Пески Марса
1
кресле и заложил руки за голову с беспечностью, которая не внушила
бодрости пассажиру.
отсчитывающего секунды.
пишут такую чушь! Вредит делу.
рассказах. Тогда еще не было космических полетов. Мне приходилось
выдумывать.
смотрел, а до пуска оставалось две минуты.) - Наверное, занятно лететь
самому, когда вы столько раз об этом писали?
зрения пилота он понимал. Десятки его героев - и положительных, и
отрицательных - зачарованно смотрели на безупречную секундную стрелку,
ожидая, пока ракета рванется в бесконечность; а теперь (как всегда бывает,
если ждешь достаточно долго) реальность нагнала вымысел. Всего через
девяносто секунд это ждет его самого. Ничего не скажешь, занятно. Так
сказать, справедливо с литературной точки зрения.
стрелка должна была сделать еще один круг. - Только я бы на вашем месте не
хватался так за сиденье. Можете погнуть.
что теперь он не отрывает взгляда от приборов), - это было бы не так уж
приятно, если бы продолжалось подольше... А вот и горючее пошло. Вы не
волнуйтесь, при вертикальном старте бывают занятные вещи. Пускай кресло
мотается, как ему угодно. Закройте глаза, если так вам лучше. Потерпите. Я
говорю: по-тер-пи-те.
ускорение еще не превысило ускорения в скоростном лифте.
защитная пластина на панцире соскользнула в сторону. Свет был яркий, но не
такой невыносимый, как он ожидал, - только часть лучей просачивалась
сквозь темное стекло.
записывал в бортовой журнал. Было очень тихо, только время от времени
где-то фыркало, и Гибсону: это не понравилось. Он вежливо кашлянул,
извещая, что пришел в чувство, и спросил пилота, что это значит.
Температура там подскочила тысяч на пять градусов, а теперь они быстро
охлаждаются. Вам лучше?
Можно встать?
Держитесь за что-нибудь прочное.
он ждал всю жизнь. Он в космосе! Конечно, жаль, что он пропустил пуск, но
в статьях об этом можно умолчать.
Вскоре он понял почему. Он видел слишком много космических фотографий и
фильмов и знал, чего ждать. Облака, как им и полагалось, медленно
двигались вокруг земного шара. В центре суша и вода различались очень
четко, и бесчисленные подробности были прекрасно видны, а по краям диска
все терялось в плотной дымке. Даже прямо под ним многое было непонятно и
потому бессмысленно. Конечно, метеоролог очень обрадовался бы, увидев
отсюда, сверху, естественную карту погоды; но почти все метеорологи и так
сидели на космических станциях, и под ними открывался вид не хуже этого.
Скоро Гибсон устал искать города и другие плоды человеческой деятельности.
Противно было думать, что за столько тысячелетий человеческая цивилизация
не сумела существенно изменить то, что он видел сейчас.
много, но все они казались бледными, тусклыми призраками той сверкающей
россыпи, которую он думал узреть. Он знал, что виновато темное стекло, -
защищая от солнца, оно похитило красоту звезд.
оправдались - приятно было знать, что ты сможешь парить, стоит тебе
оттолкнуться пальцем от стен; хотя места для смелых экспериментов явно не
хватало. Теперь, когда изобрели специальные таблетки и космическая болезнь
отошла в прошлое, невесомость стала прекрасной, как в сказке. Он был этому
рад. Как страдали его герои! Он вспомнил первый полет Робина Блейка в
полном варианте "Марсианской пыли". Эту книгу он писал под сильным
влиянием Лоуренса. (Интересно бы как-нибудь составить список авторов, под
чьим влиянием он не находился.)
процессов. И вот Гибсон совершенно сознательно решил сразиться с ним его
же оружием. Он посвятил целую главу космической болезни, описал все ее
симптомы: сперва тебя подташнивает, но тошноту еще можно подавить усилием
воли; потом тошнит нестерпимо; потом выворачивает наизнанку; и, наконец,
наступает спасительное изнеможение. Эта глава была истинным шедевром
сурового реализма. К сожалению, осторожные издатели заставили ее изъять.
Он так много над ней работал; когда он писал, он действительно пережил все
эти ощущения. Даже теперь...
медицинские испытания, и, несомненно, ему на Земле сделали все прививки.
Должно быть, нервное...
космической Станции. - Кто мне вымоет кабину, вот что я хочу знать!
всего Мартину Гибсону, который смутно различал белые стены, маячившие по
сторонам. Вес медленно увеличивался, ласковое тепло разливалось по рукам и
ногам. Наконец Гибсон понял, где он. Он был в больничной палате; и мягкое
тепло инфракрасных ламп прогревало его насквозь.
подводили.
сильное воображение, а я стал думать о симптомах космической болезни -
конечно, совершенно отвлеченно, - и не заметил, как...
Землю. Забудьте о таких штуках, если собираетесь на Марс. Иначе месяца
через три от вас ничего не останется.
последнего часа уходили в прошлое.
духовки, пока я не испекся.
космосе, чувствовать свой вес. Он вспомнил, что Станция-1 вертится вокруг
оси, жилые отсеки построены на внешних стенах и центробежная сила создает
иллюзию невесомости.
возвращаться нельзя. Дело не только в уважении к себе - если он вернется,
это пошатнет его литературную репутацию. Он вздрогнул, представив себе
заголовки: "Гибсон вернулся!", "Автор книг о космосе - жертва космической
болезни!". Даже в литературных еженедельниках его продернут, а в "Тайм"...
нет, и подумать страшно!
часов. Я вас отправлю в камеру невесомости и посмотрю, как вы там
справитесь.
здоровяком, и до сих пор ему не приходило в голову, что путешествие может
оказаться не только неприятным, но и опасным. Легко смеяться над
космической болезнью, когда мы сами ее не испытали!
находилась в двух с лишним тысячах километров от Земли и делала вокруг нее
виток за два часа. Это была первая ступенька на пути к звездам. Хотя
технически она уже не была нужна, она сильно удешевляла космические
полеты. Все рейсы на Луну и на планеты начинались отсюда. Атомные
космолеты забирали тут земной груз. Ракеты на химическом горючем связывали
Станцию с Землей - закон запрещал атомным космолетам подходить к Земле
Максимов Альберт
Корнев Павел
Лукин Евгений
Володихин Дмитрий
Жюль Верн
Шилова Юлия