заставило Садлера отвернуться от окна, и он впервые ясно рассмотрел
попутчика.
сохранил роскошную гриву черных, без малейшего проблеска седины волос.
Лицо - очень уродливое, но при этом очень к себе располагающее. Глядя на
такое лицо, сразу чувствуешь, что перед тобой насмешливый, преисполненный
здравого смысла философ, этакий современный Сократ, достаточно далекий от
житейской суеты, чтобы любому человеку дать непредвзятый совет, но в то же
самое время ничуть не чуждающийся людского общества. "Золотая душа,
скрывающаяся под внешней грубой оболочкой", - подумал Садлер и чуть не
сморщился от пошлости этой избитой фразы.
догадывающихся, что это не последняя их встреча, очень напоминали сейчас
двух обнюхивающих друг друга собак. Затем Молтон улыбнулся; наморщившись,
его лицо стало почти таким же корявым, как пролетающий за окнами пейзаж.
правда, обычный - не в той стороне и без последующего дня. Жаль, что все
продлится каких-то десять минут - перевалив через гребень, мы снова
окунемся в ночь. И следующего, более правильного восхода придется ждать
две недели.
подряд?
сморозить такую глупость. Однако Молтон не стал смеяться и ответил вполне
серьезно:
на поверхность можно когда угодно. Некоторые даже предпочитают ночь -
земной свет создает у них романтическое настроение.
замолкли, наблюдая, как озаренные солнцем пики на несколько секунд
загородили половину неба, а затем побежали, быстро уменьшаясь, назад. Со
стороны Моря Дождей склон был гораздо круче; вагон быстро опускался, и
Солнце сперва превратилось из сверкающего ломтика в полоску, затем стало
крошечной огненной точкой - и потухло. Под самый конец этого
искусственного заката, за несколько секунд до окончательного погружения в
тень Луны, был потрясающий момент, который никогда не исчезнет из памяти
Садлера. Они двигались вдоль гребня, уже окутанного непроглядной тьмой,
однако путевой рельс, тянувшийся в каких-то метрах над поверхностью, все
еще был освещен последними лучами солнца. Казалось, что вагон мчится по
висящей в пространстве ленте пламени, созданной скорее каким-то
волшебством, чем технической изобретательностью человека. Затем наступила,
ночь, и все волшебство развеялось. В небе постепенно, одна за одной,
зажигались звезды - глаза Садлера начинали привыкать к темноте.
никогда не видел ничего подобного. Идемте в вагон - скоро будут кормить.
Все равно смотреть больше нечего.
солнца, снова вступил в свои права свет Земли, заливающий огромную, вечно
сухую равнину, так неточно названную в древности Морем Дождей. Зрелище не
такое яркое, как оставшиеся позади горы, но и от него перехватывало
дыхание.
смотреть.
тут и вправду отвыкли удивляться чудесам.
бы настоящим самоубийством. А навстречу поднималась призрачно-зеленая
равнина, огороженная по краю цепочкой невысоких гор - просто холмиков,
если сравнивать с горделивыми вершинами, оставшимися позади. А затем
горизонт снова сжался в непривычно узкое - как и должно быть на шаре, в
три с половиной раза меньшем, чем Земля, - кольцо.
подносы.
свое место. - Не очень-то экономично.
судить по бухгалтерским книгам, многие из здешних дел выглядят более чем
странно. Но к дороге это не относится, ее эксплуатация стоит совсем не
дорого. Оборудование служит практически вечно - ничто не ржавеет, не
портится. Профилактический ремонт раз в два года - вот, собственно, и вся
забота.
много нового, кое-что - на своей собственной шкуре.
чего он был приготовлен. По большей части Луна кормилась продукцией
гидропонных ферм, чьи огромные - конечно же, герметические - теплицы
раскинулись в экваториальных областях на десятки квадратных километров.
Похожее на говядину мясо было, вне всякого сомнения, синтетическим -
Садлер где-то слышал, что единственная местная корова роскошествовала в
зоопарке Гиппарха [один из лунных кратеров], нимало не рискуя превратиться
в бифштекс. Его необыкновенно цепкая память имела привычку ухватывать
такие вот клочки совершенно бесполезной информации и хранить их затем с не
меньшей тщательностью, чем что-нибудь действительно ценное.
проведенной доктором Молтоном церемонии знакомства они вели себя
достаточно дружелюбно и даже сумели несколько минут подряд не обсуждать
свою работу. При всем при том не вызывало никаких сомнений, что ученые
воспринимают и этого свалившегося вдруг им на голову бухгалтера, и его
миссию с некоторой тревогой. Садлер буквально видел, как они перебирают в
уме все свои расходы по работе и лихорадочно обдумывают, что отвечать в
случае возможных придирок. Разумеется, доводы их окажутся в высшей степени
убедительными и любая попытка найти перерасход будет встречена
развешиванием большого количества весьма научной лапши на уши и пусканием
не менее научной пыли в глаза. Со всем этим ему уже приходилось
встречаться, и не раз - но в более простой обстановке.
перегон пересекал Море Дождей почти по прямой, если не считать небольшого
объезда к востоку - трассировщики дороги не захотели прокладывать ее через
холмистую местность, прилегающую к огромной, окруженной отвесными стенами
равнине кратера Архимеда. Садлер уселся поудобнее, вытащил свои бумаги и
углубился в их изучение.
столике. Этот шедевр бюрократического искусства, аккуратно напечатанный в
несколько красок - чтобы выделить разные отделы Обсерватории, - вызывал у
Садлера сильное раздражение. Человек есть животное, изготавливающее орудия
- такое было, кажется, определение? Современного человека точнее будет
определить как животное, зазря изводящее бумагу.
распадается на три части, озаглавленные "Администрация", "Технические
службы" и "Обсерватория". Садлер поискал доктора Молтона - ну да, вот он,
конечно, в разделе "Обсерватория", прямо под "Научным руководителем", во
главе короткой колонки фамилий, помеченной надписью "Спектроскопия".
Уважаемый доктор имел шестерых ассистентов, с двоими из которых -
Джеймисоном и Уилером - Садлер только что познакомился. Как оказалось,
последний из пассажиров вагона совсем не принадлежал к ученой братии. Он
имел на схеме свой собственный, личный прямоугольник и не подчинялся
никому, кроме самого директора. У Садлера появились сильные подозрения,
что секретарь Уагнэл - весьма влиятельная в этих местах персона, и с ним
стоит сойтись поближе.
квадратиков и линий, когда кто-то включил радио. Садлер ничуть не возражал
против негромкой музыки, заполнившей салон - его способность к
сосредоточению могла совладать и с гораздо худшими помехами. Затем музыка
смолкла, после краткой паузы прозвучало "би-ип, би-ип, би-ип, би-ип,
би-ип, бип!" сигнала времени, а сразу следом - мягкий убаюкивающий голос
диктора:
соответствовал двадцати одному часу по Гринвичу. Передаем новости дня.
впечатление, что передачу ведет местная станция. Однако Садлер видел на
крыше вагона направленную в небо антенную тарелку и точно знал, что
слушает сейчас прямую трансляцию. Каждое из этих слов покинуло Землю чуть
больше секунды назад, они уже пролетели мимо Луны и мчатся дальше, в самые
глубины космоса. Кто-то услышит их через несколько минут - и даже часов,
если передачу примут корабли Федерации, находящиеся сейчас за орбитой
Сатурна. И этот голос Земли будет лететь и лететь, распространяясь все
шире и затихая, в те места, до которых человек не успел еще добраться, и
наконец где-то там, по пути к альфе Центавра, затихнет окончательно,
поглощенный неумолчным радиошепотом самих звезд.
по планетарным ресурсам закончилась полным провалом. Завтра делегаты
Федерации покидают Землю, а тем временем канцелярия президента выступила
со следующим заявлением...
заранее, что вот сейчас тебе на голову свалится кирпич - такое предвидение
ничуть не уменьшает силу удара, разве что дает возможность горестно
возгласить: "Ну вот, сбылись наихудшие мои опасения!" А попутчики? Как
они, понимают, насколько все это серьезно?
Молтон откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза; Джеймисон и Уилер