, в миллион раз более производительной (по
числу попыток в секунду), чем на заре развития кибернетики,
понадобилось все же несколько дней.

Результат работы был вершиной достижений лингвиста, но Каспарян
был мрачен. Лучше бы ему не переводить это послание!

"Умоляем вас, мудрые братья Вселенной, спасти подобный вашему
мир. Познание природы опередило развитие разума, и массовое
уничтожение одних братьев другими неизбежно. Превращение вещества в
энергию грозит уничтожением всей жизни. Только вмешательство извне
может спасти нас. Примите же этот сигнал бедствия!"

Кузнецов схватил Каспаряна за рукав скафандра. Голос его в
шлемофоне прозвучал хрипло:

- Генрих, признайся! Это был один из языков Земли? Это послано
после нашего отлета? Неужели Объединенный мир распался?

Лингвист пожал плечами:

- Мне неизвестен этот язык, хотя я знаю много земных.

- Как же тебе удалось расшифровать так быстро?

- Почему? Почему? Да потому, что понять звуковой язык этой
передачи куда легче, чем расшифровать на Земле "радиомузыку небесных
сфер".

- Значит, термоядерная война где-то неизбежна?

- Если не хуже, - вставил Арсений, слушавший через наушники
беседу друзей. - Очевидно, аннигиляция. Вещество и антивещество...
Отчаяние... Человекоподобная цивилизация...

- Хоть бы это была не Земля! - вздохнул Кузнецов.

- Об этом не тревожься. Как я понял Эоэмма, источник
радиоизлучения находится вблизи ядра Галактики. Сигнал оттуда шел сто
тысяч лет. В том мире сменились уже тысячи поколений.

- Или ни одного, - мрачно заметил Каспарян.

- Или ни одного, - согласился Арсений.

- Не могу в это поверить! - запротестовал Толя Кузнецов. - Разум
не может уничтожить сам себя.

- Самоубийство разума противоестественно, как и самоубийство
разумного существа, - сказал Арсений. - Но люди иногда кончали с
собой.

- Патологические случаи, один на сотни тысяч, - вставил Каспарян.

- Но и цивилизаций не сотни тысяч. Миллионы и миллионы. Норма
обусловлена отклонением от нормы.

- Ради одной только этой радиограммы космического бедствия нам
стоило сюда слетать, - сказал Кузнецов. - Какой урок людям мы
привезем!

- Для этого надо еще вернуться, - напомнил Каспарян.

Появившийся Эоэмм застал друзей в отведенной им келье
подавленными.

Арсений через свой аппарат радировал ему в глаза содержание
сигнала бедствия.

Мудрый эм остался равнодушным. Ничто не могло пробудить в нем
никаких чувств.

- Почему он не реагирует? Не понял? - волновался Толя Кузнецов.

- Нет, он прекрасно понял, - сказал Каспарян. - Он отвечает
сейчас, что Разум Вселенной не нуждается в Безумии. Великий закон
космоса, который познают эмы в общении с другими мирами, в
самоочищении. Он говорит, что Безумие кончает с собой и тем
самоустраняется. Разум Вселенной остается без Безумия и потому вечен и
непреложен. Вместе с тем в наших действиях Эоэмм обнаруживает
проявление Разума.

- Это трудно прочесть по его лицу, - отозвался Кузнецов.

Да, лицо Эоэмма было непроницаемо. Его безобразный хобот вяло
свисал и не шевелился.

Вскоре друзья заметили необычайное оживление в "муравейнике" и на
полянке перед ним, которую они видели из своей кельи через устройство
"окна дальности". Оно представляло собой тот же "глаз эма",
установленный снаружи, и зрительный нерв, который передавал
изображение в келью на глубину многих этажей.

По меткому определению Толи Кузнецова, каждый эм был как бы
радиоастрономом. Воспринимая глазами не только свет, но и радиолучи,
идущие из космоса, эмы должны были видеть небо не как люди - в
световых лучах, а в радиолучах.

- Не нравится мне эта суетня эмов, - сказал Каспарян.

- Может быть, они поражены все-таки сообщением о гибнущей
цивилизации и хотят ей ответить, - предположил Толя.

- Спустя сто тысяч лет? - усомнился Каспарян.

- Они не могут сигнализировать с помощью своего исполинского
"глаза", - сказал Арсений.

Его друзья знали, что передатчик требует в миллиарды раз большую
мощность, чем приемник. Поэтому людям было легче лететь сюда, чем
радировать.

Толя Кузнецов почти угадал. Эмы собирались отвечать на принятое
послание, но не ядру Галактики, а всем своим небесным корреспондентам,
информируя их о возможном уродливом пути развития цивилизации.

Разведчикам Земли привелось быть свидетелями сеанса космической
связи.

Но напрасно Ратов рассчитывал познакомиться с радиопередатчиком
невиданной мощности, сигналы которого сам принял на Земле. Передача
велась непостижимо простым образом.

Эоэмм, раскачиваясь, как пингвин, повел пришельцев на берег, где
впервые их встретили земляне.

- Так ли это? - говорил Каспаряи. - Если передатчик сооружен или
"выращен" эмами на берегу, то почему мы не заметили его. Куда ведет
нас этот саламандро-пингвин?

То, что разведчики увидели, превзошло их ожидания.